Стиг Ларссон - Девушка с татуировкой дракона
В четырнадцать пятьдесят пять Харриет прошла через двор. Она, в частности, повстречалась со своей матерью, Изабеллой, но они не разговаривали. Буквально через минуту ей встретился тогдашний пастор местной церкви, Отто Фальк. В то время пасторская усадьба находилась на том месте, где сейчас вилла Мартина Вангера, и, следовательно, пастор жил по эту сторону моста. Отто Фальк был простужен и спал у себя дома, когда произошло столкновение; он пропустил само драматическое событие, но его разбудил шум, и он как раз направлялся к мосту. Харриет остановила его и хотела с ним поговорить, но он отмахнулся от нее и поспешил дальше. Отто Фальк был последним, кто видел ее живой.
– Как она умерла? – повторил Микаэль.
– Не знаю, – ответил Хенрик Вангер, подняв на него измученный взгляд. – Только около пяти нам удалось вытащить Аронссона из машины – он, кстати, выжил, хоть и здорово пострадал, – и вскоре после шести мы сочли, что опасности пожара больше нет. Остров был по-прежнему отрезан, но все начало успокаиваться. Только когда мы где-то около восьми часов вечера сели наконец за обеденный стол, обнаружилось, что Харриет отсутствует. Я послал одну из ее двоюродных сестер к ней в комнату, но та вернулась и сказала, что ее там нет. Я не придал этому значения; решил, что она пошла прогуляться или что ей просто не сообщили о начале обеда. Вечером мне пришлось по разным поводам выяснять отношения с семьей. И только на следующее утро, когда Изабелла попыталась разыскать Харриет, мы осознали, что никто понятия не имеет, где она, и что никто не видел ее со вчерашнего дня.
Он развел руками:
– В тот день Харриет Вангер бесследно исчезла.
– Исчезла? – эхом отозвался Микаэль.
– За все эти годы нам не удалось найти ни малейшего ее следа.
– Но раз она пропала, то вы не можете утверждать, что ее кто-то убил.
– Ваше возражение понятно. Я рассуждал таким же образом. Когда человек бесследно исчезает, есть четыре возможности. Он мог исчезнуть добровольно и скрываться. Он мог стать жертвой несчастного случая и погибнуть. Он мог совершить самоубийство. И наконец, он мог стать жертвой преступления. Все эти возможности я взвешивал.
– Значит, вы полагаете, что кто-то лишил ее жизни. Почему же?
– Потому, что это единственный обоснованный вывод. – Хенрик Вангер поднял палец. – Сначала я надеялся, что она сбежала. Но чем больше проходило времени, тем больше мы убеждались в том, что это не так. Подумайте сами, как шестнадцатилетняя девушка из довольно благополучной среды, пусть даже и очень смышленая, смогла бы самостоятельно устроиться и скрываться, да так, чтобы ее не обнаружили? Откуда бы она взяла деньги? А если бы даже ее где-нибудь приняли на работу, то ей понадобилось бы заполнять налоговую декларацию и указывать какой-то адрес.
Он поднял два пальца:
– Моей следующей мыслью, естественно, было, что с ней произошло какое-то несчастье. Окажите мне услугу – подойдите к письменному столу и откройте верхний ящик. Там лежит карта.
Микаэль выполнил просьбу и развернул карту на журнальном столике. Остров Хедебю представлял собой кусок земли неправильной формы, вытянутый километров на десять в длину и в самом широком месте едва достигавший полутора километров. Большую часть острова занимал лес. Постройки располагались поблизости от моста и вокруг маленькой лодочной гавани; на дальней стороне острова имелось только одно хозяйство, Эстергорд, откуда и отправился на машине несчастный Аронссон.
– Помните, что покинуть остров она не могла, – подчеркнул Хенрик Вангер. – Здесь, на острове, можно оказаться жертвой несчастного случая, как и в любом другом месте. Человека может поразить молния, но в тот день грозы не было. Человек может угодить под лошадь, упасть в колодец или провалиться в расщелину. Здесь наверняка существуют сотни возможностей попасть в беду. Я обдумал большинство из них.
Он показал три пальца:
– Тут есть одна загвоздка, которая касается и третьей возможности, – что девушка, вопреки ожиданиям, покончила с собой. Где-нибудь на этом ограниченном участке обязательно должно было находиться ее тело.
Хенрик Вангер хлопнул ладонью по карте.
– После ее исчезновения мы целыми днями прочесывали остров вдоль и поперек. Обследовали каждую канаву, каждый клочок пашни, горной расщелины и ветровала. Мы проверили каждое здание, каждую трубу, каждый колодец, сарай и чердак.
Старик оторвал взгляд от Микаэля и уставился в темноту за окном. Его голос стал тише и звучал более доверительно:
– Я искал ее всю осень, даже после того, как народ отчаялся и прочесывать остров перестали. В свободное время я ходил по острову взад и вперед. Наступила зима, а мне так и не удалось обнаружить ни следа. Весной я вновь принялся за поиски, пока не понял, что они бесполезны. Летом я нанял троих опытных лесников, которые еще раз обыскали все со специально обученными собаками. Они тщательно обследовали каждый квадратный метр острова. К тому времени я уже начал подозревать, что ее убили. То есть они искали место, где закопали ее тело. Лесники продолжали поиски три месяца, но мы не обнаружили никаких следов Харриет. Она словно бы растворилась в воздухе.
– Существует еще ряд возможностей, – возразил Микаэль.
– Например?
– Она могла утонуть или утопиться. Это остров, и вода способна скрыть многое.
– Что правда, то правда. Но вероятность не слишком велика. Подумайте: если с Харриет что-то случилось и она утонула, то логично предположить, что это произошло где-то поблизости от селения. Не забывайте, что переполох на мосту был самым драматическим событием, произошедшим в Хедебю за несколько десятилетий, и нормальная любопытная шестнадцатилетняя девушка едва ли пойдет в такой момент гулять на другую сторону острова.
– Но еще важнее другое, – продолжал он, – течение здесь не слишком сильное, а ветра в это время года бывают северными или северо-восточными. Если что-нибудь попадает в воду, то потом всегда всплывает где-нибудь у берега материка, а там почти всюду имеются постройки. Не думайте, что нам это не приходило в голову; мы, естественно, обследовали «кошкой» все те места, где она могла утонуть. Я нанял молодых ребят из местного клуба ныряльщиков. Они посвятили целое лето тому, что тщательно обыскали дно пролива и вдоль берега... ничего. Я совершенно уверен, что она не лежит в воде, иначе бы мы ее нашли.
– А не могло с ней что-нибудь случиться в другом месте? Мост, конечно, был перекрыт, но до материка совсем недалеко. Она могла переплыть туда или перебраться на лодке.
– Стоял конец сентября, и вода была настолько холодной, что Харриет едва ли отправилась бы купаться посреди всего этого переполоха. Но если бы она вдруг решила переплыть на материк, ее бы обязательно заметили и поднялся бы большой шум. На мосту находилась далеко не одна дюжина глаз, а на материке вдоль воды стояли две-три сотни людей и наблюдали за разворачивавшейся драмой.
– А лодка?
– Нет. В тот день на острове насчитывалось ровно тринадцать лодок. Большинство прогулочных лодок уже вытащили на берег. В старой лодочной гавани на воде оставались только два катера. Там были еще семь плоскодонок, пять из которых уже находились на берегу. Под пасторской усадьбой одна плоскодонка лежала на суше и одна на воде. Около хозяйства Эстергорд были еще моторная лодка и плоскодонка. Все эти суда проверяли, и они оказались на своих местах. Если бы Харриет переплыла на лодке и сбежала, ей бы пришлось оставить лодку на другой стороне.
Хенрик Вангер поднял четвертый палец:
– Тем самым остается только одна реальная возможность: Харриет исчезла не по собственной воле. Кто-то убил ее и спрятал тело.
Лисбет Саландер провела второй день Рождества за чтением полемической книги Микаэля Блумквиста об экономической журналистике. Книга состояла из двухсот десяти страниц, называлась «Тамплиеры» и имела подзаголовок «Повторение пройденного для журналистов-экономистов». На обложке, стильно оформленной Кристером Мальмом, была помещена фотография Стокгольмской биржи. Кристер Мальм поработал в «Фотошопе», и зритель не сразу осознавал, что здание биржи парит в воздухе, а фундамент у него отсутствует. Трудно представить себе более говорящую обложку, способную сразу настолько ясно задать тон повествованию.
Саландер отметила, что Блумквист является прекрасным стилистом. Книга отличалась прямотой и увлекательностью изложения материала, и даже не посвященный в тонкости экономической журналистики человек мог многое из нее почерпнуть. Тон книги был язвительным и саркастическим, но главное, убедительным.
Первая глава напоминала своего рода объявление войны, и Блумквист заявлял об этом прямо, без обиняков. За последние двадцать лет шведские журналисты, специализирующиеся на экономике, постепенно превратились в группу некомпетентных мальчиков на побегушках, преисполненных чувства собственного величия и утративших способность к критическому мышлению. Сделать последний вывод автора побудил тот факт, что многие из них раз за разом довольствовались передачей высказываний директоров предприятий и биржевых спекулянтов, без малейших возражений даже в тех случаях, когда сообщались ложные сведения. Подобные репортеры либо столь наивны и доверчивы, что их следовало бы отстранить от работы, либо – и это гораздо хуже – сознательно изменяют долгу журналиста критически исследовать материал и снабжать общественность правдивой информацией. Блумквист утверждал, что ему часто бывает стыдно, когда его называют экономическим журналистом, поскольку при этом его ставят на одну доску с людьми, которых он вообще отказывается причислять к журналистам.
