Кровь - Айрон
– Мой родной отец, верил в карму. – Ван. – Жертвовал деньги и выходил на общественные работы. Считал, что каждому воздастся, стоит только подождать. Верил, что оккупантов сожгут в последней войне.
Валлон молчал, ожидая продолжения, или обдумывая слова.
– Он умер два года назад, а оккупанты ещё здесь. Я, не верю в возмездие божественной силой. Я считаю, что его нужно ковать самому. Мстить виновным, не давать совершать зло, противостоять, пусть даже придётся сжечь родной дом.
– Громкие слова. Но, судят по делам. Возможно, я чего-то не знаю, и ты состоишь в каком-нибудь революционном кружке, или совершаешь диверсии? – отвечая взглядом судьи, видящем подсудимого насквозь. – Если так, то я очень рад. Ты будешь первым человеком из сопротивления, которого я встретил за последние… Дай подумать… Четыре, нет пять лет. В таком случае, можешь не раскрывать своих тайн. Храни их достойно. – насмешливый взгляд. – Или, ты один из тех, кто громко осуждает, а затем идёт и делает ту работу, за которую ему платят? – голос стал твёрже, и бесчувственней, как во время игры. – Тогда заткнись и топай. Ты ровно в том месте, где окажутся все, нам подобные.
Серая земля, пыльные деревья вдоль дорог, тусклые плоды на низких ветвях. Спрятав светило своим ватным телом, облако отбросило густую тень. Сразу стало как-то зябко. Лай собак, грохот загружаемого в вагоны концентрата, короткий гудки сирены. Сразу за перекрёстком, начинался пологий подъём, в конце которого виднелись стены, окружавшие погрузочную площадь, на которой и остановился состав.
Немного не доходя до середины подъёма, по правую руку, из-за ветвей массивного дерева, показался каменный дом. Некогда белые, оштукатуренные стены, хоть и осыпались, но ещё сохраняли остатки прежнего величия. Рядом, меж зарослей, терялась стена меньшего здания. Его обращённый к дороге бок, была выстлан лакированными плитками, складывающимися в схематичного вида карту. Старая, оставшаяся с тех времён, когда в этот город ещё стремились на заработки, с узорами на пустых участках. Выбившись из сил, Ван облокотился на собранный из труб заборчик, исподлобья изучая рисунки мёртвых людей.
– Мы там, где красная точка. – дополнительно пояснил Валлон. – Поезд движется автоматически. Из одного конца ветки, в другой. Обычно, это занимает двенадцать дней. Один цикл. Иногда ветку меняют, и цикл приходится приспосабливаться. Если хочешь его пережить… – заглянув Вану в глаза. – …тебе, тоже придётся приспособиться.
– К сожалению, я не могу приказать телу, производить больше крови.
– Тогда придётся меньше давать. Уже есть пример подобного изменения.
– Зачем тебе третий? Двое, неплохо справляются.
– Я начал к ним привыкать. – отведя взгляд, притворившись, будто разглядывает карту. – Это может плохо для меня закончится. И, как видишь, они облажались. Крупно. Весь цикл стоит под вопросом.
– Я должен знать, к чему буду причастен. – серьёзно и вдумчиво. – Зачем всё это?
Нахмурившись, похититель долго думал, но, так и не дав ответа, медленно пошёл дальше. Перешагнув через тень забора погрузочной площади, Валлон произнёс в пустоту.
– Значит, придётся ждать следующего. – и кивнув в сторону платформы, присел на край бетонного кольца, ожидая чего-то.
Последние пятьдесят метров до платформы, дались тяжелее всего. Мягкие, не привыкшие к ходьбе босяком, ступни горели при каждом шаге. Лёгкие, будто забитый пылью фильтр, сколько в них не проталкивай, не принимали воздух. Чужая рука под рёбрами, скручивала кишки. Но хуже всего, были роящиеся в голове мысли. – Почему он скрывает свои цели? Я умру. Из двенадцати дней, прошло лишь пять. – Забрасывая чем попадётся, жгучую, ужасающую мысль. – Я умру. Если тем двоим, за столько времени, не удалось, то какие шансы у нас? Я умру. Как он узнал о сообщении? Не в тот же день, не на следующий, а после того, как я о нём рассказал? Я умру! И что бля делать дальше?!
От пронзающей боли по острому бетону или накатившей слабости, начали подкашиваться ноги. Чёрный зев тамбура был всё ближе. Сердце снова забилось в бешеном ритме, в глазах начало темнеть, на спине и лбу выступил холодный пот. Наступив на нагретую солнцем, откидную панель, Ван замер, не в силах сделать следующий шаг. Шаг в темноту.
– Не стой там. – от куда-то сбоку. – Мешаешь.
До того слышамый лишь пару раз, голос надзирательницы звучал резко и взволнованно.
– Свали, кому говорю.
– Я не могу войти. – с трудом ворочая языком, пытаясь удержать накатившую дрожь.
– Тогда выйти.
Второй раз повторять не потребовалось. Отступив, он развернулся, но наткнувшись взглядом на продолжающего сидеть у ворот похитителя, снова замер. Короткая заминка, и опустившись на бетон, облокотившись о грязно зелёный борт вагона, кролик облегчённо выдохнул. Так, прошло больше четверти часа. Одна, наблюдала, другой, наслаждался своим пребыванием в чистилище.
– Твой напарник, сказал, что вы нам не друзья. – переведя прищуренный взгляд в сторону голоса.
Она не ответила.
– И не враги. А если я скажу, что Он, предложил мне вашу работу? – чуть выждав. – Молчишь? Думаешь, у тебя есть на это время? Молчи. Жди. Скоро всё вернётся на круги. Поезд поедет, потечёт кровь, а вы, останетесь лежать возле дороги. Как он там говорил. Земля, болото, иногда снег. Куда он вас выбросит? – его сердце снова начали биться чаще, почувствовав травинку в руке. – Твой напарник рассказал кое-что и про тебя. – ещё одна театральная пауза. – Сегодня, у тебя был шанс выйти из клетки. Ты осмотрела поезд, заглянула в другие вагоны? Все они грузовые, с открытым верхом. Ни одного ясельного. – он слышал, или ему казалось что он слышит скрежет сживаемых в злобе зубов. – Он мог высадить его. Отдать в приют или просто оставить на вокзале. Но, ты знаешь его лучше, чем я. Как бы он поступил? Стал бы делать это? Или… – пауза, в которую ему казалось, он слышит, женский плачь. – Не пойму, почему вы не убьёте его. Заточенной ложкой или резинкой от трусов… Почему не нападёте в спину… – слова стали злее и резче.
– Потому, что мы знаем его. Знаем лучше, чем ты. – совершенно спокойным, сосредоточенным голосом. – Что ты сделал, для того, чтобы занять наше место? – театральная пауза. – А знаешь, что сделали мы, чтобы его получить? – пауза. – Тебе повезло. Тебя спасла твоя слабость. Если бы ты сбежал вместе с ними. Впрочем, сам увидишь. Но, помни. Они тебя бросили. Оставили подыхать в паутине. Ты был обузой. Как думаешь, что-то изменилось? Ты чувствуешь, как умираешь? Как все твои органы заходятся в безумном кранче, пытаясь…
Озлоблено скалясь, он рванулся во тьму, на голос. Желая заткнуть его… Она стояла
