Саския Норт - Клуб гурманов
— Ой, даже не рассказывай мне, я сам знаю эти полицейские допросы. И знаю, как они работают. Запутывают тебя, начинают давить, и не успеешь сам сообразить, как они все из тебя вытащат.
— Михел, я ничего им не говорила. Я разозлилась и ушла. Да, она меня запутывала. И у меня есть сомнения по поводу так называемого самоубийства Ханнеке. Но я даже виду не подала.
— Дорогая, видимо, ты все-таки сказала ей ту самую малость, которая и была ей нужна.
— Может, они нашли другие доказательства.
— Например?
— Откуда мне знать! Я ничего не знаю! Никогда! От меня всегда что-то скрывают! Даже у Ханнеке, которой я всегда все рассказывала и доверяла на тысячу процентов, как теперь оказалось, были от меня секреты!
— Видимо, и она боялась, что у тебя ее секреты долго не удержатся.
— Да что же это такое, черт возьми!
Я вся дрожала, сдерживая ярость.
— Да ладно, Ка, ты же болтушка. Я люблю тебя, потому что ты такая открытая и честная, но иногда… иногда честность все разрушает. Как сейчас.
— Что, по-твоему, сейчас разрушается?
— На основании того, что ты сказала их агенту, они сейчас обыскивают дом Иво. И еще они наложили арест на бухгалтерию Симона. Видимо, у них есть подозрения, которые касаются смерти Эверта. Конечно, это смешно. Но все равно, в результате они будут докапываться и докопаются до какого-нибудь дерьма. Теперь все всплывет на поверхность. И это может иметь последствия для моей фирмы.
Он вытащил из кармана джинсов помятую пачку «Барклай», достал сигарету, нагнулся и прикурил от пламени под чайником. Я демонстративно включила вытяжку на полную мощность и налила кипятка в сверкающий заварочный чайник. Мне вдруг страшно захотелось бросить Михела. Его друг покончил с собой, моя подруга лежала в коме, а он думал о своей фирме.
— Какое отношение это имеет к твоей фирме?
— Господи, Ка, не притворяйся. Симон был партнером в моей фирме. Иво был моим бухгалтером. Надо разложить тебе все по полочкам?
— Да, будь так любезен.
— Это, кстати, первый раз, когда ты проявила интерес к моим делам. Я объясню тебе, кого мы должны благодарить за денежки, которые ты с таким удовольствием транжиришь направо и налево. Симона. У него пятьдесят один процент акций «Шотмедиа». Благодаря тому, что он стал партнером, мы смогли расшириться, открыть собственную студию, писать классные программы и конкурировать с крупными производителями.
— Если верить твоему рассказу, фирма принадлежит не тебе, а Симону.
— Он просто акционер. Он не влезает в дела.
— Но ведь он с этого что-то имеет, как мне кажется?
— Часть прибыли. Которой у нас без его участия вообще не было бы.
— А почему твоя фирма развалится из-за расследования деятельности Симона?
— Если он перекроет кран, по каким бы то ни было причинам, с нами тоже все будет кончено. И тогда мы уже не сможем позволять себе все, что тебе так нравится: горнолыжные курорты, рестораны, четыре недели отпуска в Тоскане!
— Господи, Михел, он же твой друг и партнер! Зачем бы ему это делать?
— Он может создавать и разрушать. Ты знаешь Симона только как щедрого, общительного, компанейского парня, но в бизнесе он может быть очень жестким. Но в этом мире и нельзя по-другому.
— Но ты же подписал с ним контракт, ведь так? Он же не может в один прекрасный день просто взять и забрать свои деньги из «Шотмедиа»?
— Если он захочет навредить, он может вывести меня из фирмы, продать здание, поднять аренду и взять руководство на себя, если мы не добьемся оборота, как договаривались. А может сделать так, что мы этого оборота вообще не добьемся. К тому же, сейчас полицейские начнут рыться в его финансовых делах, и кто знает, что может всплыть. Если они что-то найдут, они могут наложить арест и на «Шотмедиа». Для репутации моей фирмы это тоже не слишком здорово.
Я налила чай в две чашки, хотя в тот момент мне нужен был алкоголь, чтобы успокоить скачущее сердце. Михел жестом показал мне, что тоже не хочет чаю.
— Я поеду за детьми, — пробурчал он, обращаясь скорее сам к себе, чем ко мне.
— Не надо. Я съезжу. Прими ванну или что-нибудь такое. Займись собой. Ты выглядишь, как будто четыре дня спал под мостом.
— Я хочу за ними съездить.
— О’кей, вперед. Интересно, узнают ли они тебя вообще.
Я знала, что эта фраза ранит его в самое сердце, но она вырвалась у меня сама собой, и было поздно забирать слова назад. Михел размахнулся и одним ударом смёл со стола чайник, пепельницу и чашки.
— Твою мать! Какой же ты можешь быть сволочной стервой! Да как ты смеешь… Я же из сил на хрен выбиваюсь! Для тебя! Для детей! Чтобы удовлетворять все ваши пожелания! Чтобы все… — Он резко ткнул мне в лицо пальцем, — были довольны! И ты смеешь мне делать такие мерзостные замечания! Чего тебе надо, избалованная баба? Хочешь, чтобы я чокнулся, как Эверт? Чтобы я бросил работу? Да запросто, слушай! Поиграю пару годиков в теннис, возьму пару заказов на дом, посплетничаю с подружками! А ты давай зарабатывай! Ты же ни дня не выдержишь моей жизни!
Он вылетел из кухни и так шарахнул дверью, что стекло раскололось, и осколки с громким звоном посыпались на пол.
— Радуйся, если я еще хоть один день выдержу с тобой! — заорала я ему вслед так громко, что заболело горло.
Я помчалась наверх по лестнице и закрылась в ванной. Всхлипывая от злости, я открыла кран. Всего за один день мне удалось разругаться со всеми, кого я любила.
22
На мобильном высветилось, что у меня два сообщения. Один звонок на автоответчик и одно SMS от Симона. Я сразу открыла его:
Надо поговорить. Завтра в 9, парковка Мак-Доналдса, у ротонды? Целую.
Меня пронзила волна облегчения, и ни секунды не сомневаясь, я ответила, что приеду. Он думал обо мне. Он меня успокоит.
На автоответчике была Анжела.
«Я пытаюсь тебя найти, но тебе, видимо, не хочется говорить по телефону. Я знаю, что ты дома, я встретила Михела у школы. Здесь Бабетт и Патриция… Ты, наверное, уже слышала, что вообще тут творится. Ну, короче, мы хотим, чтобы ты тоже пришла».
Я стерла сообщение и швырнула мобильный на кровать. Внизу раздавались звонкие милые голоски Аннабель и Софи, которые визжали от восторга и возились со своим папой. Я достала из шкафа чистые джинсы и толстый синий свитер, который всегда надевала, если мне нездоровилось, натянула теплые носки и высушила феном волосы. Потом я спустилась по лестнице, потискала дочек, они согрелись и вспотели. Михел старался не встречаться взглядом со мной, а я с ним. Напряжение висело между нами как магнитное поле. Мы упрямо молчали, пока девчонки не убежали с кухни принести поделки, которые смастерили в школе, и радостно подскочили, когда они вернулись обратно. Сияющая Софи сжимала в руке бумажный тюльпан, а Аннабель размахивала большим листом, на котором она нарисовала снеговика. Я сказала, что горжусь ими, и крепко прижала к себе, после чего они помчались к себе в комнату смастерить еще что-нибудь.
— Я поеду к Анжеле, — свысока сказала я и ушла, не попрощавшись с Михелом. Я понимала, что сама должна прекратить эту ссору, ведь я ее заварила, но пока не могла найти на это силы. Все в нем меня раздражало. То, как он колотил себя в грудь, доказывая, как тяжело он работает. Его упреки, что он делает все это лишь для того, чтобы угодить мне. Эти прозрачные отговорки, которыми он прикрывался, чтобы свести на нет любой разговор о том, что он редко бывает дома. В какое отвратительное клише превратился наш брак. Про нас можно было писать в дамский журнал под заголовком «как не надо жить».
— Привет! — закричала я нарочито бодро, входя к Анжеле.
Бабетт и Патриция с мрачными лицами сидели за огромным дубовым столом, потягивая белое вино со льдом.
— Как чудесно тепло у вас здесь, — продолжала тарахтеть я, расцеловав всех по очереди. — На улице такая холодина. Не дождусь, когда уже наступит апрель, и не надо будет каждое утро искать шапки, шарфы и варежки!
Моя возбужденная трескотня сломала сдержанную холодную атмосферу, царившую в этой комнате. Только Патриция осторожно улыбнулась мне, Патриция и Анжела смотрели на меня как два обиженных ребенка. Анжела молча налила в бокал вина и подвинула мне.
— Лед? — резко спросила она, не глядя на меня. Я покачала головой, неловко улыбаясь. Дело было плохо.
— Давайте не будем тянуть, — начала Патриция, дрожа от напряжения. — Мы уже говорим об этом полдня, мы все совершенно в шоке. Полиция арестовала бухгалтерию Симона. Они были в конторе и у нас дома. В данный момент они потрошат мой дом. То же самое происходит сейчас и у Иво. Просто слов нет это описать! Как будто ему мало неприятностей! Это чудовищно. Эта жуткая Дорин Ягер, жирная лесбиянка, подлым образом обвинила Симона… Что ты ей, черт возьми, такого сказала?
