Дэвид Пис - 1974: Сезон в аду
На другой половине кровати я разложил свои папки — три маленькие стопки, одна большая: Жанетт, Сьюзан, Клер — и справа — Грэм Голдторп, Крысолов.
В глубине шкафа я нашел рулон обоев. Взяв горсть отцовских булавок, я приколол обои к стене над столом обратной стороной вверх. Жирным красным фломастером я разделил бумажную полосу на пять больших колонок. Над каждой колонкой я написал пять имен красными заглавными печатными буквами: ЖАНЕТТ, СЬЮЗАН, КЛЕР, ГРЭМ и БАРРИ.
Рядом с таблицей я прикрепил карту Западного Йоркшира, взятую из «вивы». Красным фломастером я поставил четыре крестика и нарисовал стрелку в направлении Рочдейла.
Выпив второй стакан кофе, я собрался с духом.
Дрожащими руками я взял конверт, лежавший сверху в стопке Клер. Мысленно прося прощения, я разорвал его и вытащил три больших черно-белых фотографии. С пустым желудком и полным ртом булавок я подошел к своей таблице и аккуратно приколол три фотографии над тремя именами.
В слезах, я сделал шаг назад и взглянул на свои новые обои, на бледную кожу, на светлые волосы, на белые крылья.
Ангел, ч/б.
Три часа спустя с глазами, заплаканными оттого, что им пришлось прочитать, я поднялся с пола комнаты 27.
История Барри: три богатых мужчины — Джон Доусон, Дональд Фостер и третий человек, имени которого Барри не знал или не хотел называть.
Моя история: три мертвых девочки — Жанетт, Сьюзан и Клер.
Моя история, его история — две истории: те же даты, те же места, разные имена, разные лица.
Мистерия, история.
Связующее звено?
Я положил небольшой столбик монет на телефон-автомат в фойе «Редбека».
— Сержанта Фрейзера.
Фойе было желто-коричневым, прокуренным. Через двойные стеклянные двери я смотрел, как какие-то малолетки играли в бильярд и курили.
— Сержант Фрейзер слушает.
— Эдвард Данфорд говорит. До меня дошла новая информация о воскресном вечере, связанная с Барри…
— Какого рода информация?
Я зажал трубку между шеей и подбородком и чиркнул спичкой.
— Это был анонимный звонок. Мне сообщили, что Барри ездил в Морли в связи с Клер Кемплей, — сказал я с сигаретой в зубах.
— Что-нибудь еще?
— Не по телефону.
Рядом с аппаратом шариковой ручкой были нацарапаны слова «Молодой Хер» и шесть телефонных номеров.
— Нам надо встретиться до дознания, — сказал сержант Фрейзер.
На улице снова пошел дождь, и водители грузовиков побежали к кафе и сортиру, натянув пиджаки на головы.
— Где? — спросил я.
— В кафе «Анджело», через час? Напротив ратуши в Морли.
— Хорошо. Но я хочу попросить вас об одолжении. — Я поискал пепельницу, но не нашел и затушил сигарету о стену.
— О каком? — прошептал Фрейзер в трубку. В автомате запикало, и я бросил еще одну монету.
— Мне нужны имена и адреса рабочих, которые нашли труп.
— Какой труп?
— Клер Кемплей. — Я начал считать нарисованные вокруг телефона сердца, пронзенные стрелами.
— Ну я не знаю…
— Пожалуйста, — сказал я.
В одном из сердец кто-то красными чернилами написал «вмести навсигда».
— Почему я? — спросил Фрейзер.
— Потому что я думаю, что ты — порядочный парень, а мне нужна помощь, и я больше не знаю, кого попросить.
Молчание, потом:
— Чем смогу помогу.
— Тогда — через час, — сказал я и положил трубку, тут же снял ее, опустил еще одну монету и набрал номер.
Дез трахает жен зэков.
— Да?
— Скажите Би-Джею, что звонил Эдди, и запишите номер: 276 578. Пусть спросит Рональда Гэннона, комната 27.
Пошел ты, Кен порхатый.
Яположил трубку, снова снял, бросил еще одну монету, набрал номер.
Настоящая любовь — бессмертна.
— Питер Тейлор у аппарата.
— Здравствуйте. Кэтрин дома?
— Она еще спит.
Я посмотрел на отцовские часы.
— Когда она проснется, передайте ей, что Эдвард звонил, — сказал я.
— Ладно, — ответил ее отец так, как будто делал мне хрен знает какое одолжение.
— До свидания. — Я положил трубку, снова снял, опустил свою последнюю монету и набрал номер. В фойе из кафе вошла пожилая женщина, от нее пахло беконом.
— Оссетт, 256 199.
— Мам, это я.
— У тебя все в порядке, родной? Ты где?
Один мальчишка гонялся за другим вокруг бильярдного стола, размахивая кием.
— Да, все нормально. Я по работе.
Пожилая женщина села в одно из коричневых кресел напротив телефона-автомата и стала смотреть на грузовики и дождь.
— Мне, наверное, придется уехать на пару дней.
— Куда?
Парень с кием прижал второго мальчишку к сукну.
— На юг, — сказал я.
— Ты звони мне, ладно?
Женщина громко пернула, мальчишки в бильярдной перестали драться и прибежали в фойе.
— Конечно…
— Эдвард, я тебя люблю.
Мальчишки закатали рукава, приставили губы к рукам и начали ставить себе засосы.
— Я тебя тоже.
Пожилая женщина глядела на грузовики и на дождь, мальчишки плясали вокруг нее.
Я положил трубку.
ЛЮБОВЬ.
Кафе «Анджело», напротив здания администрации Морли, время завтрака — много народу.
Я сидел над второй чашкой кофе, состояние мое было далеко за пределами усталости.
— Тебе что-нибудь взять? — Сержант Фрейзер стоял у стойки.
— Чашку кофе, пожалуйста. Без молока, и две порции сахара.
Я огляделся. Каждый столик охранял забор из заголовков и рекламок: «Торговый дефицит 534 миллиона фунтов стерлингов», «Газ подорожал на 12 %», «Рождественское перемирие ИРА»[23], фотография нового Джеймса Бонда. И Клер.
— Доброе утро, — сказал Фрейзер, ставя передо мной чашку кофе.
— Спасибо. — Я допил холодный кофе и глотнул горячего.
— Я сегодня с утра со следователем разговаривал. Он сказал, что дознание придется отложить.
— Неудивительно. Они дали себе слишком мало времени на подготовку.
Официантка принесла комплексный завтрак и поставила его перед сержантом.
— Ну да, ради родственников было бы неплохо закончить все к Рождеству.
— Черт, и правда. Родственники.
Фрейзер нагреб на вилку половину своего завтрака.
— Ты их знаешь?
— Нет.
— Милейшие люди, — вздохнул Фрейзер, подтирая куском хлеба желток и томатный соус.
— Да? — спросил я. Интересно, сколько Фрейзеру лет?
— Тело им отдадут, так что они хоть похоронить его смогут по-человечески.
— Похоронить — и дело с концом.
Фрейзер положил вилку и нож и отодвинул в сторону идеально чистую тарелку.
— Они вроде сказали — в четверг.
— Ясно. В четверг. — Я не мог вспомнить, когда мы кремировали отца: то ли в прошлый четверг, то ли в пятницу.
Сержант Фрейзер откинулся на спинку стула.
— Так что там насчет анонимного звонка?
Я наклонился вперед, понизил голос:
— Ну, как я уже сказал: посреди ночи, черт побери…
— Да ладно тебе, Эдди.
Я поднял глаза на сержанта Фрейзера: светлые волосы, водянистые голубые глаза, опухшее красное лицо, легкий ливерпульский акцент, простое обручальное кольцо. Он был похож на парня, с которым я сидел за одной партой на химии.
— Я могу говорить с тобой откровенно?
— По-моему, у тебя просто нет другого выхода, — сказал Фрейзер, предлагая мне сигарету.
— У Барри был источник, понимаешь? — Я прикурил.
— Ты хочешь сказать — осведомитель?
— Источник.
Фрейзер пожал плечами:
— Ну и?
— Вчера вечером мне позвонили на работу. Не представились. Просто — приезжай в «Радость» на Раундхей-роуд. Знаешь это место?
— Нет! — со смехом сказал Фрейзер. — Ну конечно, блин, знаю. А вот откуда ты, интересно, знал, что это не подстава?
— У Барри было много связей. Широкий круг общения.
— Во сколько это было?
— Около десяти. Так вот, я поехал и встретился с этим парнем…
Фрейзер сидел, наклонившись вперед, положив руки на стол, и улыбался.
— И кто это был?
— Черный парень, имени своего не назвал. Сказал, что был с Барри в воскресенье вечером.
— Как он выглядел?
— Как обычный негр. — Я затушил сигарету и достал еще одну — из своей пачки.
— Молодой? Старый? Высокий? Маленький?
— Черный. Курчавые волосы, большой нос, толстые губы. Что ты еще хочешь от меня услышать?
Сержант Фрейзер улыбнулся.
— Он не сказал, употреблял ли Барри Гэннон спиртное?
— Я спросил его — он сказал, что Барри был выпивши, но не в стельку.
— Где это было?
Я помолчал, думая, что вот здесь-то я и проколюсь к чертовой матери, потом ответил:
— В «Радости».
— Значит, были свидетели? — Фрейзер достал блокнот и стал записывать.
