Александр Варго - Фрагменты (сборник)

– Может, выпьем? – предложил Лешка.

– Почему бы и нет?

Неплохое начало. Если так и дальше пойдет, то можно будет убедить его отказаться от этой затеи. Алексей достал бутылку и два стаканчика.

– Ну что, как выбирать жертву будем? – спросил Эдик, когда принял стаканчик с водкой.

Леша напрягся – все надежды коту под хвост. Ему вдруг захотелось прямо тут сказать, что все, никто никого убивать не будет. Но сначала он хотел выпить. Алексей поднес стаканчик к губам. Он успел набрать в рот водки, когда Эдик схватил его за горло.

Он улыбнулся. Ни одно убийство он так не смаковал.

– Я думал, все, кранты. Его руки сжимали мое горло так сильно, что я не мог оторвать их от себя. Водка жгла горло изнутри, а его пальцы снаружи. Мысли о том, что я никогда не смогу убить, куда-то делись. В голове билась одна-единственная мысль – из леса выйдет только один. Он молча сдавливал мое горло… а что тут разговаривать? Я тоже молчал. Ну, вы меня понимаете. Я одной рукой пытался отцепить его от себя, а другой нащупывал пакет. Из последних сил я вынул из него молоток… Не знаю, наверное, я догадывался… Взять с собой молоток на восемьсот граммов, не собираясь никого убивать… По-моему, это предчувствие. Это был хороший молоток. Людей мочить – не гвозди забивать. Инструмент нужен надежный, чтобы не дал осечку. Тогда я этого еще не знал… про людей. Но мой инструмент сработал как надо. Из леса вышел я один. И знаете что? Мне понравилось. Столько эмоций я не испытывал больше никогда.

– Его так и не нашли?

Людмила сложила шашки и крышки от «Колы» в доску.

– Колодцы умеют хранить тайны. – Он улыбнулся. – Как и вы, Людмила Тимофеевна, правда?

Она перестала нервничать, но улыбка вышла какой-то растерянной. Людмила положила доску в сумку, но руку оттуда вынимать не спешила.

– Вы же знали, что это я его убил?

– Я не была уверена, пока ты, сука, не попался. Как ты узнал, кто я? Ты же ни разу меня не видел.

– Это не моя доска.

Она положила сумку на стол перед собой. Рука все еще была внутри.

– Заметил? Как?

– Цифры.

– Что с ними?

– Я вырезал их из газеты «Труд». А ваши из кассы цифр первоклассника.

– И все? – Она казалась разочарованной.

– Нет. Эд похож на вас. Он всегда шел до конца. Но вы же понимаете, если бы не я его тогда, то он меня…

Людмила Тимофеевна достала молоток и встала.

– Из леса должен выйти только один.

Алексей кивнул.

– Ваша книга будет на самом деле интересной, – сказал он и подставил голову под удар.

– Кто сегодня у него? – Мельников всегда выглядел недовольным.

– Писательница. Информацию собирает, – ответил Андронов и снова склонился над книгой.

Мельников посмотрел на мониторы. Задержал взгляд на мониторе камеры допросной. Женщина собирала что-то со стола в шахматную доску.

– Это что у них еще?

– Где? – Андронов нехотя отвлекся от книги. – А. Она попросила шашки пронести, чтобы посмотреть на его реакцию. Они, считай, все время проиграли в них.

– Что за книга?

– А? – Андронов снова отвлекся от чтения и показал обложку. – Солженицын «Архипелаг Гулаг».

– Да не твоя. Что за книгу она собирается написать?

Андронов пожал плечами.

– А хрен ее знает. О маньяках что-то.

– Получится что-нибудь типа «Любительница частного сыска в мире преступных страстей», – с отвращением проговорил Мельников. – Не могут бабы писать о маньяках…

– Угу.

– Слушай, а как ее фамилия? Может, мы что-нибудь ее читали?

– Сомневаюсь. Я бы запомнил. По-моему, Новикова. Там посмотри ее пропуск.

Мельников прочитал фамилию и задумался. Потом произнес ее вслух:

– Новикова, Новикова… Странно. Фамилия мне знакома, но не могу вспомнить, откуда. Новикова…

Мельников открыл стол и достал ворох газет.

– Не то, – взял он верхнюю и отбросил на стол. – Не то. – Взял следующую. На первой полосе были несколько фотографий – по шесть в четыре ряда, словно со стенда «Внимание! Розыск!». Первый в левом верхнем ряду чернявый молодой человек. Новиков Эдуард.

– Черт! – произнес Мельников и посмотрел на монитор. «Писательница» и арестант беседовали.

– Что случилось? – не очень-то желая услышать ответ, спросил Андронов.

Это могло быть совпадение. Мало ли однофамильцев? Возможно, именно поэтому ему и показалась знакомой ее фамилия. Было что-то еще. Он встал на колени и вывернул все газеты из стола. Схватил одну, просмотрел, отбросил. Вторая. Нет, не она. Статейка о первой жертве Убийцы с шахматной доской была небольшой и практически терялась на фоне большой о поимке серийного убийцы. Мельников встал и просмотрел статью. В ней говорилось не о самой жертве, а о матери пропавшего. О том, что если бы маньяк не признался в убийстве Новикова Эдуарда, то он бы все так же считался пропавшим без вести, а его мать Новикова Людмила Тимофеевна провела бы остаток жизни в психиатрической больнице. Она еще тринадцать лет назад твердила об убийстве сына, говорилось в статье. Твердила о причастности его друзей из ПТУ, но не была услышана. В возбуждении дела ей было отказано, а опрос соседей выявил сложные отношения между матерью и сыном. В статье не говорилось, как именно убитая горем мать попала в психушку, но после признания Гроссмейстера в убийстве ее сына женщина пошла на поправку. Признание как бальзам на душу.

– Это она.

Мельников положил газету и посмотрел на монитор. Женщина встала.

– Надо выводить ее оттуда! – сказал Мельников.

– Да чего ей будет? Он же пристегнут, – вяло ответил Андронов.

– Я за него и боюсь! – крикнул Мельников и выбежал из комнаты.

Андронов посмотрел на монитор – женщина стояла напротив Гроссмейстера, – пожал плечами, встал и вышел вслед за начальником.

В допросной пахло бойней. Убийца лежал на столе, правая рука все еще была пристегнута. Голова… верхняя часть черепа практически отсутствовала. Из дыры торчала шахматная доска. Кровь была везде. Вязкие капли, будто в замедленной съемке, падали в уже подсыхающую черную лужу.

Людмила Тимофеевна повернулась на вошедших. Лицо и одежда были в крови. Она все еще держала молоток.

– Патовая ситуация, – произнесла она, и плевать ей, что ее мог понять только Гроссмейстер.

Танго смерти

Он продолжал орать, даже когда дочка заплакала и убежала к себе в комнату. Андрею нужно было поставить жену на место, и слезы дочери не могли заставить его отойти от истины. Истины! Эта самая истина и была причиной всех их бед. Только он начинал думать, что у него в семье все слажено, как эта курица выкидывала такое, что Андрея одолевали сомнения в нахождении истины в прошлую их беседу. Он был просто уверен, что истина находится ровно посередине между костяшек указательного и среднего пальцев. А чтобы донести ее до курицы в платье, необходим кратчайший путь, то есть прямой в челюсть. Но сначала он хотел разобраться. Он разговаривал на повышенных тонах всегда, но когда хотел разобраться, орал так, что даже жилы на шее вздувались, словно канаты.

– Будь добра, мать твою, объясниться! Попробуй донести до меня! Давай! Может, я мудак?! А?! Я, по-твоему, мудак?!

Каждая его фраза сопровождалась дерганьем лацканов халата. Катерина сидела, опустив голову, словно провинившаяся школьница. Слезы стекали по переносице к кончику носа и падали на сложенные на коленях руки. Андрей посмотрел на жену с хищной улыбкой. Это еще не оскал, но уже и не улыбка. Он знал, как только она ответит, ручейки слез окрасятся красным. Он был уверен, что ударит ее. Без этого нельзя. Без наказания истины не найти. Но сначала диалог.

– Я тебя спрашиваю: я мудак?!

Он схватил Катю за подбородок и поднял ее голову вверх.

– Посмотри мне в глаза и скажи: я мудак?!

Женщина зажмурилась, слезы крупными каплями набухли в уголках глаз и побежали по щекам, уступая место новым. Катерина не стала ждать повторения вопроса и быстро, насколько это позволяла хватка мужа, замотала головой.

– Нет?! Нет?!

Андрей отпустил лицо жены, и голова безвольно упала на грудь.

– Нет! – Он всплеснул руками. – Тогда, может, ты объяснишь мне, какого хера я прихожу с работы и нахожу кастрюлю борща? Херову кастрюлю сраного борща!

Он резко развернулся. Катерина съежилась, приготовившись к удару. Андрей оскалился. Уже скоро. Он обязательно ее ударит, но не сейчас. Андрей всегда чувствовал этот момент. А сейчас он, развернувшись, присел рядом и посмотрел на сгорбившуюся женщину.

– Скажи: я мало зарабатываю?

Вкрадчивый тихий голос сделал свое дело. Катя распрямилась и скосила глаза на мужа. Она всегда «заглатывала наживку», думая, что Андрей остыл и теперь хочет поговорить по душам. Курица курицей.