Уве Шомбург - Код Вавилона
— Вот! — антиквар протянул договор Крису. — После того как вы подпишете, все будет принадлежать вам. Вообще-то в этот договор надлежало вписать название музея, но теперь вписаны вы. Второй экземпляр договора, незаполненный, возьмете с собой, чтобы вписать туда вашу фамилию в качестве продавца и фамилию покупателя. Поле для окончательной цены я оставил пустым. Это уже ваше дело!
— Из этого ничего не выйдет.
— Почему же? Цепочка договоров прозрачна. Моя подпись в любой момент может быть подтверждена. Мои адвокаты, Понти, мои наемные служащие, мой банк — кто угодно может ее засвидетельствовать. И вы разом избавляетесь от всех забот.
Крис вспомнил неприятности в своей фирме, нехватку заказов, свои несбывшиеся мечты.
— Я должен подумать.
— Подумайте вот о чем: вам надо поторапливаться. Вас здесь никогда не было!
Крис выругался и направился к дороге.
Трупы мотоциклистов лежали в нескольких шагах от «Ямахи». Стрелок все еще сжимал в руке свое оружие. Крис забрал его и обыскал стрелявшего, ища запасной магазин. С обоих трупов он снял шлемы.
Затем он поднял мотоцикл, завел его с нескольких попыток и поехал на нем к «Мерседесу».
— Вы подумали? — Форстер стонал. — Со мной уже дело к концу. Я должен знать ваше решение. Только заручившись вашим согласием, я смогу выдержать геенну огненную.
Крис все еще медлил. Если он справится с тем, чего требует Форстер, он выпутается из всех своих проблем. Если не справится, он окажется с тем, что есть сейчас.
— О’кей, я сделаю это.
Форстер с облегчением улыбнулся:
— Хорошо. Тогда с вас причитается один евро.
Крис непонимающе смотрел на антиквара.
— Я не шучу. Я продал вам эти древности. Это сделка купли-продажи.
Крис порылся в кармане, нашел монетку в один евро и опустил ее в ладонь Форстера.
— Залезьте в мой левый внутренний карман.
Крис нагнулся к Форстеру и вынул из его пиджака конверт.
— В нем фамилия и номер телефона человека в Берлине, к которому вы должны обратиться. Достаньте шкатулку.
Крис направился к багажнику. Крышку переклинило, она открывалась лишь на узкую щелку. Поскольку машина лежала колесами вверх, шкатулка сползла по наклонной крышке багажника к щели. Однако в щель не пролезала.
Крис встал на колени, сунул руки внутрь багажника и начал вынимать из шкатулки предметы по одному. Он взял сумку из-под провианта и сложил туда древности.
— Мне больно смотреть, как безжалостно вы обращаетесь с этими сокровищами.
— А у вас есть идея лучше? — сердито пробормотал Крис и подошел к Форстеру, который бессильно поднял ослабевшую правую руку.
— Последний взгляд, а? — голос Форстера был уже еле слышен. — Последнее прикосновение. Прошу вас!
Крис пожал плечами, присел на корточки и извлек несколько табличек из их футляров. Глаза Форстера блестели от блаженства, когда он водил кончиками пальцев по древней глине.
Потом он решительно отдернул руку:
— Возьмите себе паспорт Рицци.
— Что? — Крис непонимающе уставился на Форстера.
— Ну же. Он приблизительно вашего возраста. Хоть фото и не подходит… но мало ли что…
Крис рылся в карманах Рицци, пока не нашел паспорт.
— Неплохо, — оценил он, увидев дипломатический паспорт Республики Мальта.
— Не правда ли? — Форстер улыбнулся и с усилием вытянул из внутреннего кармана пиджака свой паспорт: — Запас на крайний случай. Мой бросьте в «Мерседес». И не забудьте взять с собой мобильник и оружие.
— Я не собираюсь воевать.
— Главное — подготовиться. — Форстер вдруг впал в почти шаловливое настроение. — Помогите мне. Я уже не могу встать. К БМВ.
Крис подхватил Форстера под мышки и потащил его к БМВ. Антиквар стиснул зубы и тихо стонал.
— Еще Рицци сидит неправильно. Он должен сидеть на водительском месте.
Крис вернулся к «Мерседесу» и с трудом перетащил труп телохранителя на водительское место.
— Взгляните, нет ли в БМВ запасной канистры с бензином. Если нет, то поищите в грузовике.
Крис кивнул и действительно нашел в БМВ полную канистру. Он облил «Мерседес» бензином и в конце пролил бензиновую дорожку к Форстеру.
Теперь Крис был готов. Он выкатил «Ямаху» из опасной зоны, завел мотор и поставил мотоцикл на подножку. Ему оставалось только тронуться.
Он направился к Форстеру.
— Бегите. — Антиквар отмахнулся: — Слез не надо. Уж не настолько мы с вами близки.
Крис увидел «беретту», лежащую рядом с Форстером, ту самую, которая только что спасла жизнь им обоим.
— На случай, если конец наступит не так скоро. Вы же видите, я все еще жив. Несмотря на выстрел в живот. Или вы хотите сделать это сами?
Их взгляды встретились.
— Нет.
Крис нагнулся к уху антиквара и задал ему последний вопрос. Форстер громко рассмеялся и ответил одним-единственным словом. Крис кивнул, снова выпрямился, бросил последний взгляд на зажигалку в руке Форстера и пошел прочь. Он сел на «Ямаху» и поехал, не оглядываясь.
Форстер остался сидеть на земле, привалившись к БМВ спиной и крепко сжимая в левом кулаке монету в один евро, вырученную от своей последней сделки.
Он довольно улыбнулся. Потом щелкнул зажигалкой, и пламя, жадно пожирая бензиновую дорожку, потянулось к «Мерседесу». Бензобак «Мерседеса» взорвался, и столб огня взметнулся в небо. Выстрел «беретты» утонул в грохоте взрыва.
Крис почти не вздрогнул, когда позади него прогремел взрыв. В ушах у него все еще звучало последнее слово антиквара.
— Вы от меня что-то утаили? — спросил у него Крис.
— Многое.
Глава 11
Ватикан
Понедельник
Сперва он увидел клюку. Он сразу же подумал о епископском посохе. Но эта была другая, много проще. Не было блестящего покрытия, не было резьбы по слоновой кости, и не было типичной витой головки епископской палки.
Она была прямой, но не такой прямой, как посох, изготовленный при помощи инструментов.
Палка была гладкая, на редкость гладкая. Особенно вверху, у того места, где начинался изгиб. На месте, где рука миллионократно бралась за нее, поверхность была отполированной, как у отшлифованного бриллианта. У черного бриллианта. Ибо палку в том месте зачернила грязь.
«То не мог быть епископский посох, — подумал он. Руки епископа не бывают грязными».
Палка была темно-серой, очищенной от коры, сухой и потемневшей от света и дождя.
Изгиб палки расширялся кверху до лопатки в форме лопасти весла — ею пастух в засушливое время разрывал почву, докапываясь до грунтовых вод, чтобы напоить свое стадо.
Затем он увидел человека, который держал эту клюку в руке. Мужчина был и в самом деле среднего роста. Он знал это заранее. Он уже видел его множество раз.
Пастух был одет в простую бесцветную одежду, сотканную из шерсти. Блестела на солнце отделка под золото. Обувь его была искусно сплетена из сухого тростника, а голова повязана простым платком для защиты от солнца.
Лицо мужчины было угловатым, жилистое тело привыкло к лишениям и испытаниям, и мускулы его сильных рук вздрагивали при каждом движении в ярком солнечном свете. Кожа лица задубела под солнцем и потемнела, и невозможно было определить возраст этого человека.
Картинка расширилась, и он увидел стадо овец. Как всегда.
Животные стояли сплоченно и паслись, выбирая траву посочнее. Пастух нашел для них хорошее место. Песчаная почва была покрыта сытной зеленью.
Мужчина оперся на свой посох, навалившись всем весом на прямой конец палки, а загнутый конец под наклоном уперев в землю перед собой.
Он стоял в середине стада. Канавы орошения пересекали пастбище. Каждое из животных было у него на глазах, и он с любопытством смотрел, как еще одно стадо появилось шагах в двухстах у финиковых пальм и приближалось.
Пастух свистнул, и в поле зрения возникли две собаки. Они были с волчьими мордами. Одна тотчас обежала кругом свое стадо, другая вместе с пастухом направилась к новому стаду. Вместе они подогнали овец, пока оба стада не перемешались.
Бенедикт услышал взмахи крыльев. Сильные, мощные, не лихорадочные, а спокойные и решительные. Как всегда.
Пастух глянул вверх. Только что это была лишь точка в небе, и вот она уже разрослась до огромных размеров. На могучих ногах выпустились когти. Он видел огромный клюв и алчущие глаза смертоносного охотника.
Собаки залаяли, и пастух забегал среди стада.
Лопаткой своей клюки он метнул камень ровно в тот момент, когда орел опускался, потом еще один камень и еще один.
Орел замедлил свой полет, издал свистящий крик и, сделав элегантный разворот, растаял в небе.
Пастух опять оперся на клюку, любовно поглядывая на свое заметно возросшее стадо.
