Микаэль Крефельд - Пропавший
– Так вот где ты прячешься! – сказала девушка.
Томасу она показалась похожей на ту, что он видел вчера у Эдуардо на кече, но Эдуардо не стал знакомить ее с приятелями, а торопливо сложил свой компьютер.
– Ну что? Поищем уютное местечко, где поужинать? Что-нибудь поромантичнее.
Не дожидаясь ответа, он кивком попрощался с Томасом и увел девушку, обняв за талию. Не прошло и минуты, как они уже скрылись за дверью.
– Тебе не кажется, что таких мартовских котов надо кастрировать? – сказал Йонсон.
Томас кивнул:
– Квота на девушек у него растет по мере приближения весны.
Спустя несколько минут Томас уже был в коридорчике между бильярдной и туалетами. В «Морской выдре» становилось все оживленнее, бильярдный стол заняла компания студентов. Томас едва держался на ногах и привалился к блестящему стальными боками сигаретному автомату. Достав из кармана сотовый телефон и визитную карточку Луизы, он набрал ее номер.
– Луиза Слотсхольм, – послышалось из трубки.
– Это Томас. Я не помешал?
На другом конце трубки все было тихо. Он сделал вторую попытку, на этот раз говорил более решительно и, кроме имени, назвал свою фамилию.
– Здравствуйте, Томас! – Голос прозвучал так, как будто она улыбалась. – У вас, кажется, весело?
– Я побеседовал с… кое с кем из старых сослуживцев, – сказал он, стараясь говорить нормальным голосом и следя за тем, чтобы язык не заплетался.
– О’кей, спасибо! Удалось узнать что-нибудь новое по делу?
– Всякое-разное. Я подумал, а не могли бы мы с вами встретиться?
– С удовольствием! Когда?
Томас взглянул на свои часы, сфокусировал взгляд на стрелках и увидел, что уже половина девятого.
– Вы уже поужинали?
26
Берлин, Пренцлауэр-Берг, 1 октября 1989 года
Дождь лил как из ведра. Хауссер укрылся под железнодорожным мостом, проходившим над разделяющим улицу газоном. Дождь был такой сильный, что с обеих сторон заслонял его от улицы водяной стеной; над головой с адским грохотом проносились поезда. В нескольких сотнях метров впереди, на перекрестке Гнейстштрассе, виднелась очередь, выстроившаяся к телефону-автомату. Хауссер прибавил шагу и, очутившись рядом с автоматом, бесцеремонно протолкнулся к будке:
– Сожалею, но у меня неотложное дело.
Мускулистый парень в кожаной куртке схватил его за плечо:
– У всех неотложное дело в этой поганой стране. Становись в очередь, приятель!
Хауссер выхватил из кармана служебное удостоверение и показал его парню. Печать службы безопасности заставила того отодвинуться.
– Убирайся! – прикрикнул на него Хауссер.
Очередь под мостом рассыпалась, люди бегом кинулись под дождь.
Хауссер рванул дверь будки. Внутри стоял прыщавый парнишка. Он начал было ворчать, но, увидев удостоверение Хауссера, сразу же умолк.
– Ну, пошел отсюда!
Парнишка немедленно повесил трубку и бочком протиснулся мимо Хауссера на улицу.
Хауссер достал из кармана несколько монет и позвонил.
– Необходимо встретиться, – выговорил он, тяжело дыша.
– Хауссер? Что-нибудь случилось? – спросил Штраус.
– События начали развиваться.
– Надеюсь, ничего серьезного. А у меня есть для тебя хорошие новости…
– Интересно. Мы можем… встретиться… сегодня вечером… В обычном месте на Бойенштрассе?
– У меня не получится. Приходи на Лангештрассе, одиннадцать, возле Восточного вокзала.
– Почему так далеко?
– Придешь – узнаешь. Приходи в восемь.
Штраус повесил трубку, и Хауссер остался с телефоном в руке. Он вынужден был поставить Штрауса в известность о том, что Кристоф ведет двойную игру. Что он не собирается участвовать в задуманном побеге. Это же надо – такая подлость! Хауссер был так уверен в удачном завершении этого дела. Так уверен в том, что схватит Кристофа на месте преступления. А сейчас у него все время звучали в ушах слова Мидаса о том, что нужно использовать ситуацию. Мидас – он же Прусский король.
Вечером, когда Хауссер вышел из поезда на станции Остбанхоф-алле, все еще лил дождь.
Днем у него не хватило духу вернуться в квартиру управдома к светящимся мониторам, отображавшим картину той идеальной жизни, которой на верхнем этаже наслаждался Мидас. Поэтому Хауссер сел в городской поезд, который вез его неизвестно куда по серому городу. Хауссер не мог смотреть на то, как Мидас важно расхаживает по квартире, провожаемый восхищенными взглядами любящей жены и послушной, старательной дочери. Он больше не мог слышать гнусавый тенорок Мидаса и его похохатывание.
Пешком Хауссер продолжил путь по Лангештрассе. К дому номер одиннадцать он подошел, когда стрелка часов приблизилась к восьми. Перед подъездом приземистого фабричного здания толпилась молодежь. Хауссер высматривал в толпе Штрауса, но того нигде не было видно. Но тут двери раскрылись, и народ хлынул туда толпой. Взгляд Хауссера упал на доморощенную афишу, наклеенную на стене. На ней сообщалось, что балетная группа «Анемоны» дает первое представление «Саломеи».
Кто-то тронул Хауссера за плечо, и он быстро обернулся. Перед ним был улыбающийся Штраус:
– Добрый вечер! Ну что, пошли в зал?
– Ты смеешься надо мной?
– И не думаю! Как представители Государственной службы безопасности мы должны бывать всюду, – сказал Штраус со смехом. – Я сам дал себе такое задание.
Он втолкнул Хауссера в вестибюль, из которого они прошли в тесный зальчик, где люди уже усаживались на откидные стулья. В другом конце зала была устроена импровизированная сцена, освещенная сверху парой ярких прожекторов, в качестве задника за сценой висел розовый занавес.
На сцену тотчас же вышла обнаженная женщина, в руках она несла перед собой блюдо. Выйдя к рампе, она остановилась и сняла закрывавшую блюдо крышку. Весь зал взревел и зааплодировал. На блюде лежала свинячья голова в очках с толстыми стеклами, точно таких, какие носил Эрих Хонеккер. Даже Штраус не смог удержаться от усмешки. Он повернулся к Хауссеру и увидел, что его кресло опустело.
Хауссер брел под дождем, не замечая, что одежда на нем промокла насквозь. Все, что было раньше, что он знал, во что верил, рушилось у него на глазах. И тут, под дождем, ему вдруг стало ясно, почему слова Мидаса произвели на него такое сильное впечатление. Чувство, которое его охватило, не сводилось ни к ненависти, ни к зависти, хотя и они имели место. Но тут было нечто куда более глубокое: он впервые ощутил страх. Страх перед тем, что уже в скором времени предрекал Мидас, – наступление капиталистического кошмара, которым их стращали чуть ли не с пеленок. Вот какое будущее их ждет, по словам Мидаса! Если это случится, то Хауссер потеряет все свои привилегии. Служебное положение. И, не в последнюю очередь, чувство чести, свойственное военному человеку. Вместо почета ему тогда грозит тюрьма. Его же подчиненные из отделения «Зет», спасая себя, сдадут его с потрохами. А когда его наконец выпустят, он кончит жизнь в одном из тех образов, которыми пользовался для слежки: в образе управдома, продавца газет, мусорщика, возможно, даже безработным, похожим на западных ленивых бездельников.
Ведь без службы безопасности, без отделения «Зет» и своего полковничьего звания он никто. Это – дело, которое он знает, его ремесло. Хауссер остановился и, оглядевшись вокруг, понял, что находится на Александерплац. Телевизионная башня глядела на него сверху, словно недреманное око государства, и он ответил ей почтительным взглядом. Надо было взять себя в руки. Он – один из сыновей нации. Он не предаст свою страну. И вот, пока он шагал через площадь, в его голове начал складываться план действий. Безумный план, отчаянный и даже абсурдный. Но другого выхода он не видел. Куда бы ни устремилась сейчас вся остальная нация.
27
Кристиансхавн, апрель 2014 года
Томас сидел на диванчике в ресторанном отделе кафе «Овен Вандет» в окружении влюбленных парочек, поглощенных лишь друг другом. Луиза опаздывала. В ожидании ее прихода Томас опустошил хлебную корзинку и выпил полграфина воды, чтобы заглушить последствия похмелья. Вчера вечером он так кутнул, отмечая покупку яхты, что выпил больше, чем собирался. Тут в дверях показалась Луиза. На шее у нее был повязан большой и, похоже, очень дорогой платок; он трепетал на сквозняке, от которого развевались ее волосы. Томас помахал ей рукой, она увидела его и поднялась к нему по ведущей в ресторан лесенке. Они поздоровались. От Луизы веяло легким ароматом духов и свежим воздухом. Томас пригласил ее на диванчик, но Луиза туда не села, а устроилась на стуле напротив.
– Вы быстро добрались, – сказал Томас.
– Извините, если заставила вас ждать, но мне надо было перед уходом все за собой запереть.
– Поздно же вы засиживаетесь на работе, – заметил Томас.
Она кивнула:
– У меня лекция в училище, и надо над ней еще поработать.
