Стивен Кинг - Долорес Клейборн
– Миссис Сент-Джордж, могу ли я попросить вас понизить голос…
– Мой голос – это мое дело, – кричу я еще громче, – а ты, дружок, лучше побеспокойся о том, как ведет дела этот дерьмовый банк! Сдается мне, тут есть о чем побеспокоиться!
Он взял из ящика листок бумаги и заглянул в него.
– Согласно этому документу, – говорит, – ваш муж заявил об утрате сберегательных книжек. И попросил выдать дубликаты. Это достаточно частое…
– Частое, не частое, чтоб ему провалиться! – Я прямо взвыла. – Вы меня не известили! Никто из банка меня не известил! Счета ведь были наши общие! Вот как мне объяснили, когда мы в пятьдесят первом открыли счета на Селену и на Джо Младшего. И то же самое было в пятьдесят четвертом, когда мы открыли счет на Питера. Вы что, хотите мне сказать, что с тех пор правила изменились?
– Миссис Сент-Джордж… – начал он, только у него ничего не вышло – он бы еще попробовал свистеть, набив рот печеньем! – я молчать не собиралась.
– Он вам наврал, и вы поверили его сказочке, попросил выдать ему новые книжки, и вы их ему выдали. Господи Боже ты мой! Кто, черт бы вас побрал, эти деньги в банк вносил, а? Если вы думаете, что Джо Сент-Джордж, так вы еще дурее, чем кажетесь!
В зале все даже притворяться бросили, будто своим делом заняты. Шеи вытягивают и смотрят на нас. И судя по ихним лицам, получали от представления большое удовольствие. Только посмотрела бы я, как бы они радовались, если бы птичкой упорхнули деньги, отложенные на колледж их деткам! Мистер Пийз покраснел, как перец. Даже его потная лысина стала красней красного.
– Прошу вас, миссис Сент-Джордж, – говорит он и, кажется, вот-вот заплачет. – Уверяю вас, мы поступили не только вполне законно, но и в точном соответствии с банковской практикой…
Тут я понизила голос, и злость во мне вдруг начала угасать. Джо меня провел, и еще как! И мне не требовалось второго раза, чтоб сказать, что весь стыд – мой.
– Может, это законно, а может, и нет, – говорю. – Чтоб точно узнать, придется вас в суд тащить, верно? А у меня на это ни времени, ни денег нет. Да и ведь меня доводит не то, что тут законно, а что нет… А то, что вам даже в голову не пришло, а может, кого-то еще заботят эти деньги. Или «банковская практика» не позволяет вам хоть разочек позвонить по чертову телефону? Номер-то – вот он, на всех этих листах, и он не изменился.
– Миссис Сент-Джордж, я крайне сожалею, но…
– А будь наоборот, – говорю, – приди я с басенкой, что книжки пропали, и попроси новые, начни я забирать то, что одиннадцать-двенадцать лет копилось… разве б вы не позвонили Джо? Будь деньги на месте сегодня и забери их я, как собиралась, разве бы вы не позвонили ему, едва я вышла бы за дверь? Сообщить ему – из чистой любезности, – что сделала его жена, так?
Я ведь этого и ждала, Энди. Потому и выбрала день, когда он уплыл со Стардиллами. Я думала вернуться на остров, взять детей, и наш бы след простыл, когда Джо подошел бы к двери с банкой пива в одной руке и обеденным бидончиком в другой.
Пийз посмотрел на меня и открыл рот. Потом снова закрыл и ничего не сказал. Ответ был написан у него на лице. Уж конечно, он – или кто-нибудь еще из банковских – позвонил бы Джо и звонил бы, звонил, пока не дозвонился. А почему? А потому что Джо был глава семьи, вот почему. Меня известить никто не подумал, потому что я-то была только его жена. И ничего в деньгах понимать не могла – только наскребала их, моя полы, оттирая плинтусы и унитазы. Если глава семьи решил забрать все деньги, скопленные для его детей на колледж, значит, у него должна быть на эта чертовски важная причина, а и нет ее – не имеет значения, он же глава дома и всем распоряжается. А его жена просто при нем, и ее дело – плинтусы, унитазы да обед из курицы в воскресенье.
– Если возникли какие-то проблемы, миссис Сент-Джордж, – говорит Пийз, – мне очень жаль, но…
– Если вы еще раз скажете, что вам жаль, я вам так наподдам в задницу, что у вас горб вырастет, – говорю, да только бояться ему было нечего. В ту минуту у меня силенок не хватило бы пнуть пивную банку через дорогу. – Скажите мне только одно, и я от вас отстану. Деньги истрачены?
– Откуда мне может быть это известно? – спрашивает он таким возмущенным голоском, будто я пообещала показать ему свою, если он мне покажет свой.
– С этим банком, – говорю, – Джо дело имел всю свою жизнь. – Он мог бы съездить в Мейкьяс или Колумбия-Фоллс и выбрать какой-нибудь тамошний банк, но он этого не сделал – слишком уж он тупой, ленивый и не любит ничего менять. Нет, либо он запихнул их в пару банок и закопал, либо сюда же назад и положил. Вот это я и хочу узнать: открыл мой муж у вас новый счет в последние два месяца? (Только, Энди, было-то это не «я хочу», а «мне необходимо знать». Оттого, что он меня надул, меня прямо затошнило, и очень скверно мне стало, но меня просто убивала мысль, что вдруг он их где-нибудь уже просрал.)
– Открыл ли он… Тайна вкладов нерушима! – говорит он, да так, будто я обещала потрогать евонный, если он потрогает мою.
– А-а! – говорю. – Так я и думала. Я прошу вас нарушить правило. На вас только взглянуть – и видно, что вы не часто такое допускаете. Видно, что вам это поперек горла встает. Но, это же деньги моих детей, мистер Пийз, а он соврал, чтоб их прикарманить. Вы же знаете – доказательство-то вот оно, у вас на столе. И от вранья ему толку бы не было, если бы у этого банка – вашего банка! – хватило бы любезности на один-единственный телефонный звонок.
Он откашливается и заводит свое:
– Мы не обязаны…
– Да знаю я, что вы не обязаны, – говорю. Так мне хотелось ухватить его за шиворот и встряхнуть хорошенько! Но я понимала, что толку от этого не будет – не такой это человек. Да и мама всегда повторяла, что на мед куда больше мух поймаешь, чем на уксус, и я давно убедилась, что оно так и есть. – Я знаю, но подумайте, от какого горя и мучений вы б меня избавили этим звонком! И если вы захотели бы хоть немножко поправить дело – не потому, что должны, а потому, что захотели, – то, пожалуйста, скажите мне, открыл ли он здесь новый счет или мне надо начинать рыть землю вокруг моего дома. Ну, пожалуйста! А я никому про это не скажу. Господом Богом клянусь!
Сидит смотрит на меня и барабанит пальцами по трем этим зеленым листам. Ногти чистые, ухоженные, словно бы он маникюр у профессионала делал – только навряд ли, говорим-то мы о Джонспорте в шестьдесят втором году. Думается, их ему жена в порядок приводила. И чистенькие эти ногти глухо так постукивали, когда опускались на бумагу, и я подумала: ничего он для меня не сделает, не такой он человек. Какое ему дело до жителей острова и их бед? Задница у него хорошо защищена, а на остальное ему плевать.
Ну и когда он заговорил, мне стыдно стало из-за всего, что я о мужчинах вообще думала, а о нем – особо.
– Я не могу выяснить этот вопрос, пока вы сидите тут, миссис Сент-Джордж, – говорит он. – Почему бы вам не пойти в «Веселый буек» и не выпить чашечку кофе со сдобой? По вашему лицу видно, что вам не помешает подкрепиться. Я присоединюсь к вам через четверть часа… точнее, через полчаса.
– Спасибо, – говорю. – Огромное вам спасибо.
Он вздохнул и начал собирать листы.
– Я, видимо, начинаю с ума сходить, – сказал он и нервно так усмехнулся.
– Нет, – говорю я ему. – Вы помогаете женщине, которой нигде больше помощи не найти.
– Помогать несчастным красавицам всегда было моей слабостью, – говорит он. – Дайте мне полчаса, а может быть, и чуть больше.
– Но вы придете?
– Да, – говорит он. – Приду.
И пришел. Правда, не через полчаса, а почти через сорок пять минут, и когда он наконец вошел в «Буек», я уж уверилась, что он для меня палец о палец не ударит. А тут мне по его лицу показалось, что ничего хорошего я от него не услышу. Так он выглядел.
Он постоял в дверях, осмотрелся, нет ли в кафе кого-нибудь, кто мог бы ему неприятность устроить, если б увидал нас вместе после бучи, которую я подняла в банке. Потом подошел к угловой нише, где я сидела, проскользнул за столик напротив меня и сказал:
– Они все еще в банке. Во всяком случае, значительная часть. Почти три тысячи долларов.
– Слава тебе, Господи, – говорю.
– Это, – говорит он, – хорошая сторона. А плохо то, что новый счет открыт только на его имя.
– Ну а как же! – говорю. – Он же не давал мне новой сберегательной книжки, чтоб я в ней расписалась. Я б тогда сразу поняла, что он затеял, верно?
– Многие женщины ни о чем не догадались бы, – говорит он, откашлялся, подергал галстук и быстро оглянулся на дверь, кто это колокольчиком звякнул. – Многие женщины без разговора подписывают все, что им дают подписать мужья.
– Ну, я не многие, – отвечаю.
– Я уже заметил, – говорит он, суховато так. – В любом случае я исполнил вашу просьбу, и мне необходимо вернуться в банк. Очень сожалею, что у меня нет времени выпить с вами кофе.
