Кристофер Эйтс - Черный мел
Когда вечеринка почти закончилась и злая ведьма умерла в последний раз, Чад высунулся из окна. В комнате остались только они шестеро, ставшие самыми близкими друзьями. Снизу, с узких улиц, до них доносились пьяные голоса, студенты колобродили всю ночь.
Чаду показалось, во рту у него что-то вроде муслина, но, несмотря на это, он чувствовал себя замечательно. Его Михайлова эпоха. Возврата не будет. По крайней мере, Чад постепенно освобождался от той части себя, от которой он всегда страстно мечтал отделиться. К добру или к худу.
XXIII(i).Прочитав последние пять глав, я обнаруживаю записку, которую, кажется, сам себе написал, чтобы не забыть. Тут же бросаюсь искать свои кроссовки. Оказывается, на белом мыске одной я написал несмываемым фломастером слово «ГУЛЯТЬ», на другой — «ПОЛДЕНЬ». Я без труда расшифровываю мнемоник — так бывает почти всегда. Накрываю кроссовки тарелкой и думаю о своих успехах.
Все продвигается очень хорошо. Сегодня утром, за завтраком, я помахал соседу напротив. Я даже первымс ним поздоровался. Видите, какими семимильными шагами я иду вперед? Прогулки, приветствия, рассказ, который течет плавно и свободно.
Все пункты утреннего распорядка выполнены, и дописана еще одна глава, и вот я выпиваю два из четырех сегодняшних стаканов воды.
XXII(ii).Не забыть: я должен пить больше виски. Вода — вещь неплохая, но жизнеутверждающий стаканчик виски всегда идет на пользу.
XXIV(i).Они вошли в комнату по порядку: сначала Длинный, за ним Средний, потом Коротышка.
Обычно они посещали Игру только по одному. Но в тот первый день, в первое воскресенье рождественского семестра, явились все трое, как важные сановники на открытие какого-нибудь международного мероприятия.
Длинный сел за письменный стол на стул с колесиками, Средний и Коротышка прислонились к стене, как два неудачника. Средний время от времени что-то записывал, но как-то невпопад, не когда говорилось или делалось что-то важное.
По настоянию Дэ, они изготовили специальную музыкальную подборку — все песни должны были соответствовать случаю. Первой шла «Каждый день похож на воскресенье» Морисси, хотя Чад не понимал, что тут общего с их Игрой? Разве только собирались по воскресеньям.
И вот пока Морисси на заднем плане негромко пел об Армагеддоне, Джолион произнес нечто вроде вступительной речи. Он выражал надежду, что все получат большое удовольствие, немного пошутил насчет их таинственных благодетелей и поблагодарил их. Вот так началась Игра.
* * *XXIV(ii).После лучших недель в жизни Чада они с Джолионом поехали в Лондон и провели там первые дни нового года. Друзья Джолиона в Суссексе как один обожали его. А поскольку Чад был близким другом Джолиона, все сразу прониклись симпатией и к Чаду. Всех интересовало его мнение — раз Джолион выбрал его в друзья, значит, у него и самые замечательные мысли на земле. Почти каждый вечер они ужинали вместе с матерью Джолиона за обеденным столом и вели долгие беседы, потом ездили в Брайтон, где покупали старые книги и любовались рождественским освещением на пирсе, пили виски с отцом Джолиона, слушали старые песни, читали книги у каминов в старинных трактирах, откупоривали шампанское в новогоднюю ночь…
Остальные вернулись в Питт за неделю до начала семестра, каждый день все встречались в комнате Джолиона, чтобы обсудить подробности Игры. Все было новым, свежеизобретенным, поэтому никто не мог получить преимущество нечестным путем, учиться и разрабатывать стратегию приходилось по ходу дела. Они договорились о возможности менять правила, если те окажутся трудновыполнимыми, или просто им так захочется, но за изменения непременно должно проголосовать большинство.
Они тянули карты, определяя очередность, и бросали кубик — олицетворение чистого везения. В их Игру вошли элементы разных игр, которые они любили в детстве. Что-то в ней было от рамми, что-то от бриджа, что-то от покера. Марк застенчиво признался: в ранней юности он увлекался «Подземельями и драконами», и после короткого раздумья кое-что они взяли и оттуда. Желание рискнуть заставило их бросать несколько кубиков сразу. Кое в чем Игра напоминала и «Монополию», и «Дипломатию», и, наверное, еще много других игр. Это была всем играм игра — так отзывался о ней Джек. И пусть он, по своему обыкновению, язвил, Джолион пылко с ним соглашался.
Фигурные карты считались сильными, самыми сильными были тузы. Чем больше очков выпадало при броске кубика, тем лучше для игрока, который состязался с противником. В случае же выбора заданий все получалось наоборот. Они сыграли несколько пробных партий, внесли небольшие поправки. Под конец все остались довольны. Решили: в Игре каждый за себя, хотя с течением времени стало очевидно — ее структура допускала бесчисленные варианты как для объединения нескольких игроков, так и для ударов в спину. Более того, некоторые правила будто даже поощряли подобную тактику.
Никто не возражал против такого. Игра казалась им всем необычайно интересной. Иногда она становилась трудной, но в основном доставляла удовольствие. И хотя победителя ждал крупный приз, они серьезно внушали себе: деньги здесь вторичны, деньги — просто украшение на торте.
Конечно, в конце концов механика Игры оказалась несущественной. Куда важнее были сами игроки. Когда же речь зашла о собственно заданиях или последствиях, никто не стал требовать ограничений. Они были молодыми идеалистами, верили в дружбу и считали — все люди по своей сути порядочны. Как младенцы, которые смеются от удовольствия, заползая в логово льва.
XXIV(iii).Пока тянули карты и бросали кубики, все разговаривали негромко и о чем-то постороннем. Заметив это, Длинный посоветовал:
— А вы ведите себя так, как будто нас здесь нет.
— А кто вы вообще такие? — отозвался Джек.
Коротышка отделился от стены и сказал:
— Не обращайтесь к нам. Это не разрешается, нельзя ни при каких обстоятельствах. Не заговаривайте до тех пор, пока мы сами вам не позволим. Всем понятно?
Длинный поднял руку:
— Ничего страшного, я отвечу на ваш вопрос. И все-таки мой коллега прав. Мы присутствуем здесь в качестве наблюдателей, а не участников. Буду очень вам признателен, если вы пойдете нам навстречу. Мистер Томсон, вас интересует, кто мы такие? Этими сведениями мы с вами поделимся позже. После окончания Игры. — Длинный снял очки, подышал на линзы и начал их протирать. — Но мы откроемся только одному человеку. И я очень сомневаюсь, что та личность захочет делиться узнанными сведениями с остальными.
— Почему? — спросил Джек. — Потому что вы такие влиятельные, тайные и ужасно важные?
— Вовсе нет. — Длинный нацепил очки на кончик нос. — Потому что к тому времени вы едва ли будете разговаривать друг с другом.
— Вы не правы! — воскликнул Чад, вскипая и краснея. — Вы… вы понятия не имеете, насколько вы не правы!
Длинный сдвинул очки на переносицу и сказал:
— Конечно, мистер Мейсон. Уверен, что бы вы ни говорили, вы правы. В конце концов, Игра-то ваша, верно?
— Она общая, — ответил Джолион. — Принадлежит всем нам, всей группе. Мы принимаем решения демократическим путем.
— Да, совершенно верно, вы — замечательный коллектив. — Длинный весело шмыгнул носом. — Повторяю, ведите себя так, словно нас здесь нет.
XXIV(iv).Первый розыгрыш не выявил ни победителей, ни побежденных. Пожалуй, Чад мог бы сказать, что оказался в самом выгодном положении. Ему выпало только одно задание, его он вытянул из первой корзинки, в которую сложили самые легкие и необременительные «последствия». Всего корзинок было три, в каждой лежали карточки с заданиями. Они договорились так: всякий игрок достает задание, прочитывает его и отдает карточку другим, а ему ее возвращают только после выполнения задания. Успешно справившийся с заданием игрок может торжественно порвать карточку при всех. Задание Чада заключалось в том, чтобы целую неделю носить шарф цветов Питта. Вначале, когда они только обсуждали задания, он даже не понял, почему туда включили шарф. Джолион объяснил: в большинстве случаев элементы формы носят только студенты, окончившие привилегированные подготовительные школы. Но даже бывшие ученики привилегированных школ, носившие шарфы цветов своего колледжа, притворялись, будто стыдятся своего прошлого или, наоборот, гордятся своим решением. Все остальные согласились — никто добровольно не согласился бы ходить в фирменном шарфе колледжа.
— Наверное, у американцев все не так, — произнес тогда Джолион.
— Хочешь сказать, что мы не боимся гордиться своими достижениями? — не понял Чад.
