Линн Уэйнгартен - Последние записки красивых девушек
Приятно было тогда чиркнуть спичкой. И на той вечеринке было классно. Встретилась с ними, придумали план. А ведь прокатило. Но сейчас все по-другому. Моя Джуни вернулась.
Хочется кружиться и хохотать, падать, вставать и снова кружиться. Сейчас я как новорожденное дитя, такая чистая и счастливая. Но понимаю: это лишь часть того, что на самом деле происходит; жизнь многослойна. Это всего лишь один слой. Не могу быть ребенком, я уже взрослая, поэтому сохраняю спокойствие, только и всего. Эшлинг все смотрит на меня, гадает, о чем я думаю. Приходится делать то, что делаю всегда, когда она пытается влезть ко мне в мозги, а я хочу ее остановить, – поворачиваюсь и целую ее в губы по-взрослому. У нее такие мягкие губы, и от нее так приятно пахнет. От нее всегда приятно пахнет, вот в чем штука. Даже если мы два дня не были в душе, и алкоголь вылезает у нее через поры, и зубы она не чистила.
Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что делает Джун, хочу убедиться, что она идет. Она медлит. Я чувствую. Никто бы не заметил, но я-то ее знаю и понимаю, что это значит.
На миг закрываю глаза; тело, заполненное огнем, вибрирует. Я этого не вынесу.
Прошу тебя, Боженька хренов, сделай так, чтобы она пошла со мной. После всего, что случилось. Ну, пожалуйста.
Открываю глаза. Она идет ко мне, к фургону. И сердце у меня стучит реже, потом ускоряется, потом снова замедляется. Огонь шипит, выпускает струйки серого дыма.
Началось.
Глава 29
Джун
Странно, как быстро все меняется, а потом кажется, будто так было всегда. Я всегда сидела на переднем сиденье фургона, а Делия сидела со мной рядом. Мне всегда было муторно и даже страшновато, но при этом так радостно на душе, что не выразить словами. Полное безумие, но если кто-то такое придумал, чем бы это ни было, то лишь Делия. Та, что не живет по общим правилам, принятым людьми и обоснованным наукой.
Она поворачивается ко мне.
– Надо остановиться и кое-что прихватить, – говорит Делия. – По дороге. – Ее теплая ладонь лежит у меня на плече. – Согласна, Джуни?
Хочу спросить: «Остановиться где? По дороге куда?» – но просто киваю, потому что это неважно. С ней я поеду куда угодно. Знаю, что скоро голова будет пухнуть от несметного числа новых вопросов. Но сейчас в первую очередь я дрожу от счастья и от того, что меня крепко держат на привязи и все пустоты заполнены.
Через какое-то время начинаю соображать, где мы едем. Невысокие промышленные здания, пустыри. Мы в Мактине, рядом с рекой. Едем к Тигу.
Останавливаемся у ворот стоянки. Парень молча выскакивает из машины. Теперь нас трое. Делия поворачивается ко мне.
– Хочу представить тебя своей подружке, хотя вы уже наверняка встречались. – Она говорит так легко и непринужденно, словно мы случайно встретились на вечеринке.
– Верно… – начинаю было я.
Своей подружке. Раньше у Делии не было подружек, во всяком случае, когда я ее знала. И она никогда не проявляла интереса к девушкам, даже в качестве подруг. Кроме меня. Интересно, когда все изменилось, если изменилось, и понимает ли она это. А может, в этой конкретной девушке есть что-то особенное?
Делия следит за мной с улыбочкой на губах, мол, она знает, о чем я думаю.
– Не злись на нее, ладно? Мы не знали, можно ли тебе доверять. Нам надо было убедиться, что ты будешь… что ты не проболтаешься. Ни о чем.
У меня сводит живот. Мы.
– Ясно, – говорю я, только ни хрена не ясно. Но вдруг до меня кое-что доходит. Поворачиваюсь к Эшлинг.
– Когда ты сказала, что Джереми кретин, потому что не понимает, с кем ему изменяет Делия… – Я не договариваю, нет нужды. Она имела в виду себя.
Эшлинг поднимает глаза и кивает.
– Ну и как тебе все это? Мои актерские способности и вообще? Только честно. Ведь ты поверила. Убедительно, да?
– Плачешь ты очень натурально, – говорю я.
Эшлинг ухмыляется.
– Это мое сильное место.
А потом мы сидим. Молча. Чтобы нарушить неловкую паузу, я делаю вдох и спрашиваю:
– Ну и где же вы познакомились? – Даже такой обычный вопрос в подобной дикой ситуации звучит смешно.
– На вечеринке, – говорит Делия.
Эшлинг указывает на здание, где живет Тиг.
– У него. – Делает паузу, а потом добавляет: – Тебе, конечно, было не до того, когда ты здесь нарисовалась, но поверь, обычно у него классные тусовки.
В голове всплывает картинка: дом Тига, высокая брюнетка с короткой стрижкой машет мне рукой, как своей знакомой.
– Так это была ты, – тихо говорю я. И тут же вспоминаю еще кое-что: когда я задавала свои вопросы у водохранилища, мне ответила девушка с мягким южным акцентом. – И у костра тоже…
– Точняк. – Эш кивает. – Должна была убедиться, что у моей девочки все пройдет гладко, и никому в голову не взбредут… – она помолчала, – …неправильные мысли.
– А Тиг? – Представляю пустые безжизненные глаза, вспоминаю его злую энергию. – Он тоже знал?
Делия качает головой.
– Да ты что, нет! Этому типу нельзя доверять. Кинет.
– Однако ты с ним перепихнулась, – вставляет Эшлинг. Она пытается обратить это в шутку, но видно, что ревнует.
– Потому что хотела подобраться поближе к своей цели, – говорит Делия.
Они явно обсуждают это не в первый раз.
Смотрю на нее. Что же ей было нужно от Тига? То, чем он торгует? И что это?
Эшлинг наклоняется и опять целует Делию. Я не могу отвести взгляд. Но не потому, что Эшлинг девушка. Дело в том, что Эшлинг любит Делию по-настоящему, всей душой. Это видно по тому, как бережно она держит голову Делии, как улыбается, на нее глядя. Она вся светится любовью. А Делия… Не уверена, что та любит Эшлинг.
Ворота стоянки раздвигаются.
Парень возвращается в машину с коричневым бумажным пакетом. Молча бросает его на колени Делии.
– Домой? – спрашивает Эшлинг.
– Домой, – говорит Делия, и Эшлинг заводит мотор.
Перед нами небольшой современный дом, большие стекла светятся мягким оранжевым светом. За домом здоровый пустырь и огромное серое небо. Эшлинг глушит мотор.
Вылезаю из машины, ноги у меня дрожат. Мы заходим.
Внутри красиво – все свежее и новое, как на картинке в журнале по дизайну. Прямо напротив входа просторная гостиная и кухня. Стены из светлого дерева, большой угловой диван. Задняя стена почти полностью из стекла, выходит на газон, деревья и речку.
Интересно, чей это дом?
Они все ведут себя так, словно хорошо знают свою роль и свое место. Как семья. Парень вешает наши куртки в шкаф. Делия идет к буфету и достает кружки.
– Эв, – кричит Эшлинг в коридор, ведущий в другое помещение. – Мы вернулись!
Через пару секунд выбегает парень.
– А вот и она, – говорит парень и рассматривает меня с головы до пят, сложив на груди руки. Я молчу. Он маленького роста – значительно ниже меня. Брюнет, в черных джинсах и ярко-красной майке с черными нулями и единицами на груди. Двоичный код. У него короткие руки и большие кисти, как у щенка, который еще будет расти. На одном запястье кожаный браслет. – Меня зовут Эван, – говорит он и протягивает лапу, неуклюжий, но милый. Протягиваю руку в ответ. Пожатие твердое и теплое. – Я про тебя все знаю.
Интересно, что именно он знает. Но думаю, в основном только хорошее: когда наши глаза встречаются, он широко улыбается.
А потом мы все стоим, и никто ничего не говорит. Понимаю: наверное, это из-за меня. Не будь меня здесь, о чем бы они говорили? И что бы делали? Откуда Делия их знает? Это они помогли осуществить ее план? У меня миллион вопросов, но, когда я смотрю на Делию, стоящую в сторонке, на ее лицо, улыбку, с меня достаточно пока одного ответа – вот же она, рядом.
Делия подходит, берет меня за руку и говорит:
– Думаю, нам есть о чем поговорить. – А я чувствую, что высокий парень, Эван и особенно Эшлинг смотрят, как она выводит меня из комнаты.
Мы в спальне, здесь белые стены и огромная низкая кровать-платформа, покрытая мятым покрывалом нежного персикового цвета. В комнате пахнет Делией, но и еще кем-то, наверное, Эшлинг. С одной стороны кровати стоят два стакана с водой, с другой – банка диетической колы. На комоде валяются джинсы и лифчик, у двери стоит пара серых кроссовок.
Поднимаю глаза. Делия наблюдает, как я оглядываю комнату.
– Ну, вот и я. И для покойницы ничего себе выгляжу, да? – Она ухмыляется.
Пытаюсь улыбнуться в ответ. Все это так хрупко, мое пребывание здесь, сам факт, что меня сюда допустили. Не хочу все испортить, но вопросы просятся наружу.
Делия пристально смотрит мне в лицо и говорит:
– Ну, давай, спрашивай.
Смотрю на нее, открываю рот и выдаю всего одно слово:
– Почему?
Делия кивает и делает глубокий вдох.
– Не могла больше так жить, – просто говорит она.
– Как «так»? – Мне стыдно, что не знаю. Будь я с ней тогда рядом, знала бы.
– С отчимом, – говорит она, и у меня сводит живот. Раньше она никогда его так не называла. Вильям, Вилли, Мешок дерьма, Козел… – Он… он плохо относился к матери. Ты помнишь, как это было. Дальше – хуже. Она ходила вся в синяках. – Делия стискивает зубы. – А что я слышала по ночам! Ненавидела его за все это, а ее за то, что она ему позволяет. Знаешь, ведь она беременна.
