Евгений Кукаркин - Я - Кукла. Сборник повестей
— Хорошо, Дима, пригласи ее ко мне, думаю мы ей поможем.
Валентина Сергеевна устроила Олю на работу, препаратором в лабораторию.
Наступил Новый год. Наш институт устраивал новогодний вечер. Ольга упросила меня и Иру прийти на него. Ирочка была восхитительна. Мужчины устраивались в очередь, чтобы протанцевать с ней. Ольга повисла у меня на шее и не хотела отдавать никому, ни на один танец. После очередного танца, мне удалось поймать Иру и мы, втроем пошли в буфет, чем-нибудь полакомиться. Вдруг Ольга напряглась и схватила меня за руку. Лицо ее застыло и превратилось в белую маску. Она не отрываясь, смотрела на столик у окна. За ним сидел мой начальник и Валентина Сергеевна, его жена.
— Это он…
— Кто Оля?
— Это тот мужчина, что на меня напал.
— Этого не может быть, Оля? Это доктор наук, уважаемый человек. Рядом его жена.
— Да, да, но это он. Я его узнала, по ямочке в подбородке, она с синим пятнышком.
— Оля, прошло столько лет. Ты ошиблась.
— Нет, это он!
Она затряслась всем телом. Я схватил ее в охапку и уволок за дверь буфета. Мы с Ирой стали приводить ее в порядок.
— Успокойся, девочка. Я все выясню, а сейчас поедем домой. Там немного придем в себя.
— Поехали, Оленька. Дима со всем разберется. Успокойся, дорогая.
— Дмитрий Иванович, только не бросайте меня. Побудьте сегодня с нами.
Ольга заплакала.
Мы одели Ольгу, затолкали в такси и я поехал к ним домой. Она все держалась за мою руку и дрожала. Дома Ира уложила ее спать и мы еще долго сидели перед ее кроватью, дожидаясь, когда она забудется беспокойным сном.
В коридоре Ира прижалась к моей груди.
— Что же будет, Димочка?
Я гладил ее по блестящим волосам и молчал. Я еще не знал ответа.
На следующий день я позвонил Валентине Сергеевне в отдел кадров и попросил встретиться, как можно быстрее.
— Так что у тебя опять стряслось, Дима?
— Не знаю, как и начать, Валентина Сергеевна. Дело касается вашего мужа.
— Моего мужа?
— Да. Помните, я рассказал вам про Ольгу, вы еще ее приняли на работу?
— Помню, как не помнить.
— Так вот, Ольга опознала насильника. Это был ваш муж.
Глаза у Валентины Сергеевны, кажется, вылезли на лоб. Краска залила кожу лица.
— Она не могла ошибиться, Дима? — захрипела она неестественным голосом.
— Нет, она назвала одну примету насильника. В ямочке на подбородке у него синее пятнышко.
В кабинете стало тихо, только машины с улицы продавливали через стекло окна свои нудные звуки.
— Дима, я хочу остаться одна.
Я ушел и стал ждать событий.
Вечером, ко мне домой позвонил незнакомый голос и попросил утром зайти на Литейный в большой дом.
Теперь я сижу в гостях у Морозова Алексей Кирилловича и пью чай.
— У вас плохо заваривают чай. Я вам тогда не говорил, но у нас заваривают лучше. Вот попробуйте, чувствуете аромат. Это лейтенант Ерохин готовит, славный парень. Так в чем вы там обвиняете своего шефа?
Морозов со вкусом сделал маленький глоток из чашки.
— Я познакомился с семьей, где после продолжительной болезни, девушка, которую изнасиловали два негодяя, пришла в себя. Одного из негодяев она опознала. Это был мой начальник.
— А кто второй, вы тоже знаете?
— Да.
— Вы уверены в том, что вам сказала пострадавшая?
— Да.
— Но ведь это уважаемый в научном мире человек, доктор наук и предъявляя ему обвинение, вы ставите сами себя в неловкое положение.
— Почему же?
— Да вам просто никто не поверит.
— Вы хотите подчеркнуть, что общественное мнение выше правосудия.
— Ни в коем случае, но я приведу вам один аналогичный пример. В одном институте работает крупный специалист, молодой человек, талантливый, умница. И вот отправился он однажды в командировку за границу. Там его обработали и купили как дешевку. Формально он предатель родины, но как специалиста, равного которому нет в мире, мы оставили его в покое. Сейчас он работает под нашим наблюдением и ничего. Государство понимает, что ошибки совершают и даже крупные, многие видные люди, но из-за этого могущество государства не должно страдать.
— Алексей Кириллович, вы напустили сейчас много тумана. Не могли бы вы не говорить аллегориями, а быть более конкретным.
— Раз вы так хотите, хорошо.
Морозов вытащил кассету из стола и защелкнул ее в магнитофон. Это был мой разговор с Нейманом о сделке за продажу партии алмазов, то есть за мое молчание. Магнитофон щелкнул.
— Ну так как, Дмитрий Иванович?
— Теперь мне все стало понятно. Но этот разговор приоткрыл мне кое-что и с другой стороны.
Морозов пристально посмотрел на меня и забарабанил пальцами.
— Вы понимаете в каком вы учреждении?
— Это угроза?
— Нет, предупреждение. Я думал вы поймете и перестанете кричать на всех углах, что ваш начальник преступник. Придется вас предупредить, что если вы хоть плохое слово скажите о своем начальнике, мы откроем против вас дело об измене государству. Надеюсь, я теперь ясно изложил свою мысль.
— Куда яснее.
— Тогда до свидания.
Но последствия все же были. Во-первых, Валентина Сергеевна ушла от мужа, а ее выдавили с работы. Во-вторых, за мной установили явную слежку, а в-третьих, со своим начальником мы не разговариваем и не перезваниваемся, а только шлем друг другу натянутые записки.
Я в общих чертах, смягчая все в юмористических красках, рассказал Ире разговор с Морозовым. Она, все равно, испугалась.
— Дима, они же убьют тебя. Несмотря на разговоры о нужности государству, они прихлопнут тебя, как таракана. Не могу понять только, почему они тебя отпустили и дали жить.
— Значит у них есть повод не делать этого.
— Это должны быть серьезные предпосылки. Все ли ты мне рассказал, Дима?
— Не все. Есть вещи, которые говорить никому нельзя.
— Так тебя завербовали или отпустили за молчание?
— За молчание.
— Наверно, нет справедливости в нашем государстве.
— Ты права, Ира.
— Ольге лучше уйти с работы?
— Думаю, да.
— Теперь опять надо куда-то устраивать.
— Мама сказала, что через своих старых подруг устроит ее в библиотеке геологического института.
— У тебя очень замечательная мама.
Я думал, что мне откажут в поездке на симпозиум в Нидерланды в Амстердам. Но мне без препятствий выписали командировку, поставили визу в паспорт и отправили вместе с Таней Дубининой, обмениваться опытом по искусственным камням.
На симпозиуме оказался Нейман. Он очень обрадовался нашему присутствию и пригласил вечером прогуляться по Амстердаму.
Вечерние улицы поражали богатством красок и цвета. Холодные витрины удивляли выдумкой и разнообразием товара. Конечно же, мы зашли в ювелирный магазин «Симсона».
— Смотри, какая прелесть.
Таня с восхищением глядела на витрину с колье, брошками, кольцами, серьгами, браслетами и кулонами, сверкавшими всеми гранями, вставленных в них бриллиантов.
— Здесь много подделки, Таня. Вот видишь этот кулон, на цепочке в него вделан гадолиний-галлиевый гранат. Великолепная подделка, чтобы не повредить его хрупкие грани, художник изощрился сделать мягкие лапки зажимов. А это окись циркония, совсем нельзя отличить от настоящего бриллианта, но опытный глаз заметит одну вещь. На мягкой подушечке, где расположен браслет с камнем, остается глубже вмятина, чем с настоящим бриллиантом. Окись циркония отличается только плотностью.
— Простите, — раздался над моим ухом человеческий голос.
Передо мной стоял продавец магазина.
— Я нечаянно подслушал ваш разговор. Но это настоящий бриллиант, уверяю вас.
— Господин…
— Зовите меня Майклом.
— Господин Майкл, выньте этот камень из браслета и вы убедитесь, что по весу он больше, чем настоящий алмаз.
Продавец вынул из витрины браслет и отдал подручному с просьбой проверить мою версию, а я продолжал лекцию Тане и Нейману.
— А вот шпинель. По блеску хуже всех подделок, а вот это наш — фионит. Уступает только по твердости, но как блестит.
До моего плеча дотронулся продавец. Я обернулся. Вид его был растерянным, камень переливался на его ладони.
— Его плотность действительно выше.
Таня засмеялась.
— Он всегда прав, господин Майкл.
— А это…, - я запнулся.
Прекрасное колье, горело огнем моего камня. Каратов в 30 зеленый бриллиант, обрамляли капли изумрудов. Таня все поняла.
— Пошли отсюда, — сказала она, — А то, у продавцов будет удар.
Нейман хмыкнул.
— Пошли лучше в ресторан, я знаю здесь одно уютное местечко.
Это было уютное местечко. Мягкая музыка саксофона переплеталась с звуками гитары. Интимный полумрак и мелькающие полураздетые женщины дополняли общую картину натюрморта столика.
