Татьяна Полозова - Город постоянной темноты
Вернувшись в барак, я сразу лег на кровать, но уснуть не мог. Люка кто-то сдал, и этот кто-то был ближе, чем нам казалось. Сам Хейвс нанял братьев Варма, чтобы проучить Люка? Зачем? Он ведь оказался лучшим исполнителем, чем ожидалось. Они сами слышали, как Люк согласился на донос? Нет, их не было в корпусе в то время. Директор никогда не позволил бы себе так рисковать.
Я уткнулся в подушку и почти задохнулся, теперь жадно глотая воздух. Теперь все было в опасности. Все становилось призрачным: наши планы, цели, желания. Мы не узнаем ничего ни о Грегори, ни о Карле и Колли, ни о Люке. Я бессознательно причислил Люка к жертвам, еще не зная, что мои мысли будут пророческими.
Наконец, усталость от раздумий сморила меня и я уснул.
— Он ничего не помнит. Это уже не в первый раз. Я очень беспокоюсь за него и за его… сознание.
Меня вернул в реальность чей-то знакомый голос, но место, где я очнулся, не было моим бараком. Я осмотрелся и понял, что уже просыпался здесь. Это больничная палата, где впервые старик-незнакомец, сказал мне, что он Джастин Саймон.
Врач и этот старик увидели, что я очнулся и вместе подошли ко мне. Лицо доктора было самоуверенным и даже черствым, а старик выглядел обеспокоенным.
— Его подсознание блокирует воспоминания и тем самым стирает границу между реальностью и прошлым. Как ни странно, но все еще живет там, двенадцатилетним мальчиком, в Обители.
— Вы знаете почему? — Спросил его старик. Двое мужчин разговаривали так, будто меня вовсе не существовало.
— Вы знаете. — Ответил врач. — Он пытается исправить что-то произошедшее в прошлом, что-то приносящее ему большое страдание из-за чувства вины.
Я закрыл глаза и представил себе игровую площадку перед бараком. Я должен оказаться там со всеми: с Марти, с Люком, с Колли, с Карлом, с Грегори, с Саймоном.
Старик дотронулся до моего плеча, и я открыл глаза. Передо мной стоял молодой Джастин, но мы все еще были в той палате.
— Где я, Джастин? Что ты здесь делаешь? Что тут происходит? — Спросил я и не узнал своего хриплого, низкого голоса. Голоса взрослого мужчины.
— Я хочу показать тебе кое-что. — Он достал из-за спины зеркало и повернул его ко мне.
Я увидел сорокалетнего, чуть седого мужчину, с темной бородой и красноватыми, припухшими глазами. Я увидел себя.
37
Робин зашел в квартиру и бросил ключи на столик перед зеркалом. Он посмотрел на себя: когда он стал таким? Каким? Жалким, старым, потерянным, трусливым, забитым в угол?
К нему подбежала маленькая беспородная собачонка, приветственно размахивая хвостом, от радости встречи с хозяином.
— Мили! Мили! — Робин присел на корточки и погладил собаку против шерсти. — Ты единственная рада меня видеть.
Мили повертелась под его рукой и побежала обратно в комнату, оборачиваясь и, как будто зовя хозяина за собой.
— Что такое, милая? — Обеспокоенно спросил он.
Мили еще раз обернулась, тявкнула и забежала в комнату. Робин поспешил за ней, понимая, что питомец хочет ему что-то показать.
— Что слу…, — он оборвался на полуслове, увидев сидящего в кресле мужчину. Он как грозная туча, нависал над подлокотниками, сосредоточенно наблюдая за Робином.
— Здравствуйте, мистер МакКларенс. — Тихо проговорил незнакомец.
— Что Вы здесь делаете?
Робин мысленно перебирал варианты отступления и искал глазами тумбу, в которой лежал его пистолет.
— Не торопитесь, мистер МакКларенс. Ваше оружие при мне. — Незнакомец вытащил из внутреннего кармана пиджака револьвер и положил его себе на колени. — Нам нужно поговорить.
Робин сощурился.
— О чем?
— О Вашем детстве. О юности. Об Обители.
МакКларенс глубоко вдохнул и сел на диван напротив.
— Что еще нужно знать таким как Вы? Что я могу знать, помимо прочего? — Удивленно и испуганно спросил он.
Незнакомец поерзал, крепче ухватился за оружие и прокашлялся.
— Я знаю, что Вам известно о некоторых наших воспитанниках.
— Естественно. — Горько усмехнулся Робин. — Я провел там все детство. Там я потерял брата.
Незнакомец нахмурился.
— Не будем об этом. И Вы, и я знаем, что те жертвы были необходимы.
— Необходимы?! — Нетерпеливо воскликнул Робин. — Необходимо было убить несколько десятков неповинных детей? Что же за нужда такая?!
— Нужда в согласии и подчинении. Без нее все бы разрушилось. Вы только представьте себя на нашем месте. Разве Вы смирились бы с таким неподчинением? Никто бы не смирился.
Робин молчал, но внутри него кипело желание придушить этого наглеца голыми руками, вырвать ему сердце и засунуть ему в глотку.
— Но я не о Ваших братьях пришел поговорить и даже не о тех, с кем Вы учились.
МакКларенс поднял глаза на нежданного гостя.
— Тогда о ком?
— Вы ведь собирали информацию о тех, кто побывал в Обители и после Вас. Особенно о самых незаурядных случаях.
Конечно, глупо было надеяться, что никто ни о чем не узнает. Они бы не позволили ему собирать данные, если бы читали это опасным для себя. Эти люди не хуже разведки, знают даже о твоих помыслах, не то, что о действиях.
— Что Вы хотите от меня? — Хрипло спросил он.
— Уничтожения этих данных.
Робин не удивился прямолинейности гостя.
— Что я получу взамен? — Так же прямо спросил он.
Незнакомец поднялся на ноги, медленно прошел к Робину, вручил ему пистолет и ухмыльнулся:
— Жизнь, мистер МакКларенс. Причем, не только свою.
Ему вспомнилась старая мелодия из юности, которую напевала молодая певичка в баре, куда они с братом ходили после возвращения из Обители. Она была плаксивой и тягучей, но на пьяную голову пробирала до мурашек. Ему сейчас до жути захотелось услышать эту песню и увидеть ту певичку снова. Продать все, что было, ради возвращения в тот проклятый год, когда убили его брата, чтобы все прошлое оказалось будущим. Чтобы настоящего не было. Чтобы не приходилось умирать каждый раз, когда вспоминал о детстве.
Тот, кто пришел к нему сегодня был кем-то сродни ангела смерти для администрации Обители. Они посылали этого человека, без имени, без совести, без страха, без жалости, к тем, кто становился слишком опасным барьером в их политике. Робин знал, что его все равно убьют, отдаст он им те данные или нет. Поэтому оставался только один путь: напакостить в конце пути.
— Вы ведь не собираетесь стрелять в меня? — Спросил незнакомец.
Робин сжал револьвер в руке и бросил его на столик.
— Слишком много крови будет. Боюсь, что она ядовита. — Злобно прорычал он, но незнакомец только усмехнулся.
— Ты отдашь мне все сейчас или я приду со своей свитой. Ты ведь не хочешь этого?
— И кто в твоей свите? Война, голод, чума и смерть? — Горько ухмыльнувшись, МакКларенс поднялся на ноги, обошел софу, на которой сидел, отодвинул ее и достал из-под дощечки, под полом, сверток в полиэтиленовом пакете.
— Это все? — Уточнил посетитель.
Робин кивнул. Стал бы он утаивать что-то.
Незнакомец довольно улыбнулся, приложил пальцы ко лбу и, поклонившись, вышел. МакКларенс подошел к окну и посмотрел, куда направится его гость. Мужчина вышел из подъезда, заглянул в окна Робину, который тут же попытался спрятаться за шториной, улыбнулся и сел в черный Роллс-ройс.
— Все черти в аду ездят на Роллс-ройсах. — Удрученно проговорил он.
38
— Ты видишь то, что хочешь видеть, Джек. Но ты уже давно не маленький мальчик. — Джастин снова превратился в старого мужчину с торчащими клочьями волос, но все еще ясными глазами. Я посмотрел в зеркало. Его глаза были даже яснее, чем у меня.
— Что со мной произошло? Почему я ничего не помню? — Я сидел на кровати и разглядывал фотоальбом, где были все мои воспоминания. Мои фото из Обители, всего пара штук; фото, где мы с Саймоном и Грегори; пара моих товарищей по общежитию; я старше и уже в колледже; выпускной, где на мне надета синяя простыня и странная шапка; какие-то еще места, которых я не помню и новые лица.
— Ты вспомнишь со временем. Врач сказал, терапия поможет. — Доверительно сказал мне Саймон.
Я пропустил двадцать пять лет моей жизни. Последнее, что я помнил, это ночь, когда изнасиловали Люка. А теперь я просыпаюсь и вижу, что уже ничего нет, ни Обители, ни Хейвса, ни Люка, ни моего детства.
Я злобно швырнул альбом в другой угол палаты и отвернулся к окну.
— Ты злишься. — Очевидно подметил Саймон. — Но тебе это не поможет. Ты должен узнать все и тогда сможешь вспомнить.
Я снова посмотрел на него через плечо.
— Это будет тяжело. — Предупредил он, но я взглядом дал понять, что неизвестность еще тяжелее.
Мы договорились, что начнем, когда я поговорю с психиатром. Как оказалось мне поставили диагноз диссоциативная амнезия психогенного характера. Я даже половины слов из всего перечня не понял.
