Джеймс Паттерсон - 7-е небо
— И какой же это тип? — спросила девушка, смягчаясь. Мимо с ревом проносились стаи мотоциклов. На площади пахло свежевыпеченным хлебом из «Сабвея». Солнце припекало ей макушку. День явно налаживался.
— Креативный. Интуиция мне подсказывает, что ты человек творческий. Готов поспорить, ты писательница.
— Нет, я с биологического.
— Биология человека — это круто, — сказал Ястреб. — А писатель тут я. Как тебя зовут?
— Кара Линч.
— А я Ястреб, Кара Линч. А это мой друг Голубь.
— И что ты пишешь? — спросила она Ястреба.
— Мы с Голубем вместе работаем над одним романом. Можно угостить тебя коктейлем? «Клубничный вихрь»?
— Да, спасибо… Ястреб, — улыбнулась Кара.
Едва Ястреб отошел от стола, Голубь подался к девушке, навалившись на стол:
— Кара, кроме шуток, он не для тебя. Конечно, он талантливый, но я-то компьютерный гений. Я лучший на факультете. Если я скажу мое настоящее имя, ты сразу вспомнишь, что уже читала обо мне. Когда Ястреб вернется, ты должна быть готова выбрать. Либо ты решаешься и приглашаешь Ястреба, либо пригласи меня. Либо я, либо он, выбор за тобой, иначе мы выясним отношения по-мужски. А это будет некрасиво. Жестоко будет.
Глаза Кары обратились к Ястребу, который нес к столу смузи. Поблагодарив, девушка сказала:
— Ястреб, а давай сходим куда-нибудь?
Ястреб улыбнулся:
— Ух ты! Вау, Кара. А я как раз подумал — ты скорее во вкусе Голубя. Он звезда своего факультета. Ты себе не простишь, если упустишь такого парня.
Кара нерешительно повернулась к Голубю, наградившему ее ослепительной улыбкой.
— Придется тебе за мной приударить, Кара, — сказал он.
— Поцелуй меня в задницу, — покраснела она, вновь уткнувшись в ноутбук.
— Не могу, тебя Ястреб первым увидел, — засмеялся Голубь.
— Бринь-бринь, — сказал Ястреб.
— Ал-ло?
— Можно подумать, кому-то нужна эта толстая дура, — произнес Ястреб достаточно громко, чтобы слышали студенты за соседними столами. Они с Голубем захохотали, схватившись за животы, и, расходившись, театрально упали со скамеек в траву.
Голубь успокоился первым. Он встал и игриво взъерошил волосы Кары.
— Каюсь, грешен, Кара миа. Удачи в следующий раз.
И он поклонился. По щекам Кары текли слезы.
ГЛАВА 56
Конклин припарковался на узкой, обсаженной деревьями дороге в Монтерее, маленьком прибрежном городке в двух часах езды к югу от Сан-Франциско. Правое крыло трехэтажного деревянного дома осталось не тронутым огнем, но центральная часть сгорела до каркаса. Провалившаяся крыша казалась открытым ртом, обращенным к голубому небу в беззвучном крике.
Конклин и я пробились через толпу зевак, согнувшись, пролезли под желтой лентой и широкими шагами пошли по аллее.
Эксперт по поджогам ждал нас у входа. Тридцатилетний здоровяк ростом выше шести футов, он побрякивал в кармане мелочью и ключами. Представившись Рамоном Хименесом, он вручил мне свою визитку с мобильным телефоном, открыл замок, навешенный пожарной службой, и впустил нас в дом. Едва открылась входная дверь, в нос ударил запах яблок и корицы.
— Взорвался освежитель, — пояснил Хименес. — Шкварки[16] в кабинете.
Идя за Хименесом по полностью выгоревшему дому, я думала, что порой жаргонными словечками копы и пожарные маскируют невыносимый ужас или подчеркивают собственную крутизну, а другие ради красного словца не пожалеют и отца. К какой же категории относится этот Хименес?
— Входная дверь была заперта? — спросила я.
— Нет. Пожарных вызвал сосед. Здесь многие не ставят себе пожарную сигнализацию.
Под ногами хрустело разбитое стекло, вода заливала в туфли, когда я медленно ходила по выжженной комнате, стараясь вычислить по остаткам и обломкам обстановки подробности жизни жертв. Но мое умение воссоздавать картину из разрозненных деталей оказалось бесполезным из-за масштабов разрушения. Сперва пламя, затем вода и зачистка — худший вариант для места преступления.
Если здесь были отпечатки, они пропали. Можно забыть о волосах, волокнах ткани, каплях крови, следах, чеках, записках. Если здесь не найдут остатков взрывного устройства или следов горючих веществ, мы даже не можем быть уверены, что этот пожар и другие случаи, которые мы расследуем, — дело рук одного и того же человека.
Пока единственное неопровержимое доказательство, которым мы располагали, — сходство обстоятельств этого пожара и трагедий в домах Малоунов и Мичемов.
— Жертвы — супружеская пара, Джордж и Нэнси Чу, — сказал Хименес. — Она учительница в средней школе, он какой-то там специалист по финансовому планированию. Аккуратно платили налоги, не нарушали закон, были хорошими соседями и так далее. Никаких связей с плохими парнями. Могу прислать вам по факсу отчет детективов, опрашивавших соседей.
— А что сказал судмедэксперт? — спросила я.
Конклин, хлюпая водой, добрался до обугленной лестницы, все еще державшейся у дальней стены, и пошел наверх.
— А эксперта не вызывали. Начальник пожарной службы сказал, что возгорание случайное. Сестра Нэнси Чу тут же вызвала похоронную службу забрать тела.
— Начальник пожарной бригады не увидел причины вызывать судмедэксперта?! — заорала я. — Мы в Сан-Франциско расследуем целую серию поджогов с человеческими жертвами!
— Я вам уже сказал, — повторил Хименес, глядя на меня сверху вниз большими темными глазами, — меня тоже не сразу вызвали. Когда я приехал, тела уже увезли, а дом заколотили. А теперь все кричат на меня.
— Кто на вас кричит?
— Ваш знакомый, Чак Ханни.
— Чак здесь был?
— Да, сегодня утром. Мы его вызвали для консультации. Он сказал, вы расследуете пару схожих случаев. Да, я вам еще не успел сказать: возможно, у нас есть свидетель.
Не ослышалась ли я? Есть свидетель? Я уставилась на Хименеса, ухватившись за крошечную надежду выйти на след.
— На газоне пожарные нашли дочь супругов Чу. Она сейчас в детской больнице Святой Анны. Содержание окиси углерода в крови семнадцать процентов.
— Она выкарабкается?
Хименес кивнул:
— Она в сознании, но от шока перестала говорить. Еще ни слова не сказала.
ГЛАВА 57
На втором этаже дома Джорджа и Нэнси Чу вдруг зазвонил чудом уцелевший телефон. Я переждала выматывающие душу звонки и спросила у Хименеса имя и возраст дочери погибших.
— Молли Чу, десять лет.
Я записала это в свой блокнот, обошла гору пропитанных водой обломков мебели и направилась к лестнице позвать Рича. Он уже спускался. Не успела я рассказать ему о Молли Чу, как Рич показал мне книгу в бумажной обложке, которую держал за обгоревшие края.
Уцелела достаточная часть обложки, чтобы можно было прочитать название: «Любитель огня» Джозефа Уомбо.
Я знала эту книгу.
То был основанный на реальных событиях роман о серийном поджигателе, который терроризировал Калифорнию в восьмидесятые и девяностые. В аннотации на последней обложке рассказывалось о чудовищном пожаре, уничтожившем магазин бытовых товаров и унесшем жизни четырех человек, включая двухлетнего мальчика. А поджигатель в это время сидел в машине и снимал происходящее на видеокамеру через зеркало заднего вида: как съезжаются красные машины, как пожарные, изнемогая от жара, рискуя жизнью, пытаются сделать невозможное — усмирить огненный ад, а еще два подозрительных возгорания полыхали совсем рядом, в каких-нибудь нескольких кварталах.
Мужчина в машине был экспертом по пожарам Джоном Леонардом Орром, капитаном пожарной службы Глендейла.
Орр был известным и уважаемым человеком. Он ездил по штату с лекциями, помогал полиции собирать улики и понять патологию поджигателей. Разъезжая с лекциями, Джон Орр устраивал пожары, в одном из которых погибли те четыре человека. Именно из-за привычки отмечаться поджогами в городах, где проходили конференции пожарных, Орра и поймали.
Он был осужден и посажен в тесную камеру в Ломпоке на весь остаток жизни, без права на досрочное освобождение.
— Вы книгу видели? — спросил Конклин Хименеса.
Тот покачал головой:
— Мы что, книги ищем?
— Я нашел ее в спальне между раковиной и туалетом, — сказал мне Конклин.
Страницы были влажными и покоробившимися, но не тронутыми огнем. Не поверите, но книги редко сгорают — из-за своей плотности и потому, что кислород, необходимый для горения, не проходит между страницами. Держа книгу за края, Рич открыл обложку и показал мне выведенные шариковой ручкой на титульном листе печатные буквы.
Я судорожно вздохнула.
Вот и ниточка, связывающая воедино все убийства.
Крылатые латинизмы стали визитной карточкой убийцы, но для чего он пишет латинские цитаты? Что он пытается нам сказать?
