Марк Альперт - Последняя теория Эйнштейна
— Тут не меня надо спрашивать. Мы с Дэвидом уже два года в разводе.
— Именно вас и надо спрашивать. Понимаете, Свифт теперь в бегах и наверняка ищет друга, который ему поможет. Как можно более близкого друга — вы меня понимаете? — Он наклонил голову набок, посмотрел с намеком. — Что-нибудь такое было у него в Нью-Джерси?
Карен снова покачала головой. Ну и жалкая же попытка, подумала она. Брок пытается сыграть на ее ревности.
— Понятия не имею.
— Ладно, бросьте! Вы ничего о его личной жизни не знаете?
— А какое мне дело? Мы больше не женаты.
— Ну хорошо, а до развода? Случалось Дэвиду загулять? Задержаться на заседании, так сказать?
Карен посмотрела ему прямо в глаза:
— Нет.
Брок встал перед ней, положил руку на край стола и наклонился почти к ее лицу.
— Карен, что-то помощи от вас немного. Вы вообще хотите увидеть сына?
Ей свело желудок:
— Вы мне угрожаете?
— Никоим образом. Я просто хотел напомнить вам о семейном суде. Если только мы не представим туда материал в благоприятном свете, суд может отдать вашего сына в приемную семью. Вы же не хотите его потерять?
Лицо Брока было так близко, что Карен чувствовала запах освежителя для рта — густой запах мяты. Ей показалось, что сейчас ее стошнит, но она оттолкнула стул и встала. Обойдя Брока, она подошла к одностороннему зеркалу на противоположной стене, попыталась разглядеть, что там — но видела только свое отражение.
— Вы, кретины, — сказала она, адресуясь к зеркалу. — Вы вообще понимаете, с кем связались?
В зеркале было видно, что Брок идет к ней.
— Там никого нет, Карен. Мы с вами тут одни.
Она ткнула пальцем в стекло.
— Эмори Ван-Клив. Вам это имя что-нибудь говорит? Он знает половину всех юристов министерства юстиции и будет очень недоволен, когда я расскажу ему, что вы тут сейчас со мной делаете.
Брок уже был в двух-трех шагах от нее.
— Ну ладно, хватит уже. Давайте лучше…
— Уберите этого идиота с моих глаз! — рявкнула Карен, показывая на Брока, но не сводя глаз с зеркала. — Если он еще будет здесь, когда я досчитаю до десяти, Эмори нажмет кнопку. Вы поняли? Он добьется от своих друзей в министерстве, чтобы вас всех посадили в тюрьму!
Примерно на пять секунд повисла тишина. Даже Брок замолчат и ждал, что будет дальше. А потом в коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, вошла пожилая женщина в белой блузке и в очках.
— Милочка, что с вами? — протянула она с южным акцентом. — Мне показалось, будто кто-то здесь кричит, и я решила…
— Слышать ничего не хочу! — резко обернулась к ней Карен. — Ведите меня к сыну, немедленно!
Дэвид проснулся на опущенном пассажирском сиденье «корвета» Моники. Мало что соображая спросонья, он глянул в ветровое стекло. Федеральная дорога пролегла по холмистому веселому ландшафту, ярко-зеленому в лучах утреннего солнца. На широком травянистом склоне паслось стадо бурых коров, рядом виднелся большой красный сарай и свежевспаханное поле. Приятное зрелище — Дэвид долгую секунду смотрел на спокойных неподвижных животных. Потом заныла поясница — несомненно, от всей вчерашней беготни, и он вспомнил, чего ради мчится через всю страну.
Дэвид поерзал, стараясь устроиться на неудобном сиденье. Моника смотрела на дорогу, одна рука на руле, вторая шарит в коробке «снэквеллов». Перед выходом из дома она переоделась в белую фолковскую блузку и джинсовые шорты, а сейчас у нее в ушах были наушники айпода, лежащего на коленях. Моника едва заметно покачивала головой в такт музыке и не сразу заметила, что Дэвид уже проснулся и несколько секунд краем глаза рассматривает ее великолепную шею и длинные ноги цвета какао. Но внезапно он почувствовал себя так, будто подглядывает, и потому зевнул, чтобы привлечь ее внимание, потянулся как только мог широко в тесноте «корвета».
— Наконец-то! — повернулась к нему Моника. — Ты отключился на три часа. — Она вытащила наушники, и Дэвид успел услышать резкие обрывки рэпа, пока она не выключила плеер. Потом она протянула ему коробку «снеквеллов». — Завтракать будешь?
— Ага, спасибо. — Взяв коробку, Дэвид вдруг понял, что голоден как волк. Засунул в рот сразу два печенья, еще три взял в руку. — Где мы?
— Красоты Западной Пенсильвании. Меньше часа пути до Питтсбурга.
Он посмотрел на часы на приборной доске: восемь сорок семь.
— Быстро у тебя получилось.
— Это быстро? — фыркнула она презрительно. — Да ехала бы я, как еду обычно, мы бы уже там были. Я держу меньше семидесяти на случай, если попадется полиция штата.
— Здравая мысль, — кивнул Дэвид. — У них наверняка уже есть мой портрет. — Он вытащил из коробки еще два печенья. Потом посмотрел на Монику снова и заметил, хотя и с опозданием, мешки у нее под глазами. — Слушай, а ты вымоталась, наверное. Хочешь я поведу немного?
— Да нет, все в порядке, — быстро ответила она. — Я не устала.
И взялась обеими руками за руль, будто подтверждая свои права на него. Ей очевидным образом не нравилась мысль, что он поведет ее машину. Что ж, это понятно, подумал он. Ее «корвет» и впрямь красавец.
— Уверена?
— Вполне. Люблю долгие поездки. Мне самые удачные мысли приходили, бывало, именно в дороге. Знаешь мою последнюю статью в «Физикал ревью»? «Гравитационные эффекты некомпактных дополнительных измерений»? Эта идея у меня возникла как-то на выходных, когда я ехала в Вашингтон.
Да, вспомнил он, она оттуда родом, из Анакостии в Вашингтоне. Где убили ее отца и мать стала наркоманкой. Дэвид хотел спросить Монику, остались ли у нее там родственники, но не спросил.
— А о чем ты думала прямо сейчас? — задал он другой вопрос. — До того, как я проснулся?
— Скрытые параметры. То, с чем ты, вероятно, знаком.
Дэвид перестал жевать и отложил коробку с печеньем. Скрытые параметры были существенной деталью в эйнштейновских попытках построить единую теорию поля. В тридцатых годах он убедился, что в основе странного квантового поведения субатомных частиц лежит некоторый порядок. Микромир с виду был хаотичен, но лишь потому, что никто не видел скрытых параметров — подробных чертежей вселенной.
— То есть ты пытаешься сообразить, как это сделал Эйнштейн?
Она наморщила лоб.
— Все равно пока не вижу. Квантовая теория просто не влезает в рамки классической. Как квадратная затычка в круглую дыру. Математика в этих двух системах совершенно разная.
Дэвид попытался вспомнить, что же он в своей книге писал о скрытых параметрах.
— Ну, в математике я тебе помочь не смогу. Но у Эйнштейна было четкое ощущение, что квантовая механика неполна. Во всех письмах, во всех лекциях он всегда сравнивал ее с игрой в кости. Эта теория не может точно предсказать, когда именно распадется радиоактивный атом или куда попадет вылетевшая частица. Квантовая механика дает только вероятности, и Эйнштейн считал это неприемлемым.
— Да знаю я, знаю. «Бог не играет в кости со вселенной». — Она закатила глаза. — А мне вот кажется, что заявление достаточно наглое. С чего это Эйнштейн считал, будто может диктовать Богу, что ему делать?
— Но аналогия здесь глубже, чем на первый взгляд. — Дэвид вспомнил абзац из своей книги. — Когда бросаешь пару костей, числа кажутся случайными, но на самом деле это не так. И если бы ты полностью контролировал все скрытые параметры — силу броска, угол наклона траектории, давление воздуха в комнате, — можно было бы каждый раз выбрасывать шестерки. Если полностью понимать работу системы, сюрпризов бы не было. И Эйнштейн думал, что то же относится и к миру элементарных частиц. Их можно понять в совершенстве, если удастся найти скрытые параметры, связывающие квантовую механику с классической теорией.
Моника покачала головой.
— Звучит в принципе разумно, но можешь мне поверить, не так все просто. — Она сняла руку с руля и показала на сельский пейзаж: — Видишь, как красиво? Это хороший портрет классической теории поля, вроде теории относительности. Изящно сглаженные холмы и долины, очерчивающие кривизну пространства-времени. Если увидишь идущую по лугу корову, можешь точно рассчитать, где она будет через полчаса. А квантовая теория — она как самая жуткая и запущенная трущоба Южного Бронкса. Самые непонятные, самые непредсказуемые вещи выскакивают из воздуха и туннелируют сквозь стены. — Она начертила рукой резкий зигзаг, пытаясь передать безумие квантовой теории. — Если в двух словах, то проблема в этом. Не выйдет волшебным образом вызвать Южный Бронкс посреди кукурузного поля.
Моника потянулась к коробке и взяла еще одно печенье. Глядя на дорогу, она стала его грызть, и Дэвид видел, хотя Моника только что объявила все предприятие бессмысленным, она по-прежнему размышляет над проблемой. Он сообразил, что у нее может быть не одна причина ехать в Питтсбург. До сих пор он полагал, что основной ее движущий мотив — злость, животная ненависть к агентам ФБР, вломившимся в ее дом, но сейчас он стал подозревать, что ею движет нечто иное. Она хотела знать Теорию Всего. Пусть даже она не сможет ее опубликовать, не сможет рассказать ни единой живой душе, Моника хотела знать.
