Грегг Гервиц - Программа

Таннино скривился — Тим использовал это имя в прошлом году, скрываясь от приставов:

— А наличные?

— Десять тысяч.

— Не зарывайся. Я могу достать тебе пять. Деньги нужно будет пустить в оборот?

— Возможно.

Таннино поджал губы, раздумывая:

— Ладно. Их можно взять у Хеннинга, но нам нужно, чтобы на бумаге все было чисто. Я проведу эту сумму как деньги, необходимые для работы под прикрытием.

— Деньги нужны к завтрашнему дню.

— Но ведь для получения этих денег нужно согласие кучи чиновников, Рэкли. Да им сутки понадобятся только на то, чтобы места за столом поделить. — Он взглянул на Тима. — Ладно, я достану деньги. Но больше никаких выкрутасов. Просто найди девочку.

Пэлтон снова начал наступать на Гуерреру, и Таннино крикнул:

— Черт возьми, Фрэнки, подходи незащищенной стороной вперед, чтобы не выставлять оружие напоказ. Вот. Смотри.

Таннино встал, положил левую руку на плечо Гуеррере, зацепил стопой его ногу и подался вперед так, что его локоть уперся Гуеррере в горло. Гуеррера тяжело плюхнулся на мат. Потом Таннино повернулся к Тиму:

— Отличная работа, Рэкли.

— Может, это еще и не та группа.

— Да мало ли что может быть! Усама бен Ладен может завтра послать к нам своих уродов с сибирской язвой, и мы все умрем. Я сказал: «Отличная работа, Рэкли», так что скажи спасибо и пойди чего-нибудь выпей.

Таннино всплеснул руками:

— Черт возьми, Дэнли, это что, захват или пируэт, а? Ну-ка, давай…

13

Тим заехал на стоянку участка службы шерифа Мурпарк, в котором работала Дрей, на своей «акуре». Она сидела на капоте своей патрульной машины. Вокруг нее собралось несколько мужчин. Дрей была единственной женщиной в своем участке, и несколько коллег были тайно в нее влюблены. Особенно сильные чувства к ней испытывал Мак, с которым она иногда работала. Когда Тим подошел к ним, Фаулер и Гутьерес напряглись — их отношения с Тимом нельзя было назвать ровными. Рэкли кивнул, и они молча кивнули в ответ.

— Привет, Рэк! — Мак сверкнул белозубой улыбкой и протянул руку. — Твоя жена настоящий снайпер. Она только что с блеском подтвердила свою квалификацию по прицельной стрельбе.

— Поздравляю. — Тим поднял кулак, и Дрей прижала к нему свой.

Мак встрял с репликой:

— Она показала лучший результат.

Гутьерес ухмыльнулся:

— А вот Мак облажался.

Раздался голос кого-то из молодежи:

— Я слышал, вы здорово стреляете.

Тим сказал:

— Я могу снести башку пультом от телевизора.

Вокруг раздались нервные смешки.

Гутьерес показал на мишень:

— Может, продемонстрируешь нам?

— Ладно, уговорил. Кому будем сносить башку?

— Ну же, Рэк, давай. Мы слышали столько хвалебных речей в твою честь, но никогда не видели тебя в деле. — Он говорил шутливым тоном, но на лице застыло жесткое выражение.

Дрей кивнула Тиму:

— Ты ведь еще не опробовал свое новое оружие. Почему бы тебе не показать этим молокососам, как надо стрелять?

Обычно Тим избегал подобных мальчишеских поединков. Но в этот раз у него еще настолько свежи были воспоминания о том, как отряд по проведению арестов тренировался, а он, как дурак, стоял у стеночки, что Рэкли очень хотелось продемонстрировать свою ловкость.

Он взял в специальном фургончике патроны и вышел на позицию. Мишени были классические — черные безликие силуэты, развернутые боком. Тим вставил в уши затычки и надел защитные очки. Он подмигнул жене и приготовил четыре «быстрые обоймы». Правила таких тестов на стрельбище требовали, чтобы стрелок делал минимум по три выстрела каждые шесть секунд. Большинство стрелков использовали автоматическое оружие с пятнадцатью патронами в магазине — и им нужно было перезаряжать пистолеты всего один раз за тест. Тиму с его револьвером придется перезаряжать четыре раза.

Тим поднял «Смит-энд-Вессон», двумя руками обхватив рукоятку. Свет в проходе тира погас. Вокруг было темно, тускло высвечивался только силуэт мишени. Так имитировали условия ночного города. Ведь стрелять представителям правоохранительных органов по большей части приходилось ночью.

Мишень развернулась к Тиму. Он прицелился в кружочек, обозначавший сердце, размером с кулак, и выпустил шесть пуль еще до того, как мишень успела до конца развернуться. Большим пальцем Рэк толкнул вперед рычажок, высвободив хорошо смазанный барабан, из которого выскользнули гильзы. Рука Тима тут же нащупала полную «быструю обойму». Он полностью сосредоточился. Теперь для него не существовало ничего, кроме веса оружия в руке и маленького кружочка, в который нужно было попасть.

После тридцатого выстрела Тим как в тумане вышел к машине. В середине кружочка, обозначавшего сердце условной мишени, зияло отверстие. Попадание было безупречным. Поднялся приглушенный шепот наблюдавших за его стрельбой людей.

Тим снял очки, поблагодарил оператора, отвечавшего за работу тира, и вместе с Дрей вышел на улицу.

— Ну что, показался во всей красе? Мне нужно возвращаться, так что давай быстренько рассказывай последние новости.

Она без всяких эмоций выслушала его рассказ обо всем, что случилось утром, и спросила:

— Ты потерял обручальное кольцо?

— Ага. — Он достал кольцо из заднего кармана и надел его на палец.

Дрей улыбнулась:

— Смотри, если узнаю, что ты все утро катался по гей-барам, тебе не поздоровится.

— Да нет, знаешь, в тех гей-барах, куда я заезжал, обручальное кольцо сражает всех просто наповал.

— Мило, — Дрей махнула Маку, который ждал ее у патрульной машины, — значит, ты шастал по кампусу в поисках детей, которым нужна помощь. А у этих сект, похоже, система отработана, да?

— Сначала они сворачивают мозги набекрень, а потом отнимают деньги, — Тим покачал головой. — Первое правило любого мошенника: используй людей против них же самих.

— Тебе это напомнило что-то родное?

— Да, похоже, пора поехать поговорить с папочкой.

Дрей резко опустила руку.

— Что? — удивился Тим.

— Будь начеку, Тимоти. Чтобы самому не увязнуть.

Мак пронзительно свистнул, и Дрей поспешила к патрульной машине.

Старый бежевый «кадиллак», припаркованный на стоянке, ясно указывал на то, что Тим пришел по адресу.

Помещение было утыкано стереоаппаратурой, колонками и автомагнитолами. Оглушительные звуки демонстрировали все прелести современной акустики. Его отец стоял у задней двери. Он резко выделялся среди шумных механиков в промасленной одежде: его отутюженные брюки были идеально чистыми, а жестикуляция спокойной и размеренной. Тим перебежал через дорогу и притаился у двери. Оглушительная музыка стихла, и до Рэкли донеслись обрывки разговора:

— …вот такие новые колонки. Можете установить их сами в сервисном центре. Но там будет дороже.

— А сколько у вас?

— Рикардо! Сколько стоят эти новые колонки, которые мы только что получили?

— Пятьсот! — крикнул механик, его слова частично заглушил металлический грохот.

— Четыреста долларов. Вы сами слышали. Больше уступить не могу.

Мужчина быстро заплатил и вышел. Тим шагнул внутрь.

— Тимми!

— Отец.

— Как видишь, работа идет своим чередом. Мне нравится, когда люди счастливы. И бизнес от этого только выигрывает. А как ты меня нашел? Дай угадаю. Ты говорил с моей нянькой.

Тим кивнул.

— Да, уверен, что мой офицер по условно-досрочному освобождению рад был услужить великому Тиму Рэкли. И ты пришел поздравить своего папашу с выходом после пятой отсидки?

— Я не знал, что ты уже вышел. И сколько ты уже дышишь свежим воздухом? С месяц?

— Вроде того. Меня взяли в ноябре на вполне невинной махинации с трастовыми фондами. Я с удовольствием помог следствию, и мне скостили срок с шести месяцев до трех. Плюс еще три пришлось отсидеть за нарушение правил условно-досрочного освобождения. В общем, все закончилось вполне благополучно. Только вот срок, в течение которого копы будут официально за мной следить, все увеличивается: уже три года.

Тим опустил глаза. Его отец был одет в серые брюки. Правая штанина была скроена так, что несколько незаметных складок внизу скрывали электронный браслет.[19]

Его отец, как всегда, был одет безупречно. Он был поздним ребенком, которому никто не обрадовался, и остался без родителей в шесть лет. Воспитывал его не очень добрый старший брат, который стал успешным банкиром и жил теперь где-то на Ближнем Востоке. Отец Тима всегда называл его ВИП-персоной, так что Тим не знал даже имени своего родного дяди.

О своей матери Тим помнил только, что у нее были нежные руки и мелодичный голос. Когда Тиму было четыре, она ушла из дома, не оглянувшись. С тех пор о матери в их доме никогда больше не говорили. В результате Тима вырастил его отец, который смотрел на него, как на белую ворону. И ничего удивительного в этом не было, потому что мальчик был нацелен на справедливость, в то время как его отец ловко обходил закон.