Роберт Фериньо - Дрожь
— Так чего ты хочешь? — повторил свой вопрос Джонатан.
— Слушай, если мы снова играем в «дрожь», то предупреди меня об этом. Иначе это нечестно.
— О! Честность! — Джонатан коснулся другого шрама, поменьше, на плече. — Я сохранил все эти метки. А у тебя ни одного шрама, Джеймс. Разве это честно?
— Это говорит лишь о том, что ты дрогнул, а я нет.
— Может, ты просто доверял мне больше, чем я тебе? — Джонатан провел рукой по своему плоскому мускулистому животу. — Я до сих пор помню, как мы играли однажды летом перед школой. Была моя очередь, и я приложил мамин разделочный нож к твоему горлу. Тесак оказался невыносимо тяжелым, и мне пришлось держать его двумя руками. Ты стоял весь мокрый от пота, но даже не шелохнулся. Мы оба проявили потрясающую выдержку и самоконтроль, хотя наши жизни и висели на волоске. Это был один из самых прекрасных моментов нашей юности. Что произошло с тобой с тех пор, Джеймс?
— Ты боишься меня. Не знаю почему, но чувствую, что это так, — сказал Джимми.
Джонатан медленно лег в набегающие на берег волны.
— Я наслаждаюсь чувством самоконтроля, которое дает мне йога. Полное очищение плоти и сознания и строжайшая дисциплина. Тебе тоже стоит попробовать.
— А мне нравятся простые телесные удовольствия. Такие горячие и сочные, с двойной порцией картофеля фри. И совсем не хочется от них отказываться.
— Жаль… — Джонатан поднялся и вышел на берег. Солнце играло на его мокрой коже, а лицо напоминало маску. — Тебе не хватает тяги к самосовершенствованию. Совершенствование в йоге, как и в хирургии, достигается за счет жесткого самоконтроля и бесконечного повторения.
— Да клал я на этот перфекционизм. Мне вот сегодня ночью приснился сон: ты был в моей комнате, стоял над кроватью.
— И поэтому ты пришел? Из-за дурного сна?
— Но он казался таким реалистичным. Проснувшись, я удивился, что тебя нет рядом.
— Я не знаю, где ты живешь. — Джонатан тряхнул головой, и капли воды скатились по его плечам, поблескивая, словно жемчужины. — Совсем недавно ты обвинял меня в краже каких-то снимков, о которых я понятия не имею. А сегодня я уже, оказывается, проник сквозь запертую дверь — ведь ты запираешь дверь? Я польщен, ты наделяешь меня поистине фантастическими способностями.
— Джонатан, ты играешь со мной? Просто скажи. И тогда я тоже вступлю в игру, любую, какую скажешь.
— Знаю. — Джонатан прошел по песку к полотенцу и халату. — Эти смелость и азарт — твои самые приятные качества.
— Откуда ты взял фотографии Яйца? — прямо спросил Джимми. — Я искал их везде, но так и не смог найти.
Джонатан надел халат с капюшоном и с вызовом посмотрел брату в глаза.
— А как поживает детектив Хоулт? — спросил он, кутаясь в свою теплую броню. — Я слегка разочарован, что ты не взял ее с собой, но, вероятно, она не слишком довольна твоей выходкой.
— Я не уйду, пока не узнаю правду.
Джонатан засунул руки глубоко в карманы халата.
— Я очень на это надеюсь. Мы так мало времени проводим вместе, Джеймс. Мне тебя не хватает.
— Хоулт тоже не сдастся, Джонатан. Она умна и прозорлива.
— Ты выглядишь усталым, — вздохнул Джонатан. — Тебе надо поберечь себя. И мама так считает.
Джимми рванулся к брату, но ноги увязли в песке, и он чуть не упал.
— Смотри под ноги, — предупредил Джонатан. — Твое положение не так стабильно, как тебе кажется. — Он слегка пригнулся — прямо над их головами пролетела чайка. — Вероятно, тут у нее гнездо неподалеку, — добавил Джонатан, наблюдая за птицей. — Инстинкт — страшная сила, побороть которую невозможно. Столь же неизбежная и важная, как сила притяжения. Кто сможет устоять перед ней?!
— Ты сделал это?
— Что именно?
— Так сделал или нет?
— Ты повторяешься, — спокойно заметил Джонатан. — То же самое ты делал на вечеринке и, вероятно, остался собой доволен. Ты говорил, что повторение переворачивает смысл высказывания. Так что ты сделал, Джеймс?
— Я?!
— Ты всегда ассоциировался у меня с кровью, странно, не правда ли? Может, потому, что часто ранил меня. А может, из-за метафоры: кровное родство.
Джимми чувствовал, что брат уводит его все дальше и дальше, ожидая, когда же он проколется и выставит себя дураком. Джонатан будет теперь бить удобной ему картой, покачивать головой и сожалеть о том, что некогда выдающийся интеллект Джимми затмился больными фантазиями и паранойей.
Джонатан всегда отличался изворотливостью, цепкостью и вредностью. Еще в детстве он придумывал детям злые прозвища, которые надолго прилипали к их владельцам. Распускал сплетни, которые, впрочем, никогда не касались его самого. Однажды в старших классах Джимми открыл свою тетрадь по физике и увидел, что из нее вырваны листы с результатами важной работы. Сдавать их нужно было в тот же день. И Джимми пришлось все лето заниматься в школе. Он каждый день ездил туда на велосипеде и находил листы с работой, развешанные на ветках деревьев. Джимми никогда никому не рассказывал об этом, даже родителям. Да и что бы изменилось?! Существовали удачный и неудачный сын, плохой и хороший брат, и оба знали, кто из них какой.
— Мне больно слышать, что тебя мучат кошмары, — сочувственно проговорил Джонатан. — Ты часто видел их и в детстве, я помню, как ты кричал во сне. Я надеялся, ты это перерос.
— Я тоже.
— Мне всегда было интересно, что ты видел, закрывая глаза, но ты никогда не рассказывал, — улыбнулся Джонатан.
— Ты знал, что я видел.
— Тебе и вправду надо заняться йогой. Она приносит большую пользу. Но самое главное, помогает разобраться с хаосом в душе. — Он закрыл глаза, глубокого вдыхая носом морской воздух и выдыхая ртом. Когда он открыл глаза, они словно бы стали ярче. — Йога успокаивает дух и позволяет увидеть истину, в том числе и свое настоящее лицо.
— И ты смотришь на него? Ну ты и смельчак!
— Смельчак? — Джонатан не поддался на провокацию. — Я бы не сказал. Просто серьезный человек, дисциплинированный, цельный и, возможно, немного терзаемый виной за ту боль, которую тебе причинил, конечно же, ненамеренно. Если бы мы с Оливией не поженились…
— Оливия тут ни при чем.
— Как скажешь.
— Я знаю, что ты ушел с вечеринки, — сказал Джимми, пытаясь вывести брата из равновесия. — Вероятно, случилось что-то важное, раз ты бросил своих гостей.
— А, это, кажется, называется у вас сенсацией. Или жареной уткой? — Лицо Джонатана ничего не выражало. Затем он резко засмеялся и хлопнул в ладоши, охваченный необъяснимым восторгом. — Я так скучал по тебе, правда. Тебя слишком долго не было.
— Теперь я вернулся, Джонатан.
— Чудесно! Мне надо собираться на работу, но в субботу надеюсь тебя увидеть. Вечером в опере будет благотворительный бал, и я тебя приглашаю. Там и продолжим нашу беседу.
— Не знаю.
— Пожалуйста, приходи. Я заказал столик. — Джонатан поправил халат. — Я приберегу тебе местечко рядом с собой.
Солнце над головой Джонатана, и как Джимми ни пытался, он так и не смог разглядеть глаза брата.
Глава 17
Садовники оглянулись на скрип массивных железных ворот и снова склонились над цветами, заспорив о чем-то на испанском. Их умелые руки проворно сновали над ярко-красными цинниями и желтыми маргаритками. Окружающие здания смотрелись неважно, на дорожках валялись грязные велосипеды, а сады выглядели запущенными. На их фоне двухэтажный дом Пилар казался диковинным оазисом с аккуратными газонами и ухоженными фруктовыми деревьями. Участок был отгорожен восьмифутовым забором с колючей проволокой и камерами слежения.
Джимми прошел по петляющей тропке. Садовники спорили о том, какой автомобиль лучше — «камаро» или «бьюик». «Камаро» бесспорно отличался особым шармом и привлекательностью, но «бьюик» был удобнее в вождении. Джимми уже собирался отдать свой голос в пользу «камаро», как открылась входная дверь.
— Эй, парень! — В дверном проеме выросла впечатляющая фигура рестлера Блейна, блондина в шортах и с голым торсом.
— Салют! — проговорил Джимми, подняв руку.
Блейн засмущался и приобнял Джимми, легко подняв его одной рукой.
— Я прочитал твою статью в «Таймс», отличная работа, парень! Просто клевая. Я и не знал, что ты был на матче. — Силач осторожно поставил Джимми на ноги. — А когда увидел тебя, сразу решил, что ты пришел взять у меня интервью. Я так и сказал Пилар: «Я звезда». Но она лишь рассмеялась. Думаю, она завидует моей славе.
— Слава — известная стерва, — заметил Джимми, поглядывая на красно-синие следы от зубов вокруг правого уха Блейна. Именно туда его цапнул Конго во время матча. Блейн тогда взревел, схватил противника за ногу и, сломав ее, словно спичку, снискал овации. — Как ухо?
— Ноет! — пожаловался Блейн. — Ты же знаешь мистера Маклена, да? Он пообещал всем борцам выдать кассету с записью матча, но мне так и не досталось. Я попросил Акулу, чтоб он помог, но тот открестился, мол, его это не касается, не в его компетенции и все такое. Я вот подумал, может, ты поговоришь с мистером Макленом… Джимми? Эй, меня подожди!
