Некама - Саша Виленский
— Да бог его знает, — равнодушно сказала повариха. — Думаешь, у них там на Телецком озере много турбаз? Не, не должно быть.
— Красавица ты моя! — радостно вопил Ашер. — Слов нет! Это же наш «армейский дружок»… Проверим!
И в тот же день они, с огромным трудом купив билеты в общий вагон — октябрь еще считался в Краснодарском крае «бархатным сезоном» — отправились в Горноалтайск.
Ничего красивее Телецкого озера Лея в жизни не видела. Местные говорили, что они чуть опоздали с визитом, надо было ехать в начале сентября, в золотую осень, когда лес на горах, обрамляющих озеро, окрашивается во все оттенки красного и желтого, тогда, по их утверждению, просто дух захватывает, но и так можно было с ума сойти. Листва облетела, но на удивление еще цвели желтые цветы на зеленой траве, горели огнем, местные называли их «жарки» — а на вершинах гор лежал снег, и на рассвете солнце освещало снежный наст каким-то невиданным малиновым цветом. Конечно, Голаны и Нафтали были роднее, но, вспоминая эти низкие горные хребты и невольно сравнивая с величием пиков Алтая, Лея, хочешь-не хочешь, а отдавала предпочтение этой странной природе вокруг необыкновенно прозрачного озера. А прозрачность была и впрямь удивительная: казалось, что вот оно дно, рядом, но местные смеялись: да там метров 10 глубина, если не больше. Какие «метров 10», когда четко было видно как неторопливо проплывают толстые непуганые хариусы и таймени, как в аквариуме, хоть руками бери. Лея сунула раз руку в воду — ледяная.
Не только природа, но и привычки местных жителей поражали. Скажем, суп здесь ели на завтрак. И не просто суп, а жирнейшую уху из налимьих печенок, только что сваренную вставшими ни свет ни заря поварихами рабочей столовой поселка Артыбаш, где Лея и майор Зингер сняли комнату. Толстые ломти серого ноздреватого хлеба с умопомрачительным запахом, крупная соль в блюдечке — ее не для готовки использовали, а подсаливали еду. После кибуцного «хадар охель»[7] все это казалось экзотичным, необыкновенным. Кстати, миска такой ухи с утра — и весь день сыт, удивительное дело. Лее немного не хватало привычных овощей, но с этим можно было смириться.
Именно там, в Артыбаше, все между ними и произошло. Никто, конечно, и так не верил, что они дядя и племянница, не те были отношения. Но поселковые сразу нашли самое логичное объяснение: мужик-то видно женат, нашел себе молоденькую девку, да свалил подальше от своей Латвии, чтобы всласть насладиться. Дело известное. Осуждаемое, конечно, но понятное.
Произошло все в первую же ночь. Лея знала, что он к ней придет, случилось все, как и предполагалось, только с маленьким изменением: он и в самом деле сел к ней на кровать — эти ужасные русские кровати, сплетенные из стальной проволоки, «панцирная сетка», называется. Взял за руку, наклонился. Лея набрала воздух, чтобы сказать заготовленное — мол, их отношения не могут быть никакими другими, но только дружескими. Он, конечно, очень славный и симпатичный взрослый мужчина, но у них ничего не может быть… Только разозлилась сама на себя за это тупое упорство непонятно зачем, и когда он ее обнял, сопротивляться не стала.
Ну, не то, чтобы не стала, было ужасно больно, она даже тихонько завыла, чтобы соседи не услышали за тонкой дощатой перегородкой, нещадно заскрипела-зазвенела проклятая панцирная сетка, внизу просто обожгло, она вся сжалась, поползла по матрасу вверх, от него, от этой боли, но когда Ашер отстранился, сама его вновь прижала к себе: «Не трусь, майор! Сейчас или никогда. Лучше сейчас. Я потерплю, давай!»
Потом было странное ощущение инородного тела внутри, прерывистого дыхания тяжелого мужчины, никакого наслаждения она не испытала и только думала, куда девать завтра кровавое постельное белье. Сказать, что среди ночи неожиданно началась менструация? Ага, и местные опытные бабки, конечно же, поверят, как же. Да ладно, она, поди, не первая туристка, теряющая девственность на этой турбазе, наверняка, дело привычное.
Девственность? Она больше не девушка? Как интересно! Это вот так вот превращаются в женщину. Как забавно, думала Лея, чувствуя, как горячая струя льется ей на живот. Это вот так вот оно происходит? Ашер упал рядом с ней, обнял, сетка продавилась под его телом, Лея невольно подкатилась, прижалась к нему. Он шептал какие-то глупости, гладил ее, пока она не задремала, продолжая обдумывать свое новое положение в этом мире.
Утром проснулась раньше его, смотрела на совершенно незнакомого мужчину, лежавшего рядом, слушала его сопение и думала, что, наверное, она его любит. Ну, если то, что она чувствует, называется любовь, то конечно любит. Вот только выбраться, перелезть через него, чтобы привести себя в порядок, хотя бы что-то накинуть, было с этой сеткой дурацкой никак невозможно. Она вспомнила, как страстно звенели стальные пружины ночью и покраснела. Вся турбаза сегодня будет знать. Хотя, какое им дело до двух странных латышей, собственно? С простыней, конечно, нехорошо получилось, может, самой простирнуть? Ашер повернулся во сне, заняв освободившееся место, раскинулся, и тут Лея впервые увидела тот орган, что превратил ее в женщину. «Как странно! Я же его ночью и не видела даже! Вот он как выглядит!» Ей стало смешно.
Наслаждение она станет получать позже, много позже.
Все это было прекрасно, но проблема была в том, что Сереброва и здесь не оказалось, вот ведь незадача. Оказалось, что буквально за два дня до того, как они с «Янисом Озолсом» прибыли в поселок Артыбаш, он опять скоропалительно исчез.
— Летун этот ваш Серебров, — недовольно пробурчал председатель поселкового совета, которому Ашер предъявил неведомо откуда взявшуюся бумагу «министерства туризма Латвийской ССР», утверждая, что хотели пригласить прекрасного инструктора поработать на прибалтийских курортах. — И врун. Приехал, оформился, взял группу, утверждал, что пройдет 77-м маршрутом, а тут оказалось, что у него нет допуска к таким категориям сложности! Ну и на что он мне такой нужен? Вот он взял, да и свалил.
— А куда? — поинтересовался инструктор минтуризма Латвийской ССР Озолс.
— Да хрен его знает куда, — в сердцах ответил председатель. — На что он вам нужен-то? Мужики говорили, вроде на юга собрался, в Узбекистан, что ли.
— Хорошо, что он такой болтливый! — говорил майор Зингер, по-мужски запихивая вещи в чемодан. — Прямо как честный человек. Говорил с мужиками, Серебров сболтнул, что, мол, в Термез поедет. Может, врал, а может и правда. Во всяком случае, проверить надо.
— Не устала мотаться? — иногда он спрашивал Лею, и она
