Ричард Хайнс - Хамелеон
Джон не сомневался в том, что американская экономика сможет оправиться от резкого спада, последовавшего за террористическими атаками, и собирался получить максимальную прибыль. Он оценил ситуацию и построил относительно «короткую» позицию тридцатилетних государственных облигаций, продав все те фьючерсы, которые ему не принадлежали. Филлипс рассудил, что они упадут в цене, а когда это произойдет, он скупит их обратно, гораздо дешевле, чем продавал. Через несколько дней облигации действительно начали падать, что позволило Джону получить ожидаемую неплохую прибыль. Он снова максимально эффективно использовал возможность, предоставленную кризисом, однако сейчас это не вызывало у него чувства гордости.
Та же самая уверенность, граничащая с нахальством, которая в прошлом вознесла его к успеху, сейчас оказалась губительной. Общепризнанно, что ничто и никто не может быть больше чем рынок. Джон запоздало осознал, что, завладев аукционом облигаций, он переступил черту, о чем его и предостерегал Болдуин. Он убедил себя в том, что будет диктовать рынку свои условия, в итоге падение было предопределено.
Глава 08
Уэст-Сайд, Манхэттен
Джонстон разыскал Бориса Пожарнова довольно быстро. Он обнаружил его в Нью-Йорке, в частном проекционном зале, расположенном в Уэст-Сайде. Бывший сотрудник КГБ растянулся в мягком плюшевом кресле, из его рта торчала огромная кубинская сигара. Дым серо-голубыми спиралями кружился в одиноком потоке мерцающего света, рассекающем темное помещение. Где-то сзади жужжал кинопроектор, но господствовали здесь томные стоны. Пожарнов отрешенно смотрел на экран, на котором мужчина и женщина, или два мужчины, или две женщины, определить точно было трудно, совокуплялись в самых различных позах.
Пожарнов даже не пытался скрыть свое безразличие, выпустил струйку дыма, увеличивая и без того большое облако над головой, обернулся и спросил в темноту:
— Что скажете?
Джонстон подался вперед.
— Очень… возбуждает.
— Грязь, — проворчал Пожарнов, и где-то сзади тихо рассмеялся невидимый мужчина. — Но грязь хорошо продается, так? По крайней мере, на Украине.
Он повернулся к Джонстону и сосредоточил на нем взгляд, говоривший совсем о другом.
— Банк выступает гарантом всех ваших убытков.
Пожарнов снова перевел взгляд на экран.
— Надеюсь. Мы вложили тридцать пять миллионов долларов, и я хочу получить их назад немедленно.
— Возникла одна проблема. Не хотелось бы заострять на ней ваше внимание, но это грязные деньги. — Джонстон запнулся. — Конечно, наш банк их взял, но вот если вернуть их обратно, то кое-кто обратит на это внимание и сложности возникнут на разных уровнях. Однако…
— Вы хотите сказать, что расследование поставит наши деньги под угрозу? — прервал его Пожарнов.
— Возможно, поставит, — запинаясь, пробормотал Джонстон. — Боюсь, что если дело получит огласку, то опасность будет исходить как от Комиссии по ценным бумагам, так и со стороны банка. Банк пока не знает о переводе этой суммы, поэтому убытки по сделке создают серьезные осложнения. Британская торговая компания будет подвергнута самому пристальному изучению со стороны совета директоров. К несчастью, она не выдержит подобного внимания, и тогда мы можем оказаться в очень затруднительном положении.
Пожарнов откликнулся незамедлительно, даже не пытаясь скрыть свою ярость.
— Как вы посмели так поступить с моими деньгами? — заорал он, хватая Джонстона за грудки.
Тот в ужасе отпрянул назад. Пожарнов его отпустил, но чья-то рука скользнула по плечу Эрнста, и он подпрыгнул от неожиданности. Какой-то совершенно невидимый человек скрывался в темноте.
— В таком случае все нужно остановить, — ледяным тоном продолжал Пожарнов. — Мы не можем допустить подобного пристального расследования. Необходимо убрать все препятствия, которые могут помешать нам получить свои деньги. Это ваша обязанность.
Его решительность не вызывала сомнений.
Джонстону пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, прежде чем он смог ответить.
Наконец Эрнст пересилил себя и осмелился заговорить:
— Есть еще одна сторона дела. Наши убытки превысили те тридцать пять миллионов долларов, которые мы положили на маржинальный счет в банк. От нас хотят получить дополнительно еще четыре миллиона девятьсот тысяч долларов в течение ближайших двадцати четырех часов.
Пожарнов уставился на него, не в силах поверить своим ушам. Его гнев был буквально осязаемым.
— Об этом не может быть и речи! — воскликнул он.
Его глаза, выпученные от ярости, казалось, были готовы вот-вот лопнуть.
— Это просто недопустимо!
Невидимый мужчина подался вперед и спросил негромко, но отчетливо, с протяжным американским акцентом:
— Может, нам удастся представить перевод как что-то другое?
Джонстон помолчал, а потом пробормотал как-то бессильно:
— Я тут ничем не могу помочь.
Его слова повисли в темноте.
Невидимый человек спокойно продолжал:
— Нам нужен отвлекающий ход. Козел отпущения, на которого можно будет все свалить.
Джонстон трусливо съежился.
— Я сделаю все, что в моих силах, но это же должно было быть рутинное отмывание.
Пожарнов откликнулся без промедления.
— В нашем деле, мистер Джонстон, не бывает ничего рутинного, — бросил он. — Вы должны были знать об этом.
Когда Эрнст наконец заговорил, его слова посыпались слишком быстро, натыкаясь друг на друга:
— Да, я как раз хочу вам помочь, но вы должны понять, каково мое положение в банке. Если хотя бы повеет скандалом, то со мной все будет кончено. Тогда я уже ничем не смогу вам помочь. Вызволить ваши деньги станет еще труднее.
Его растерянность привела Пожарнова в бешенство.
Джонстон чувствовал совсем рядом теплое дыхание невидимого человека. У него на затылке волосы встали дыбом.
— Что ж, будем надеяться на то, что никаким скандалом не повеет. Как я уже говорил, нам нужен козел отпущения.
Джонстон обернулся на голос, но так и не смог разглядеть в темноте черты этого человека.
— Может быть, мы сможем представить все как еще один скандал с зарвавшимся маклером, — запинаясь, выдавил он. — Может быть, нам удастся сделать упор на несогласованные убытки. Если банк выяснит, что мы действовали в нарушение постановлений КЦБ, то никто не захочет привлекать внимание к случившемуся. Нарушение сыграет нам на руку, поскольку огласка будет стоить банку лицензии. — Он помолчал, сосредоточенно размышляя. — Если мы переведем весь огонь на кого-то другого, тогда вряд ли кому-нибудь захочется копаться в этом дальше и вы получите свои деньги. Это наш единственный выход.
Мужчины внимательно слушали его.
Наконец Пожарнов кивнул.
— Пожалуй, это то, что нам нужно. У вас есть кто-нибудь на примете?
Джонстон не колебался ни мгновения.
— Есть.
Пожарнов выпустил в него струю ядовитого дыма.
— Ну и как же нам завалить этого козла отпущения?
Невидимый человек рассмеялся.
— Мы же в Америке. Достаточно будет просто показать его по телевизору.
Пожарнов уставился на него сквозь темноту.
— Надо сделать все как можно быстрее, чтобы он рухнул и больше не смог подняться.
Последовала небольшая пауза, после чего он резко добавил:
— Есть еще кто-нибудь, кто может вывести следствие на нас?
Джонстон замялся.
— Есть еще один человек. Только один.
Уолл-стрит, Манхэттен
Джон становился все более рассеянным, и окружающие начали замечать, что он никак не может сосредоточиться. Среди маклеров трудно было сохранить что-либо в секрете. Люди, присутствующие в операционном зале, заподозрили, что происходят какие-то серьезные неприятности.
Поэтому Джон нисколько не удивился, когда к нему подошел Том Эдвардс, тридцатидвухлетний выпускник Гарвардского университета, его соперник. Совсем недавно Эдвардс получил повышение, был назначен главой отдела производных ценных бумаг.[21] В своих отделах оба достигли потолка, возможности дальнейшего роста для них сильно ограничились. Тот и другой считались потенциальными кандидатами в директора. Если бы открылась вакансия, то Джон и Том вступили бы в борьбу за нее. Каждый из них при этом давил бы на свои рычаги. В подобных ситуациях проигравший нередко упускает не только желанную должность, но и свою репутацию.
— Привет, Том! В чем дело? — без воодушевления спросил Джон.
— Я просто хотел узнать, коснулась ли тебя та безумная сенсация, которая взбудоражила казначейство после вчерашнего аукциона? — спросил Том и самодовольно усмехнулся.
Как всегда, он был одет очень простенько, рубашка от Армани, брюки и туфли от Гуччи.
