Яблоня - Лада Солнцева
– И вам нравилось?
– Сложно сказать. Я был больше в отца, человека прагматичного и абсолютно приземленного. Но прежде всего я был ребенком, а в театре было красиво, везде яркие, необычные наряды. Наверное, для меня это было что-то вроде ярмарки.
– И как давно вы были в нем последний раз?
– Когда-то в юности. Я перестал ходить после того, как мама умерла.
– Ох… Простите.
– Нет, все в порядке, капитан. В опере я никогда не был, но атмосфера примерно такая же. Знаете, даже приятная ностальгия какая-то.
– Неужели она не напоминает вам о тех временах, когда ваша мать была еще жива?
– Напоминает. В хорошем смысле. Мы здорово проводили время, хотя и были совсем разными людьми, и именно она научила меня, что не существует людей, с которыми можно «не сойтись характерами». Да, теперь ее нет, и театры остались далеко в прошлом, но я никак не могу изменить то, что случилось, капитан. Смерть забирает у нас людей, и все, что мы можем сделать – оставить прошлое в прошлом.
Кристиан не ответила.
Она быстро поняла, что простое брожение по коридорам оперного театра и разглядывание фотографий ни к чему их не приведет. Однако возможности попасть в закулисье у них не было, а охрана строго следила за всеми служебными помещениями. От сияющего золота вокруг начали болеть глаза, а локоть горел от тепла прикасающейся к нему руки.
– Думаю, нам лучше попытать счастья во время антракта. Тогда большинство людей отправится в буфет, и у нас будет больше шансов.
– А если что-то произойдет в первой половине представления?
– У нас не так много вариантов, капитан.
По огромному фойе пролетел первый звонок. Людской поток устремился к залу.
– Ваши билеты, пожалуйста. Я помогу вам найти ваше место.
К главной ложе шел отдельный коридор. Туфли Кристиан утопали в пушистой ковровой дорожке. Мужчина впереди шел, не оборачиваясь, и она почувствовала, как невольно замедляет шаг. Слегка сжавшая локоть рука сержанта осторожно потянула ее вперед, и Кристиан пришлось повиноваться.
Огромные белые двери отворились перед ними, и капитан зажмурилась от лившихся на нее огней. Главная ложа находилась сбоку и выходила прямо на сцену, обеспечивая наилучший обзор как на выступление, так и на зал. Именно в этот момент Кристиан осознала всю безнадежность ситуации. Они с сержантом должны были предотвратить преступление, каким бы ни был замысел преступника, но что они могут сделать, находясь практически на главной сцене, под светом сияющих софитов? Словно их посадили в первый ряд в представлении, совершенно отличном от того, что разворачивается на сцене.
– Приятного вам вечера.
Мужчина удалился, оставив ее наедине со своими мыслями. Она отчаянно посмотрела на сержанта, но ее взгляд разбился об его привычную улыбку.
– Прошу, – он немного игриво указал на ее место.
Она вздохнула.
– Вы никогда не можете вести себя соответствующе ситуации.
– Просто я привык объективно оценивать свои возможности. Сейчас наша единственная возможность – насладиться этим вечером, надеясь на лучшее.
Кристиан села, почувствовав, словно растворяется в мягкости кресла. Прозвенел второй звонок.
Она открыла брошюру – в основном та состояла из текстов арий, кое-где встречались красочные фотографии. Практически вся опера состояла из сольных выступлений господина фон Рейнсфорда, оплакивающего свою несчастную любовь. Да уж, судя по тому, что она прочитала в сети, несчастной любви в его жизни хватало – правда, скорее озлобленной, нежели горестной.
Постепенно в зале погас свет, и лишь сцена осталась ярко освещенной. Капитан неуверенно посмотрела в сторону рядов – контраст освещения был столь сильный, что она не могла различить ни единого лица. Ощущение собственной беспомощности становилось все сильнее. Она почувствовала, как рука сержанта легла на ее собственную, словно успокаивая.
На сцене стояла одинокая фигура. Высокий мужчина лет тридцати пяти, облаченный в черный фрак, производил впечатление античной статуи. Длинные волосы цвета темного дерева пересекала одна-единственная седая прядь, скульптурное лицо казалось словно высеченным из камня. Он смотрел в зал, не моргая, словно ждал какого-то особенного знака. Увидев его, Кристиан неосознанно застыла, подавшись вперед.
Именно в этот момент их глаза встретились. Серые, практически сияющие в свете огней глаза мужчины буквально на одну секунду слились с ее пораженным взглядом. И в этот момент грянула музыка.
Он запел.
Его голос не был частью музыки – его голос был самой музыкой. Он был инструментом, живущим отдельно от оркестра, искусством, растворяющим в себе ее душу. С того самого момента, как первые ноты сорвались с его губ, Кристиан забыла о том, как она оказалась здесь. Забыла она и открыть программу, чтобы хотя бы посмотреть, что пытаются до нести до нее льющиеся со сцены слова, забыла оглянуться на сержанта, чтобы увидеть, как он с едва насмешливой улыбкой смотрит на нее, в неподдельном восторге глядящей на сцену.
Действие сменяло действие; вот уже сражен был противник героя, укравший его возлюбленную, но принцессы не было в освобожденном замке. Вновь стоял среди летящих лепестков герой, поющий о своей несчастной любви; он собирался в далекие страны, куда успели увезти его девушку враги, намереваясь продать одному из местных правителей. Кристиан неотрывно смотрела на прекрасного мужчину с седой прядью, на грустный взгляд его серых глаз, и давно уже ушел из ее мыслей образ человека, разъяренно отгонявшего интервьюеров.
Прозвенел звонок, и она словно проснулась от затянувшегося сна.
– Я смотрю, вам понравилось, капитан.
– А вам нет?
– Наблюдать за вашей практически детской реакцией было в разы интереснее.
Она недовольно хмыкнула, возвращаясь к своему обычному состоянию.
– Я проверю еще раз все коридоры. Проследите за сценой.
Ей было неловко, что Фледель видел ее такой; почему-то столь сильное восхищение представлением казалось ей чем-то вроде слабости, что она не должна была так сильно отвлечься, придя сюда под прикрытием. Поэтому ей захотелось как можно скорее оказаться наедине с собой – отчасти чтобы переварить бурю эмоций, бушевавшей в ней после спектакля.
Теперь она понимала причину такой бешеной популярности господина фон Рейнсфорда – его невероятный талант. Способность проникнуть в самую глубь души, на сколько бы замков она ни была заперта.
Шумящая толпа вышла из зала, обсуждая впечатления от спектакля. Капитан внимательно разглядывала идущих по коридору богато одетых господ, пытаясь приметить что-либо подозрительное, но все они сливались в сплошную лавину, и Кристиан сама не успела осознать, как оказалась втянута в самую ее гущу. Кто-то толкнул ее плечом; из едва сжатых рук вылетела программка, упав куда-то на пол.
Она оглядывалась, не в силах понять, куда
