Елена Корджева - Рукопись из тайной комнаты. Книга первая
– Уже почти год. – Густа не решалась поднять глаза.
Было непонятно, как хозяин отнесётся к тому, что она помогала герру Штайну вместо того, чтобы заниматься хозяйскими детьми. Но, похоже, никто и не собирался её ругать.
В очередной раз раз почесав живот, герр Шварц шумно вздохнул и повернулся к управляющему, продолжавшему стоять по стойке смирно.
– Ну что, Отто, – хозяин вдруг хохотнул, – ты, надеюсь, не разучился за этот год работать?
Видно было, что настроение у владельца усадьбы просто отменное. Он аж светился от радости.
– Я, пожалуй, фройляйн Августу у тебя заберу. Ты же знаешь, Дитера я выгнал.
Густа слышала краем уха, что секретарь герра Шварца, помогавший ему в его коммерческих делах, что-то сильно испортил и был с позором изгнан. Но ей и в голову не приходило, что она может быть хоть как-нибудь полезна герру Шварцу. Ей, как в детстве, захотелось куда-нибудь спрятаться, но Ordnung предписывал стоять и внимательно слушать хозяина.
– Фройляйн Августа, – тон хозяина изменился. – Я скажу фрау Шварц, что молодому господину нужен другой ментор. А вас я попрошу завтра к девяти утра быть у меня в кабинете. Печатать на машинке вы, надеюсь, умеете?
– Да, герр Шварц. – Густа стояла, боясь пошевельнуться.
– Ну вот и отлично. С завтрашнего дня будете мне помогать. В первый месяц буду платить как сейчас. А если у вас получится освоить науку торговли, то жалованье ваше увеличится вдвое. Завтра в девять – в кабинете.
С этими словами герр Шварц покинул библиотеку, даже не сомневаясь в том, что приказ будет выполнен.
– Поздравляю, фройляйн Августа. Вы заслужили повышение.
Только сейчас она решилась поднять глаза. Герр Штайн ободряюще улыбался. Густа заметила, что и хозяин и управляющий перешли с ней на «вы». Похоже, она вновь вытащила лотерейный билет. Теперь нужно стараться изо всех сил, чтобы освоить новое дело.
«Но я же Брунгильда, дева-воительница», – подумала Густа. – «Я должна справиться!» И она благодарно улыбнулась управляющему.
– Спасибо, герр Штайн. Это вы меня научили.
И вежливо, как требовал Ordnung, склонила голову.
7
Густа страшно волновалась.
Beschäftigung или работа герра Шварца заключалась в торговле. В торговле оружием.
Прежде все дела велись в Риге, но со временем, то ли потому, что хозяину хотелось больше времени проводить с семьей, то ли потому, что выросшей Эмилии нужно было мужское общество, то ли по другим причинам, но в последнее время много клиентов приезжало в поместье.
В Риге, насколько знала Густа, у хозяина был большой магазин, где и работал тот самый Дитер, который был недавно уволен.
«Неужели хозяин пошлет меня в Ригу?» – сердце её замирало от страха.
«Нет, скорее всего, я не справлюсь, и он вообще прогонит меня домой»…
Так, промаявшись полночи, она наконец уснула.
Подскочив и обнаружив, что поздний осенний рассвет давно наступил, Густа опрометью кинулась приводить себя в порядок для первого своего по-взрослому рабочего дня.
Платье, как ей показалось, для работы не слишком годилось.
– Хорошо, что фрау Шварц следит за модой, – подумала Густа, доставая из шкафа длинную черную юбку и блузку, недавно приобретенную для неё хозяйкой в Кандаве на осенней ярмарке.
Ровно в девять, слегка бледная от волнения, но полная решимости, она стояла на пороге кабинета хозяина.
– Доброе утро, герр Шварц.
– Хм… – герр Шварц, уже сидевший за столом, с интересом посмотрел на Густу. – Доброе утро. Вы готовы к работе, фройляйн?
– Да, герр Шварц. – Густа, как и положено, слегка присела в книксене.
И рабочий день начался.
«Какое счастье, – думала Густа, – что герр Штайн научил меня печатать на машинке». В последние несколько месяцев на ней лежала вся переписка с поставщиками, так что машинка, стоящая в кабинете хозяина, хоть и более новая и блестящая, замешательства не вызвала.
Печатала она быстро. Герр Шварц, диктовавший ей письма, развалившись в своем рабочем большом, черной кожи кресле, стоящем у тоже большого, красного дерева письменного стола, на котором ворохами громоздились какие-то бумаги и журналы, несколько раз вставал, чтобы посмотреть, как пальцы Густы летают над клавишами.
– Хм, неплохо, – время от времени бормотал он, почесывая, по обыкновению, свой большой живот.
К обеду перед Густой лежала немалая стопка писем.
– Неплохо, фройляйн Августа, – вы заслужили обед. – Герр Шварц добродушно засмеялся.
Он вообще любил пошутить, побалагурить. Шутки его, будучи весьма брутальными, порой вызывали у фрау Шварц недовольную гримаску, но самому хозяину они очень нравились.
Густа вежливо улыбнулась: «Спасибо, герр Шварц».
За обедом маленький Конрад, как это часто бывало, расшалился. По какой-то мистической причине, которую Густа понять была не в состоянии, Ordnung не имел к нему никакого отношения. То, за что не только сама Густа, но и Эмилия уже давным-давно бы получили розги, противному мальчишке легко сходило с рук. Ordnung сколько угодно мог предписывать, что без разрешения родителей ни один ребенок не имеет права покидать свой стул, но к Конраду это не имело никакого отношения. Вскочив и ловко уклонившись от протестующе поднятой материнской руки, Конрад помчался вокруг стола, привычно намереваясь поиздеваться над девочками. Взрослых он не трогал, но Эмилия и Густа были ежедневными «жертвами» маленького вредины. Намерения малолетнего хулигана были понятны, но уклониться возможности не было, на девушек Ordnungраспространялся жестко.
Пробегая мимо Эмилии, Конрад с силой дернул её за один извьющихся каштановых локонов, красиво обрамлявших точеное личико. От воздействия такой силы даже лопнула ленточка, удерживавшая прическу и с тщанием уложенные пряди тут же рассыпались по плечам и спине. Видимо, Эмилии было ещё и очень больно, поскольку её нежное личико тут же покраснело, а на глаза навернулись слезы.
Но Конраду ни слезы сестры, ни протестующие восклицания матери, как обычно, были нипочем. Даже то, что отец, нахмурившись, пробурчал что-то вроде: «Пора уже и ума набраться», не остановило вредного мальчишку. Да и кого ему было бояться. Единственный, кто его когда либо наказывал – учитель – за столом отсутствовал. Герр Кляйн то ли в самом деле страдал каким-то заболеванием, то ли нашел удобный предлог, но уже очень давно он принимал пищу только в своей комнате, куда её приносили в специальных судках с крышечками прямо с кухни. Да и герр Кляйн, по правде говоря, наказывал Конрада редко, – учился тот и вправду весьма прилежно.
Так что управы на него не было. Помчавшись на второй круг и вновь увернувшись от пытавшейся его схватить матери, теперь он направлялся к Густе. Которая, изо всех сил соблюдая Ordnung, сидела, как и положено, выпрямив спину. Но внутри она вся сжалась в ожидании очередной гнусности от несносного мальчишки.
Однако сегодня сценарий изменился. Обычно снисходительно смотревший сквозь пальцы на шалости отпрыска, герр Шварц в этот раз все-таки вмешался.
– Конрад, прекрати! – его голос раздался неожиданно и оттого, казалось, очень громко. – Не трогай фройляйн Августу!
Все присутствующие, позабыв про всякий Ordnung, вытаращились на хозяина.
Обычно герр Шварц не вмешивался в домашние дела. Полностью доверив управление поместьем герру Штайну, а воспитание детей супруге, он оставлял за собой только обязанность хорошо содержать свое семейство и получать удовольствие от нахождения в кругу семьи. Время от времени он контролировал, как справляются с делами те, кому он их поручил, но в целом это дела не меняло. Напрямую приказы домочадцам отдавались крайне редко, разве что в исключительных случаях.
Наверное, именно поэтому маленький Конрад не сориентировался вовремя. Разогнавшись, он с разбегу налетел на Густу, толкнув её так, что недоеденный ею суп выплеснулся на скатерть и – на новую, такую красивую блузку.
– Ох, – выдохнула Густа, понимая, что блузка теперь так и останется навсегда испорченной.
Мальчишка противно захихикал, делая вид, что извиняется за неловкость. Но… насладиться торжеством в этот раз он не успел.
К изумлению всех присутствующих, на сей раз всё действительно пошло не так. Герр Шварц вместо того, чтобы привычно громогласно расхохотаться над «шуткой» своего любимца, вдруг резко встал, с грохотом отодвинув стул, и громко и властно приказал:
– Герр Конрад, немедленно ко мне!
Приказ прозвучал так, что никому и в голову не пришло бы ослушаться. Лицо герра Шварца покраснело, он стоял, широко расставив ноги и уперев руки в широкие бока, и шумно дышал. В наступившей тишине это дыхание было особенно отчетливо слышно. Конрад, опустив голову, поплелся к отцу.
Взяв сорванца мощной ладонью за плечо, герр Шварц развернул его к себе:
– Мама сказала тебе, что с сегодняшнего дня фройляйн Августа работает моим секретарем? – вопрос звучал властно.
