Артур Хейли - В высших сферах
И, хмыкнув, сенатор направился к креслу в главном зале клуба, уже прокручивая в уме, как использовать прочитанный материал во благо партии оппозиции. Вскоре над его головой возникло облако табачного дыма — занимаясь своим излюбленным делом — упражнением ума, — он курил сигару.
Ричард Деверо никогда не был государственным деятелем — ни в молодости, ни в старости, — не был даже серьезным законодателем. Его полем деятельности стали политические манипуляции, и этим он занимался всю жизнь. Ему нравилось быть полу-анонимной властью. В своей партии он занимал лишь несколько выборных постов (пост председателя-организатора, который он занимал сейчас, был запоздалым исключением), тем не менее в партийных делах он стал таким авторитетом, каким были немногие до него. И тут не было ничего таинственного. Это объяснялось просто двумя обстоятельствами — природной политической проницательностью, благодаря чему в прошлом люди искали его советов, и разумным использованием денег.
В то время, когда Ричард Деверо занимал руководящее место в партии, эти два достоинства принесли ему славную награду, которую получали самые преданные ее члены, — пожизненное пребывание в канадском сенате, о членах которого однажды очень точно выразился один политик, назвав их «высшим классом канадских пенсионеров».
Подобно многим своим пожилым братьям в сенате сенатор Деверо редко посещал дебаты по незначительным вопросам, которые верхняя палата проводила в доказательство своего существования, и только дважды вообще выступал. В первый раз, предложив дополнительный паркинг для сенаторов на Парламентском холме, а второй — с жалобой на то, что вентиляционная система в сенате вызывает сквозняки. Оба его выступления принесли плоды, что, как сухо заметил сенатор Деверо, «было более продуктивно, чем можно сказать о большинстве выступлений в сенате».
Прошло десять минут после телефонного звонка, а лидер оппозиции все не появлялся. Но сенатор Деверо знал, что Бонар Дейц все-таки придет, а пока он закрыл глаза и задремал. И почти тотчас, учитывая возраст и обильный ленч, заснул.
3
В Центральном блоке парламента было пусто и тихо, когда достопочтенный Бонар Дейц закрыл за собой тяжелую дубовую дверь своего кабинета, комнаты номер 407С. Его легкие шаги по мраморному полу гулко отдавались в длинном коридоре — звуки летели вперед и вниз, отскакивая от готических арок и стен из известняка. Он задержался дольше, чем намеревался, — записывал кое-что для себя, а теперь еще больше задержится, так как надо было зайти в клуб «Ридо», чтобы встретиться с сенатором Деверо. Но он полагал, надо узнать, чего хочет старина.
Не дожидаясь лифта, он устремился вниз по широкой мраморной лестнице, которая вела из коридора на первый этаж. Преодолеть надо было всего два марша, и он, высокий и стройный, быстро, рывками спускался, точно заводной игрушечный солдатик. Тонкая изящная рука едва касалась медных перил.
Незнакомец, впервые увидев Бонара Дейца, мог бы принять его за ученого, кем тот, собственно, и был, но не за политического лидера. Лидеры традиционно полноваты и авторитарны, а Дейц с виду не был таким. Его удлиненное худое лицо — один недружелюбно настроенный карикатурист изобразил его однажды с миндалевидной головой на тощем как жердь теле — не отличалось красотой, которая столь привлекает избирателей, что они голосуют за некоторых политиков независимо от их обещаний и реальных дел.
И однако же, у него было поразительное число приверженцев в стране — среди людей специфических, как говорил кое-кто, — людей, сумевших выявить в Дейце чувства более тонкие и глубокие, чем у его главного политического противника Джеймса Макколлума Хоудена. Тем не менее на последних выборах Хоуден и его партия побили Дейца с разгромным счетом.
Когда Дейц вышел в зал Конфедерации, сводчатый вестибюль с колоннами из темного полированного сиенита, служитель в форме беседовал с молодым человеком — на вид совсем подростком — в рыжих брюках и спортивной куртке «Гренфелл». Голоса их были отчетливо слышны.
— Извините, сынок, — говорил служитель. — Не я устанавливаю правила.
— Это понятно, но не могли бы вы сделать одно исключение? — Парень говорил с американским акцентом — если не с далекого юга, то откуда-то из тех мест. — У меня всего два дня. Мои родители возвращаются…
Бонар Дейц невольно остановился. К нему это не имело никакого отношения, но что-то в этом парне… И он спросил:
— В чем проблема?
— Молодой человек хочет посмотреть парламент, мистер Дейц, — сказал служитель. — Я объяснил, что это невозможно — ведь праздники…
— Я из Чаттануги, штат Юта, сэр, — сказал юноша. — Заканчиваю университет по истории конституций. И я подумал, что, раз уж я здесь…
Дейц взглянул на свои часы.
— Я могу провести вас по зданию, если только быстро. Пойдемте. — И, кивнув служителю, он повернул назад.
— Ух ты, вот это лихо! — Высокий студент последнего курса шел рядом с ним, меряя пространство длинными шагами. — В самом деле здорово!
— Если вы изучаете историю конституций, то понимаете разницу между нашей, канадской, системой правления и вашей.
Юноша кивнул:
— Думаю, что понимаю — в основном. Главное различие в том, что мы выбираем президента, а ваш премьер-министр не избирается.
— Он не избирается в качестве премьер-министра, — сказал Дейц. — Однако чтобы быть членом палаты общин, он должен быть избран в парламент, как и все другие члены. После выборов лидер партии большинства становится премьер-министром и затем создает кабинет министров из своих сторонников.
Канадская система правления, — продолжал он, — это парламентарная монархия с единой линией власти, которая идет от обычного избирателя вверх — через правительство к короне. А при вашей системе власть разделена — одни полномочия имеет президент, другие — конгресс.
— Проверяй и уравновешивай, — заметил юноша. — Только иногда так много проверок, что ничего не делается.
Бонар Дейц улыбнулся:
— Не стану это комментировать. А то мы можем нанести вред внешнеполитическим связям.
Они подошли к вестибюлю палаты общин. Бонар Дейц открыл одну из тяжелых двойных дверей и провел своего спутника в помещение. Они остановились, окруженные глубокой тишиной, которую почувствовали кожей. Горело всего несколько светильников, и там, куда не доставал их свет, галереи и стены тонули в темноте.
— Когда идет заседание, здесь куда оживленнее, — сухо заметил Дейц.
— А я рад, что увидел ее такой, — тихо произнес юноша. — Это… это выглядит своего рода святыней.
Дейц улыбнулся:
— У нашего парламента очень старые традиции. — Они двинулись вперед, и он рассказал, как премьер-министр и лидер оппозиции — он сам — изо дня вдень сидят друг против друга в разных концах зала. — Видите ли, мы считаем, что такое противостояние имеет немало преимуществ. При нашей системе правления исполнительная власть отчитывается перед парламентом сразу за все свои действия.
Юноша с любопытством посмотрел на своего гида.
— Значит, если бы ваша партия получила больше мест, сэр, вы были бы премьер-министром, а не лидером оппозиции.
Бонар Дейц кивнул:
— Да, был бы.
И с обезоруживающей наивностью юноша спросил:
— А вы думаете, что когда-нибудь сумеете этого добиться?
— Время от времени, — сделанной улыбкой произнес Дейц, — я сам задаюсь этим вопросом.
Он намеревался посвятить юноше всего несколько минут, но парнишка понравился ему, и когда они закончили разговор, прошло уже довольно много времени. Вот опять, подумал Дейц, он позволил себе отвлечься. Это случалось с ним часто. Он даже думал иногда, не это ли реальная причина того, что он не так преуспел в политике. Другие известные ему люди — Джеймс Хоуден в частности — наметили для себя прямую линию и не отступают от нее. А у Дейца никогда так не получалось — ни в политике, ни в чем-либо другом.
В клуб «Ридо» он явился на час позже, чем предполагал. Вешая пальто, он покаянно вспомнил, что обещал жене провести большую часть времени дома.
В верхней комнате отдыха, слегка похрапывая, все еще спал сенатор Деверо.
— Сенатор! — тихо окликнул его Бонар Дейц. — Сенатор!
Старик открыл глаза и некоторое время пытался сфокусировать взгляд.
— О Господи! — Он выпрямился в глубоком кресле. — Похоже, я задремал.
— Я полагаю, вы решили, что сидите в сенате, — сказал Бонар Дейц. И неуклюже — словно сломавшаяся жердь — опустился в соседнее кресло.
— Если бы это было так, — хмыкнув, произнес сенатор Деверо, — вы меня столь легко не разбудили бы. — Он повернулся, сунул руку в карман и вытащил оторванный кусок газеты. — Прочтите-ка вот это, мальчик мой.