Джон Бердетт - Бангкокская татуировка

Менеджер проводил к лифтам, и мы поднялись почти на самый верх, где располагались многокомнатные номера. Перед дверью с цифрой 2506 управляющий достал ключ и повернулся к нам:

— Горничные из обслуживания номеров обнаружили его сегодня рано утром. Они хотели забрать тележку с посудой, оставшейся со вчерашнего вечера, и постучали в дверь. А когда никто не ответил, решили, что постояльца в номере нет. С тех пор туда никто не заходил.

Мы переступили порог. Лек взглянул на труп и немедленно упал на колени, вознося молитвы Будде, чтобы нас не коснулась печать смерти и миновали несчастья. Менеджер изумленно уставился на моего напарника, и мне пришлось попросить австрийца подождать в коридоре.

На диване лежал на боку японец в элегантном домашнем костюме. Характерная дырка во лбу красноречиво свидетельствовала о профессиональном умении стрелка. Я заметил трупное окоченение, но не мог вспомнить, как соотнести степень одеревенения тела с моментом наступления смерти. Не помог и Лек, хотя он недавно окончил академию. Я расстегнул на трупе рубашку, желая убедиться в отсутствии других ран, хотя не сомневался, что ничего не найду.

— Ни царапины, — сказал больше себе самому. Мне было уже ясно, что в номере следов не найти. Так зачем тратить время на их поиски? Я пригласил менеджера.

— Профессионально сработано. Единственное отверстие от мелкокалиберной пули между глаз. Он давно у вас проживал?

— Вообще не проживал. Должно быть, его пригласил наш постоялец, который, разумеется, испарился. Господи, зачем им понадобилось устраивать разборки именно в нашей гостинице?

Зазвонил мой сотовый. Вызывал полковник Викорн.

— Чем занимаешься?

— Я в «Шератоне»…

— Мне известно, где ты. Срочно дуй оттуда.

— Но Мани сказала, что это дело касается «секретной папки» Зинны.

— Именно поэтому немедленно линяй. Западня, чистой воды провокация. Но я не попадусь на приманку. Пусть расследованием занимается чертова армия. И учти: не должно быть никаких свидетельств там твоего присутствия. Будем действовать ему на нервы молчанием. — Викорн, хоть и выбрал стратегию умеренности, сам кипел от гнева.

Я помрачнел и посмотрел на труп:

— Получается, что это — визитная карточка генерала?

— Он дает нам понять, что снова обрел форму после трибунала.

Боковым зрением я видел, что Лек принимает позы классического тайского танца перед длинным зеркалом напротив дивана. Он мог стоять на одной ноге и с невероятным изяществом натягивать тетиву воображаемого лука. Я пожалел, что позвал обратно менеджера.

— И кто в таком случае жмурик?

— Обосновавшийся в Бангкоке скандальный журналист, которого наняла какая-то японская группа защитников окружающей среды, чтобы он высказался по поводу того, как японцы губят в Азии леса, — проворчал Викорн. Сам полковник тоже вкладывал деньги в тайско-японскую корпорацию, угрозами сгоняющую крестьян с их земель в Исаане и засаживающую эти территории эвкалиптами. Эвкалипты высасывают все грунтовые воды, поэтому с ними не могут ужиться никакие другие виды флоры. Земля становится бесплодной, но сами деревья быстро растут и обеспечивают япошек одноразовыми палочками для еды. Какого черта они не хотят пользоваться пластмассовыми? Не могу взять в толк. Если бы китайцы выбрасывали палочки после каждой трапезы, на планете не осталось бы ни одного дерева.

— Чем же он помешал Зинне?

— Наш дражайший генерал владеет тридцатью пятью процентами тайско-японской корпорации по лесовосстановлению и благоустройству территорий.

— Раньше он не перебегал вам дорожку.

— А вот теперь решил повыпендриваться — мол, мне нипочем законы. Вывернулся из-под трибунала и думает, что может утереть мне нос. — Полковник от возмущения едва мог говорить.

— И вы позволите, чтобы это сошло ему с рук?

— Я не собираюсь сталкиваться с Зинной лбами из-за такой мелочи. Это именно то, на что он рассчитывает. — Викорн некоторое время молчал, и тишину нарушало лишь его тяжелое, словно из пасти дракона, сопение. — Всегда найдется не один способ, как снять со змеи кожу.

— Что мне сказать главному менеджеру?

— Не будет никакой огласки. Так и скажи.

Я закрыл телефон и посмотрел гостиничному администратору прямо во взволнованные глаза:

— Все под контролем.

Он с тревогой вглядывался в мое лицо, стараясь понять, имею ли я в виду то, что хотелось ему, или нечто иное.

— А как быть с трупом?

— Его сегодня уберут армейские специалисты.

— Армейские специалисты? С какой стати им с этим связываться?

— С такой, что мы связываться не будем. Не могут же они навсегда оставить здесь тело. Их кто-нибудь вызовет. Не тревожьтесь — это всего лишь наши хитроумные тайские игры.

— Сколько я вам должен?

— Не говорите о деньгах. Приберегите для военных.

— Взгляните, — задержал меня Лек, когда мы уже собирались уходить. Я оставил рубашку на трупе незастегнутой, и он распахнул полы. — Вы когда-нибудь видели такую красивую бабочку? Она просто прекрасна!

Я постоял, изучая татуировку, на которую до этого второпях не обратил внимания. Лек оказался прав; работа отличалась большим мастерством — цвета одновременно нежные и яркие. Настоящий маленький шедевр.

— Ничего подобного раньше не видел, — проговорил мой напарник.

По дороге в полицейский участок между Петбурри-роуд и Тридцать девятой сой мы попали в плотную пробку — за окном такси стоял сплошной угарный газ с небольшой примесью воздуха.

— Вы знаете, что в соответствии с учением буддизма мир начался с трех человеческих существ? — спросил Лек.

— Да.

— Мужчины, женщины и трансвестита.

— Именно так.

— И мы, перевоплощаясь в течение десятков тысяч лет, перебывали всеми тремя.

— Ты прав.

— Но трансвестит всегда остается в одиночестве.

— Потому что это самая трудная часть цикла, — сказал я как можно мягче.

— Что такое «транс восемьсот восемь»?

— Убийство, ненаглядный мой. От стандартного обозначения в полицейских документах тяжких преступлений. Викорн окрестил их «трансами». Так и прижилось.

В участке нас встретила Мани (пяти футов ростом, такая смуглая, что казалась почти черной, и напористая, словно скорпион) и тут же направила к Викорну.

— Этого с собой не бери, — добавила она, не поднимаясь из-за стола, и кивнула в сторону Лека. — Старик рассматривает фотографии Рави.

Я побледнел, но ничего не ответил.

Наверху остановился в полном одиночестве на некрашеном полу перед дверью кабинета начальника.

— Кого несет? — откликнулся он на мой стук.

— Это я.

— Заваливайся.

Я вошел очень осторожно на случай, если Викорн, как обычно, пребывая во гневе, размахивал своим револьвером. Полковник и на этот раз извлек из ящика оружие, и оно лежало перед ним на столе. Но я заметил признаки похуже: на мгновение, встретившись с ним взглядом, понял, что шеф прокручивает в голове старые воспоминания, смакуя жуткое прошлое. Рядом с револьвером стояла почти пустая бутылка рисового виски «Меконг» и коллекция фотографий в виде пластмассового куба. На снимках был запечатлен сын Викорна Рави в ключевые моменты своей короткой жизни, а на центральном из всей серии красовалось его бездыханное тело.

В Восьмом районе эта история была для каждого из нас основой мифотворчества. Никто при этих событиях не присутствовал, но сделался известен каждый момент того, что произошло. Опишу несколько фотографий из кубической подборки, и этого, фаранг, будет вполне довольно для твоего прозорливого ума.

Снимок 1. Рави в нулевом возрасте. Викорн, муж четырех жен и отец восьми девочек, держит младенца так, словно у него в руках смысл всей жизни.

Снимок 2. Рави в возрасте пяти лет играет в детский гольф на пышном газоне с любящим отцом.

Снимок 3. Шестнадцатилетний Рави с признаками сильно избалованного отпрыска (ухмылка, золотой «Ролекс», мощный мотоцикл «Ямаха V-MAX», красивая девушка, которую парень уже почти развратил кокаином, алкоголем и сексом). Третьим в кадре — неприлично скалящийся папаша.

Снимок 4. Рави двадцати с небольшим лет в простеньком костюме от Гуччи стоит в имении отца в Чиангмай рядом со своим красным «феррари».

Снимок 5. Мертвый Рави. Струя крови из пробитого легкого окрасила алым его рубашку.

Мятеж мая 1992 года застал нас врасплох. Все решили, что это очередной военный переворот (с момента принятия в 1932 году нашей первой Конституции мы пережили тринадцать таких переворотов, причем девять из них увенчались успехом). Но на этот раз что-то изменилось в сознании простого народа. Генерал Сучинда, который в тот период являлся нашим премьер-министром, не ожидал ничего подобного и растерялся — угнетаемые вышли на защиту демократии. Несколько пуль должны были исправить положение. Приказ пришел непосредственно сверху. Зинна, в то время в чине полковника, был из тех офицеров, кто верил в силу личного примера (или сомневался, что его подчиненные станут стрелять в свой народ). Он достал оружие, огромный пистолет, и первым выпалил в толпу. Пятьдесят человек погибли в устроенной буддистам кровавой бане. За этим немедленно последовали всплески ярости и разгул демократии (или это следует назвать гражданской войной?). Судя по всему, у Рави не было намерений присоединяться к демонстрантам. Он случайно попал на своем «феррари» в гущу перегородившей улицу разгневанной толпы. Вскрытие показало, что его носовые ходы забил белый порошок, а умер парнишка, держа в руке полупустую бутылку виски «Джонни Уокер» с черной этикеткой, и процент алкоголя в его крови был довольно высок.