Майкл Коннелли - Тьма чернее ночи
Судья объявил присяжным, что в связи с краткостью обращения обвинителя перерыва не будет и процесс сразу перейдет к речи защитника. Впрочем, перерыв все равно наступил довольно скоро, ибо Фауккс встал, подошел к трибуне… и потратил на обращение к присяжным еще меньше времени, чем Крецлер.
– Знаете, дамы и господа, разговор насчет того, чтобы убивать вестника, не убивать вестника… Позвольте мне кое-что сказать. Все эти красивые слова, которые вы тут услышали под конец от мистера Крецлера… Уверяю вас, каждый обвинитель в этом здании говорит такие слова в начале каждого процесса. По-моему, эти слова напечатаны на карточках, которые они носят в бумажниках.
Крецлер встал и выразил протест против того, что он назвал «грубым утрированием», и Хоктон сделал Фаукксу замечание, однако заметил обвинителю, что тот мог бы эффективнее использовать свои доводы. Фауккс быстро продолжил:
– Если я позволил себе лишнее, прошу прощения. Я знаю, что для обвинителей и полиции эта тема весьма болезненная. Но, граждане, я хочу сказать только одно. Дыма без огня обычно не бывает. И во время этого процесса мы попытаемся найти дорогу в этом дыму. Не обязательно, что мы придем к огню, но знаю доподлинно: мы обязательно придем к заключению, что этот человек… – он повернулся и решительно указал на своего клиента, – этот человек, Дэвид Н. Стори, вне всяких сомнений, не виновен в преступлении, в котором его обвиняют. Да, он человек, наделенный властью и положением, но помните, быть таким не преступление. Да, он знаком кое с кем из знаменитостей, однако когда я в последний раз заглядывал в журнал «Пипл», это тоже еще не считалось преступлением.
Далее. Возможно, подробности частной жизни и склонности мистера Стори покажутся вам неприятными. Мне, например, кажутся. Но помните, что на данном судебном разбирательстве его обвиняют не в этом. Здесь разбирается дело об убийстве. Не более и не менее. И в предъявленном преступлении Дэвид Стори не виновен. Что бы ни говорили вам мистер Крецлер, мисс Лэнгуайзер, детектив Босх и их свидетели, в деле нет абсолютно никаких доказательств вины.
После того как Фауккс поклонился присяжным и сел, судья Хоктон объявил перерыв до начала свидетельских показаний во второй половине дня.
Босх смотрел, как присяжные по одному выходят через дверь. Некоторые оглядывались через плечо на зал суда. Выходившая последней заседательница – чернокожая женщина лет пятидесяти – посмотрела прямо на Босха. Он опустил глаза и сразу же пожалел об этом. Когда Босх снова поднял взгляд, она исчезла.
16
На процессе объявили перерыв, и Маккалеб выключил телевизор. Он не хотел слушать комментарии «говорящих голов». С его точки зрения, по очкам выиграла защита. Фауккс сделал прекрасный ход, сказав присяжным, что тоже находит личную жизнь и привычки клиента отвратительными. Он как бы говорил им, что раз он может терпеть такое, то и они смогут. Он напоминал: на процессе речь идет о лишении жизни, а не о том, как некий человек проводит время.
Маккалеб снова занялся подготовкой к встрече с Джей Уинстон. После завтрака он вернулся на яхту, собрал бумаги и книги. Теперь, вооружившись ножницами и клейкой лентой, Терри сочинял речь, которая, как он надеялся, не только произведет на Уинстон впечатление, но и убедит ее в том, во что Маккалеб сам с трудом поверил. Некоторым образом работа над речью была генеральной репетицией изложения дела. В этом отношении Маккалеб посчитал, что с большой пользой потратил время. Он смог увидеть логические несостыковки и подготовить ответы на вопросы, которые ему обязательно задаст Уинстон.
Пока он размышлял, что именно сказать Уинстон, та позвонила на сотовый:
– Похоже, по сове у нас прорыв.
– То есть?
– Дистрибьютору в Миддлтоне кажется, что он знает, откуда она. Место прямо здесь, в Карсоне. Называется «Берд-Барьер».
– Почему он так считает?
– Курт послал по факсу фото нашей птички, и человек из Огайо, с которым он разговаривал, заметил, что низ фигурки открыт.
– Хорошо. И что это означает?
– Очевидно, обычно их делают с закрытыми подставками, которые можно наполнить песком, чтобы птица удержалась на ветру, под дождем и так далее.
– Понимаю.
– У них есть один оптовик, «Берд-Барьер», который берет птиц с полой подставкой и прилаживает на какие-то ухающие штуковины.
– Что значит «ухающие»?
– Ну, как настоящие совы. Наверное, это действительно помогает отпугивать птиц. Знаешь, какой слоган у «Берд-Барьер»? «Номер один, когда доходит до птиц, идущих под номером два». Клево, а? Вот так они отвечают по телефону.
Разум Маккалеба работал слишком быстро, чтобы заметить юмор. Он не засмеялся.
– Это в Карсоне?
– Да, недалеко от тебя. Сейчас мне пора на встречу, но я собиралась удрать пораньше, чтобы повидаться с тобой. Хочешь встретиться там? Ты успеешь?
– Было бы неплохо.
Уинстон дала ему адрес, и они договорились встретиться в два. Она сказала, что президент компании, человек по имени Камерон Риддел, согласился принять их.
– Ты везешь с собой сову? – спросил Маккалеб.
– Ну, знаешь ли, Терри! Я уже двенадцать лет как детектив.
– Прости.
– Увидимся в два.
Закончив разговор, Маккалеб достал из морозилки оставшийся тамаль, разогрел в микроволновке, потом завернул в фольгу и положил в кожаную сумку, чтобы съесть по пути через залив. Заглянул к дочери – та в большой комнате спала на руках у приходящей няни, миссис Перес. Маккалеб погладил малышку по щеке и ушел.
* * *«Берд-Барьер» находился в районе больших дорогих магазинов, охватывающем восточную сторону шоссе 405 как раз возле аэродрома, где привязан аэростат «Гудьир». Аэростат был на своем месте, и Маккалеб разглядел канаты, которые удерживали его на ветру. Войдя через стеклянную дверь в «Берд-Барьер», он попал в небольшую приемную, где уже находилась Джей. На полу рядом со стулом стояли портфель и картонная коробка, запечатанная сверху красной лентой с надписью «УЛИКА».
Уинстон сразу же встала и подошла к приемному окошку, за которым сидел молодой человек с телефонной гарнитурой.
– Вы можете сказать мистеру Ридделу, что мы здесь?
Молодой человек, по-видимому, администратор, кивнул.
Через несколько минут их провели в кабинет Камерона Риддела. Маккалеб нес коробку. Уинстон представилась, назвав Маккалеба коллегой. Это в некотором роде соответствовало истине, а также скрывало его статус.
Риддел оказался симпатичным мужчиной лет тридцати пяти, который явно очень хотел помочь расследованию. Уинстон достала из портфеля пару латексных перчаток, надела, потом провела ключом по красной ленте на коробке и открыла ее. Вынула сову, поставила на стол.
– Что вы можете рассказать нам об этой птице, мистер Риддел?
Риддел, не выходя из-за стола, наклонился, чтобы рассмотреть сову.
– Можно дотронуться до нее?
– Вот, наденьте.
Уинстон открыла портфель, достала из картонной упаковки еще пару перчаток и подала Ридделу. Маккалеб просто наблюдал, решив не высовываться, если Уинстон не попросит об этом и если не упустит в разговоре чего-то важного. Риддел с трудом натягивал перчатки.
– Простите, – сказала Уинстон. – Они среднего размера. Вам, видимо, нужны побольше.
Справившись с перчатками. Риддел поднял сову обеими руками и начал разглядывать нижнюю часть. Заглянул в полую пластмассовую формочку, потом подержал птицу прямо перед собой, по-видимому, разглядывая нарисованные глаза. Потом поставил сову на угол стола и вернулся на свое место. Сел и нажал кнопку селекторной связи:
– Моник, это Камерон. Принесите, пожалуйста, одну из ухающих сов с линии сюда ко мне. Если можно, сейчас.
– Уже иду.
Риддел снял перчатки и размял пальцы. Потом посмотрел на Уинстон, видимо, понимая, что она главная. Указал на сову:
– Да, это наша, но ее… Не знаю, какое слово употребили бы вы. Ее изменили, модифицировали. Мы не продаем их такими.
– Какими «такими»?
– Ну, Моник принесет одну, и вы сами увидите, но, по существу, эту немножко перекрасили и убрали ухающий механизм. А еще мы вот здесь, сзади, – он показал на подставку, – приклеиваем свой ярлык. Его нет.
– Давайте начнем с окраски, – сказала Уинстон. – Что сделано?
Не успел Риддел ответить, как в дверь постучали, и женщина внесла еще одну сову, завернутую в целлофан. Риддел попросил ее поставить птицу на стол и снять упаковку. Маккалеб заметил, как она поморщилась, увидев черные глаза совы, которую принесла Уинстон. Риддел поблагодарил ее, и сотрудница вышла.
Маккалеб изучал сидящих бок о бок сов. Их сова была темнее. У совы из «Берд-Барьер» перья были пяти цветов, включая белый и голубой, а также янтарного цвета глаза из светоотражающей пластмассы с черными зрачками. А новая сова сидела на черной пластмассовой подставке.
– Как видите, ваша сова перекрашена, – сказал Риддел. – Особенно глаза. Если их так покрасить, теряется нужный эффект. Эти глаза называются «фольгированно-отражающие». Слой фольги в пластмассе улавливает свет, и кажется, будто глаза движутся.
