Максим Шахов - Дьявольский остров
Девушка, а вернее, молодая женщина, зарумянилась… Пары закружились в вальсе.
Вместе с последним аккордом за стенами каминного зала раздался резкий хлопок. Несколько солдат подбежали к узким окнам-бойницам. Под вышкой взметнулось пламя, вышка накренилась и упала на галереи замка – как раз там, где были камеры тюрьмы. Вышка разнесла крышу и, объятая пламенем, развалилась на части. С башни застрочил пулемет.
– Тревога! – крикнул Йоханнес, убрав руки с оголенных плеч Солвейг. – Простите, пожалуйста, – сказал он ей, – служба.
Он первый побежал к дубовой двери, доставая из кобуры револьвер. Солдаты-охранники, расхватав ружья, поставленные у стенки, бросились вслед за ним.
15
Бронислав встал, бесшумно пошел к курилке, но вдруг остановился, развернулся и направился к «буржуйке».
Пудовкин сидел на табуретке, задумчиво глядя на огонь, танцующий в чреве печки.
– Пантелей! – тихо позвал Бронислав.
Красный капитан достал из-за пояса штанов заточку.
– Чего? – староста обернулся.
– Не хотел тебя, суку, вот так, как кабана, закалывать. Посмотри мне в глаза.
Пантелей вскочил и отступил на несколько шагов к печке.
– Ты же знаешь, что предателей всегда настигнет кара. Рано или поздно, но настигнет.
– Бронислав… Ты о чем? – Его глаза смотрели только на острие заточки, оранжевое от отблесков пламени.
– Ты сам знаешь, о чем я.
Вернидуб сделал выпад, но Пудовкин оказался довольно проворным для своих лет, он сумел увернуться. Чтобы не дать ему увильнуть, Бронислав в прыжке ударил его ногой и попал точно в нижнюю челюсть. Староста упал прямо под «буржуйку». Печка накренилась, пылающий уголь посыпался на него. Вспыхнула одежда. Пудовкин попытался потушить ее, откатился по полу прямо под ноги Брониславу.
И здесь его расширенные глаза увидели, как заточка аккуратно и точно вонзается ему в левую грудь, где бешено бьется его сердце. Он немо закричал, встрепенулся и застыл. Бронислав резко вытащил заточку и пошел к курилке.
– Эй, что там у вас? – Красный капитан узнал голос Тимофея.
– Печка опрокинулась, быстрее… Пожар!
Тимофей и еще несколько военнопленных бросились тушить рассыпавшийся уголь, накрыли пылающие доски шинелями. Барак затянули клубы дыма. Началась суматоха.
– Не паниковать! – кричал Топтыга. – Все в порядке! Не паниковать.
За стеной сильно громыхнуло…
* * *Бронислав уже был в курилке, он отодвигал доску, около него появился Митроха.
– Убегаешь с горящего корабля, сука?
– Пошел на …!
Краснофлотец сунул кулаком в грудь Митрохе – получилось не сильно, но тот отлетел к уборной. Бронислав вылез через подготовленный лаз за стены барака. Он оглянулся, увидев пролом, который проделала упавшая вышка, набросил на себя белый халат и слился с белым снегом. Бронислав побежал к упавшей вышке.
– Эй, мореман, стой, я с вами! – заорал Митроха.
Он тоже вылез из барака и побежал за Брониславом.
Раздалась короткая пулеметная очередь. Фигура Митрохи, конечно же, была хорошо заметна на фоне белого снега, поэтому попасть в нее для часового не составило большого труда. Митроха встрепенулся, вскинул руки и зарылся в сугроб.
Бронислав на секунду обернулся, прошептал: «Дурак», – и побежал дальше.
Возле пролома он увидел, как через торчащую из снега колючую проволоку перелезает Шпильковский. Военфельдшер зацепился штаниной – темные брюки вылезли из-под халата. И чернели на общем фоне.
Краем глаза Бронислав увидел, что к месту падения вышки бежит сам Йоханнес и охранники.
– Сте-эээ! – крикнул рыжебородый и вскинул револьвер.
Бронислав, чисто машинально, метнул в него заточку. Острый прут вонзился прямо в кадык Йоханнесу. Смертельно раненный, он рухнул под ноги бежавших за ним солдат. Те споткнулись о него, попадали…
Только это и дало шанс Шпильковскому уйти. На проволоке остался клочок от его штанины.
В сторону копошившихся охранников пополз луч прожектора. Другой прожектор пытался нащупать беглецов за упавшей вышкой.
«Бляха, Данила, ты где?» – подумал Бронислав, залег в снег и замер.
Через мгновение раздался звон стекла, один прожектор погас. А еще через несколько секунд перестал светить и второй.
– Надо было раньше, но и так молодец, – похвалил Бронислав Кривошапкина и уже в кромешной темноте пополз по снегу.
16
Четверка беглецов должна была встретиться в условленном месте – на повороте дороги, ведущей к гавани. Первым туда вышел Капитонов. Он покинул барак, маскируясь белым халатом, ползком подобрался к вышке, поджег самодельный бикфордов шнур и как можно дальше отполз от места взрыва. Как только вышка упала, он бросился в проем. Никанор хорошо разбирался во взрывном деле, он точно рассчитал, куда и как рухнет вышка. И направил падение точно на галерею замка, где находилась камера Стайнкукера. Любоваться произведенными разрушениями у него не было времени, он выбрался на дорогу и, не оглядываясь, побежал к месту встречи. Бежал Никанор легко и свободно, только мешок с провизией и нужными вещами неприятно колотил по спине.
Вторым к повороту на гавань пришел Шпильковский. От пробежки военфельдшер запыхался, тяжело переставлял ноги.
– Альберт Валерьянович, отдышитесь пока, – с обочины навстречу ему шагнул Капитонов. – Остальных еще нет.
– Будем ждать, – вздохнул Шпильковский.
Он очень устал – тоже нес припасы. И, к слову, ему досталась довольно внушительная ноша, ведь он сам не был задействован в непосредственном проведении операции.
Следующим прибежал Бронислав. Он мчался, как на крыльях, он уже чувствовал ветер с моря, всей грудью вдыхал ветер свободы.
А вот Кривошапкин все никак не появлялся.
– Данила успел вырубить прожектора, что дало возможность мне улизнуть, – сообщил краснофлотец, – но это означает, что он сам остался на территории. Непонятно почему, он замешкался.
Время ожидания тянулось невообразимо долго. Две-три минуты представлялись им вечностью. Данилы все не было.
– Скоро здесь будут солдаты, нужно уходить, – нервничал Бронислав.
– Может, вы с Никанором идите, а я еще немножко подожду, – предложил Шпильковский, – а вы идите на корабль, готовьтесь к отплытию.
– Не на корабль, а на судно, – буркнул красный капитан.
– Хватит поучать. А ты знаешь, что такое у врачей судно? На судне я не поплыву, извините.
– Что ты, Валерьянович, такое говоришь, – перебил его Капитонов, – ты и так сюда еле доплелся. Как же ты собираешься после бежать? Если оставаться, то только мне.
– Отставить разговоры, – не выдержал Бронислав, – уходим все вместе. Нам неизвестно, что с ним случилось. А Данила дорогу знает. Если до того, как я возьмусь за швартовый, он не появится, идем в море без него. Другого выхода нет.
Все втроем они внимательно посмотрели вдаль, где виднелись зарево от взорванной сторожевой вышки, и в небо поднимались клубы черного дыма.
– Все, вперед, – скомандовал красный капитан.
Данилы так и не было.
17
Минут через двадцать перед беглецами показалась бухта. Возле причала, покачиваясь, стоял только один сейнер с зеленой полосой на ватерлинии.
«Попугай» так «Попугай», – подумал Бронислав, – слава богу, что хоть он остался у причала».
Вернидуб, Капитонов и Шпильковский забежали на борт судна. Красный капитан первым делом бросился к рубке. Нужно было запустить и прогреть машину. Альберт Валерьянович и Никанор спустились в каюту. И остолбенели… На койке в розовом с кружевами постельном белье они увидели двух «сирен». Но, может быть, для сирен они были довольно объемные – две «рубенсовские женщины», а на самом деле две пухлые, розовощекие и полностью обнаженные рыбачки в обнимку спали сладким сном. Пуховая красно-белая полосатая перина окутывала их.
– Ого, – тихо вырвалось у Капитонова, – вот она, буржуазная извращенность.
Ему в глаза бросились два темных треугольника, от которых он не мог оторвать взгляд. А Шпильковский не мог оторвать взгляд от счастливого, в неге, лица. Одна из спящих «нереид» была Ульрика.
– Будим? – в растерянности спросил Никанор.
– Мы вынуждены, – с неким сожалением в голосе сказал Альберт Валерьянович.
Он тоже, как и Капитонов, впрочем, как и любой мужчина, любовался этой идиллической картиной.
– Фрау, прошу вас… Проснитесь, пожалуйста, – сказал по-немецки Шпильковский. Все-таки немецкий язык ближе к шведскому, чем русский.
Женщины его не услышали. Тогда Альберт Валерьянович прокашлялся и уже громче повторил:
– Фрауэне, ауавахенб биттэ!
Рыбачки открыли глаза, в которых сразу же возник ужас. Женщины попытались укрыться одеялом. Но напрасно – одеяло в кружевном розовом пододеяльнике лежало на полу. Ульрика узнала военфельдшера и тут же руками закрылась, зарделась. Никанор потупил взор и отступил к выходу из каюты.
– Вас, уважаемые фрау, – по-немецки обратился к рыбачкам Альберт Валерьянович, – я попрошу быстро одеться и оставить этот корабль. Он конфискуется в пользу Советского Союза.
