Майкл Ридпат - Последний проект
– Но без поддержки руководства компании вам все равно не обойтись, – сказал я. – Без Генри Кана «Бостонским пептидам» грош цена.
Как и без Лайзы, вполне мог добавить я.
– Они получат сладкий кусок. Просто пока мы хотим держать их подальше от переговоров. Поэтому очень важно, чтобы ты ничего не говорил об этом Лайзе.
– Понимаю, что связанную с возможной ценой сделки информацию следует держать в тайне, – сказал я. – Но, может быть, мне все же будет позволено сообщить об этом моей жене?
– Нет! И еще раз – нет, – заявил Арт, наклоняясь вперед. – Особенно в данном случае. Это будет означать как непрофессиональное поведение, так и отсутствие лояльности по отношению к своей фирме. Я специально говорил с Джилом на эту тему, и он целиком разделяет мою озабоченность.
– Хорошо, – сказал я, судорожно проглотив невесть откуда взявшуюся слюну. – Я все понимаю.
– Мы намеревались держать тебя от этого дела как можно дальше, – продолжил Арт, снова откидываясь на спинку своего удобного кресла. – Но в такой крошечной фирме, как наша, оставить тебя в полном неведении просто нереально. Кроме того, это вовсе не наш стиль. Но прошу держать при себе всё, что ты здесь услышишь. О’кей?
– Понимаю, – повторил я, обратив внимание на то, что он не упомянул о предстоящей в два часа дня презентации.
Что же, раз он не нашел нужным это сделать, я тоже промолчу.
– Вот и отлично. Попроси Даниэла заглянуть ко мне.
Поняв, что меня отпускают на свободу, я вышел из кабинета Арта.
10
«Био один» располагалась совсем рядом с Массачусетским технологическим институтом, занимая сравнительно небольшое, но сверкающее стеклом и сталью здание, чуть позади своих более крупных собратьев в сфере биотехнологий – компаний «Гензим» и «Биоен». Кендалл-сквер был весьма престижным местом для небольшой компании, однако Арт, Джерри Петерсон и Эневер считали, что тратят деньги не зря. Даниэл, который, как известно, обожает цифры, совсем напротив, утверждал, что рентные платежи привносят хаос в финансовые дела фирмы. Однако по большому счету это никого не беспокоило. Все знали, что как только лекарство от Болезни Альцгеймера получит добро, доллары в карманы фирмы потекут широкими потоками.
Мы с Джоном отправились на презентацию вместе и опоздали на пару минут. Система безопасности в «Био один» выглядела весьма впечатляюще. В вестибюле здания толпились охранники в черных униформах, все двери были оборудованы считчиками электронных пропусков-карт, и повсюду виднелись надписи, запрещающие вход. Создавалось впечатление, что все пути в здании были перекрыты. Нам выписали временные удостоверения личности и проводили в приемную, где уже находилась небольшая группа людей. Это были Джил, Арт, Рави, Даниэл и крошечная, коротко стриженная шикарная дама в огромных очках. Даме было под сорок, звали её Линетт Мауэр и она являлась крупнейшим инвестором фирмы.
Подобно большинству венчурных компаний, наша фирма собственные средства не вкладывала, управляя вместо этого несколькими фондами, деятельность каждого из которых планировалась примерно на десять лет. Мы закончили формирование трех первых фондов и надеялись в следующем году собрать средства для четвертого. Средства в эти финансовые организации поступали от таких учреждений, как страховые компании, пенсионные фонды или от отдельных лиц и семей. «Ревер» за свои организационные усилия получала отчисления в размере 20% прибыли. Линетт Мауэр занимала пост Главного специалиста по инвестициям в «Бибер фаундейшн» – мощном, семейном финансовом предприятии, являющимся основным донором для всех наших фондов. Джил, вне сомнения, притащил даму в «Био один» лишь для того, чтобы еще раз продемонстрировать нашу фирму-звезду во всем её блеске.
Увидев меня, Арт нахмурился и прошептал что-то на ухо сидящему рядом Джилу. Джил бросил на меня короткий взгляд, и они перекинулись несколькими словами. Ладонь Джила спокойно лежала на руке Арта. Я же топтался в центре приемной, не зная, как поступить. Заметив мою растерянность, Джил произнес:
– Саймон, Джон, привет. Присаживайтесь. Мы ждем появления Джерри Петерсена и доктора Эневера. Вы знакомы с Линетт Мауэр? Линетт, разрешите представить вам Джона Шалфонта и Саймона Айота – наших двух блестящих сотрудников.
Мауэр послала нам дружескую улыбку, и её улыбка, помноженная на общее обаяние Джила, сняла возникшее было напряжение. Но мне было ясно – видеть меня здесь Арт не желал. Круто.
В приемной появилась модно одетая женщина и повела нас по коридорам, то и дело демонстрируя свое удостоверение личности подмаргивающим зеленым огонькам. На пути нам встречались служащие фирмы в хорошо отутюженных рубашках с галстуками или в белоснежных халатах. Все они шагали быстро и очень деловито. Направо и налево от основного пути отходили коридоры, ведущие, видимо, к лабораториям, где протекали таинственные биохимические процессы. Вся эта обстановка разительным образом отличалась от той хижины, где во славу «Бостонских пептидов» трудилась Лайза. В конце концов мы добрались до дверей, на которых значилось: «Д-р ТОМАС Е. ЭНЕВЕР, ТЕХНИЧЕСКИЙ ДИРЕКТОР». Женщина постучала, открыла дверь и пригласила нашу группу пройти в помещение. У входа нас встретили два человека. Одного из них я узнал сразу. У него были серебристая шевелюра и моложавое, свежее лицо, а одеяние состояло из рубашки с открытым воротником, светлых хлопчатобумажных брюк и мягких туфель яхтсмена. Короче говоря, у него был облик типичного преуспевающего предпринимателя из окрестностей 128-ой скоростной дороги. Как вы уже, наверное, догадались, это был Джерри Петерсен, – президент компании «Био один» и закадычный дружок Арта.
Второй человек был длинным и тощим. То, что оставалось от его волос, было при помощи бриолина аккуратно зачесано на высокий коричневый лоб. У него было узкое, длинное, рассеченное глубокими морщинами лицо. Белую сорочку мужчины украшал галстук-бабочка с изображением разноцветных воздушных шаров. Столь легкомысленный рисунок вступал в явное противоречие с кислым выражением его физиономии. Я предположил, что это и есть доктор Эневер собственной персоной.
Джил познакомил друг с другом всех тех, кто еще не был знаком, и сказал, что привел Мауэр для того, чтобы дать ей возможность ближе познакомиться с жемчужиной нашей короны. Петерсен лично провел даму через весь обширный офис к месту, где концентрировались диваны и кресла, а все остальные расселись самостоятельно. Мест хватило для всех. Уже знакомая нам элегантная женщина внесла заставленный чашками поднос и принялась разливать кофе.
Я оглядел кабинет доктора Эневера. Кабинет был очень большим, сочетая в себе черты обители серьезного ученого с представительским шиком места работы делового человека. Вдоль стен стояли полки с толстенными книгами, названия которых состояли из слов, насчитывающих, как минимум, с десяток букв. Газеты и журналы покоились в аккуратных пачках. Большая белая доска на стене была испещрена какими-то каббалистическими значками. В кабинете находился огромный рабочий стол, а угол помещения с видом на Кенделл-сквер, видимо, отводился для деловых совещаний – там нашли себе место несколько удобных кожаных кресел и журнальный столик. Кабинет украшали какие-то предметы искусства, но я сомневался, что их выбором руководил доктор Эневер.
Джерри Петерсен откашлялся и начал:
– Прежде чем передать слово Томасу, я хочу сказать, что безмерно рад открывающимися перед нами возможностями. Не сомневаюсь, что и вы, выслушав его речь, проникнетесь теми же чувствами. «Невроксил-5», над разработкой которого трудится компания, является поистине фантастическим лекарством, призванным завоевать весь мир. Однако люди часто задают мне вопрос, что еще храним мы в наших амбарах. Теперь я могу ответить. Приобретение нами «Бостонских пептидов» и их лекарства «БП-56», помогающего справиться с таким недугом, как Болезнь Паркинсона, открывает перед нашей фирмой новые, блестящие перспективы. Твоя очередь, Томас.
Эневер, сидящий в кресле прямо как палка, скривил тонкие губы в едва заметной улыбке.
– Минуточку, Томас, – произнес Арт, привлекая внимание ученого взмахом руки, – не мог бы ты, прежде чем начать, популярно объяснить Линетт, что такое «Невроксил-5», и как продвигается ваша работа?
– С удовольствием, – сказал доктор, адресуя свою квазиулыбку Джилу и Мауэр. – Так называемая «Болезнь Альцгеймера» – весьма сложное заболевание, характер которого до сих пор никто до конца понять не может, – доктор говорил на каком-то гибриде из американского английского и своего родного австралийского диалекта. – С возрастом болезнь начинает проявляется все чаще и чаще. По мере своего развития – а это может продолжаться многие годы – «Альгеймер» убивает миллионы клеток мозга. Вначале действие болезни почти незаметно. Но со временем пациент начинает забывать какие-то незначительные предметы и события. Затем эта забывчивость усиливается, и из памяти выпадают более и более крупные явления. После этого процесс разложения личности достигает таких масштабов, что пациент начинает забывать свое имя и не узнает самых близких членов семьи. В конечном итоге организм «забывает», как ему следует функционировать, и больной гибнет. Это ужасная болезнь. Она ужасна как для того, кто ею страдает (несчастный понимает, что начинает утрачивать связь с окружающим его миром), так и для близких больного, которые видят, как постепенно вместе с памятью исчезает личность любимого ими человека.
