Пол Харпер - Пасифик-Хайтс
Эти несколько дней в Напе перевернули мою судьбу. Оказалось, что мой друг — сотрудник разведки, из ЦРУ. Я два года возил материалы для тайных операций ЦРУ по всей Латинской Америке.
Мой бывший хозяин работал на базе офиса в Сан-Франциско, но вскоре его выдернули с оперативной работы и перевели в Вашингтон. Он помог мне сдать аналог школьных выпускных экзаменов, поступить в Беркли. Заплатил за первый курс университета, а потом подыскал законную работу пилота, чтобы я смог доучиться.
Несколько лет присматривал за мной, как наседка за цыплятами. Учил отвечать за свои поступки, прививал самодисциплину. Они с женой ничего не жалели, лишь бы направить меня на истинный путь. Должно быть, потратил уйму денег на перелеты туда-сюда. Когда я встал на ноги, мой друг отошел в сторону, но все еще поддерживал отношения. И его жена тоже.
Вера несколько минут молча смотрела на Фейна.
— Невероятная история. Вы до сих пор летаете?
— Нет. Перестал, когда окончил магистратуру в Беркли. Оказалось, что жизнь больше и богаче, чем я думал. Мне хотелось учиться дальше, заняться новыми делами.
— Вы по-прежнему поддерживаете связь с этим человеком?
— Конечно. Он еще работает в Вашингтоне.
— Что вы чувствовали, когда он взял вас под крыло?
— Если бы не он, я бы загремел в тюрьму. Я чувствую себя как человек, которому спасли жизнь. Мне трудно об этом говорить.
Вера не отводила глаз от лица Фейна, словно надеялась увидеть в нем что-то новое, чего не разглядела раньше.
— Вы не обидитесь, если я спрошу… при каких обстоятельствах вас уволили из управления особых расследований?
Фейн улыбнулся. После таких откровений вопрос был не праздный.
— Около пяти лет назад, расследуя дело о торговле людьми, я наткнулся на коррупционную схему внутри управления. Агент УОР по имени Джек Блэнда был внедрен в среду преступников. Я начал подозревать, что он работает и на наших, и на ваших. Я слишком хорошо знал Джека — жалкая личность. Но мое положение не позволяло мне вмешиваться, потому что я крутил роман с его женой. Он об этом знал, а я знал, что он знает. Ситуация была дрянь, и мы вели себя как дети.
Ну да ладно. Я подал секретный рапорт, перечислив обличающие Джека улики. О моей афере с Даной, женой Джека, узнали другие; разумеется, некоторые подумали, что я нарочно его подставил.
Фейн замолчал. Вспоминать прошлое было неприятно, но почему-то казалось, что его нельзя скрывать от Веры.
— Оба дела становились все запутаннее, — возобновил он рассказ. — Наконец до нас дошли сведения, что в истории замешаны важные лица. Джек Блэнда оказался на перекрестье многих дорожек. Однажды ночью засветилась «наружка», поднялся сущий ад, в Тендерлойне возникла беспорядочная перестрелка, никто не знал, кто в кого палит. Я стрелял, Блэнда стрелял, два других секретных агента стреляли, бандюки тоже стреляли, но мы их так и не поймали. Пуля попала Джеку в лицо и убила наповал.
— Ох!
— Началось расследование. Оказалось, пуля не моя. И не другого агента. Тем не менее Джек погиб. Следствие выяснило, что он получал деньги от контрабандистов и помогал им уходить от засад и «наружки» — и наших, и федералов. Некоторые, кто был с ним в доле, занимали высокие должности, они распустили слухи, будто смерть Джека на моей совести.
Мне предложили подать в отставку. Нельзя, мол, допустить, чтобы на сотрудника департамента полиции падала «тень сомнения». Через пять месяцев мы с Даной поженились. А еще через год и два месяца она умерла от аневризмы головного мозга.
— Когда это произошло?
— Чуть больше года назад. — Мартен запнулся. — Вчера исполнился год.
Вера кивнула, она все поняла. Наклонила голову в сторону фотографий:
— Последний вопрос. Кто эти люди?
— Моя мать Джорджина. Хелен — я встретил ее в Беркли, это она открыла мне глаза на то, что жизнь на самом деле больше и богаче. И Дана.
Вера по очереди задержала взгляд на каждой из женщин, опустила глаза на сложенные перед собой руки.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы Элиза встретилась с вами. И я буду… содействовать вам во всем, насколько меня хватит.
Глава 20
Элиза свалилась в обморок при виде голубя не только от наплыва воспоминаний. Любовник сумел затронуть неведомую струну в самой глубине ее души.
Вера тоже поразилась, когда Элиза рассказала о случившемся накануне, но постаралась не подать виду. Любовник выбрал самое гадостное воспоминание Элизы, чтобы та поняла — он способен без труда проникать в ее подсознание.
Решение Веры не посвящать Лору и Элизу в происходящее в свете последнего жестокого поворота событий выглядело все более несостоятельным. Теперь аналитику казалось, что она искусственно затягивает мучения пациенток, ведет себя бессердечно. Она и сама мучилась от негласной причастности к их страданиям.
Но, как и в случае с Лорой, Вера прекрасно понимала: чтобы вырвать Элизу из лап негодяя, Фейн должен остановить его прежде, чем тот успеет обнаружить слежку. Если Элиза разорвет отношения, Фейн ничего не сможет сделать.
— Что теперь? — спросила Вера напряженным голосом. — Перестанешь с ним встречаться?
Элиза помедлила с ответом, опустила промокшую салфетку на колени, обеими руками заправила светлые волосы за уши.
— Что вообще происходит? — спросила она, глядя на Веру в упор.
Вера насторожилась:
— А что?..
Элиза уронила руки.
— Каким нужно быть уродом, чтобы так лезть в душу? Может, я схожу с ума? Почему он сказал, что, увидев голубя, сразу же вспомнил обо мне? Что ж это такое? Откуда это берется?
— Ты уверена, что никогда не касалась в разговорах с ним своих детских воспоминаний?
— Я что, совсем?..
Вера приготовилась к худшему:
— Тогда чем ты объяснишь случившееся?
— Не знаю. Просто не знаю, вот что самое страшное. Словами не передать, как я напугана.
В который раз Вера видела в Элизе смесь надрыва и отваги. Иногда Веру поражала степень надломленности пациентки, иногда — степень решимости.
— Наверное, у меня крыша поехала, — предположила Элиза. — Я ничего не понимаю. Совсем не понимаю.
— А конкретнее можешь объяснить?
— Что-то здесь не так. Он какой-то другой. Я больше не чувствую себя в безопасности.
— Если отношения меняются, как ты думаешь, почему это происходит? И почему в эту сторону?
Элиза сидела, сжав колени, теребя салфетку.
— Я попросила его отодвинуться, оставить мне больше пространства, сохранять дистанцию. А он поступил вчера вечером с точностью до наоборот.
— Ты считаешь, что он действовал с умыслом?
— Убеждена. — Элиза казалась огорченной и удивленной одновременно. — Он способен на чуткость, хорошо во мне разбирается. Но теперь творится непонятно что.
Элиза подняла глаза, наклонила голову в сторону, потом в другую, потягивая затекшие мышцы шеи. Закончив процедуру, опустила веки и пожала плечами.
— Никак не возьму в толк, в чем тут дело, — продолжала она, — но тогда возникает вопрос: может быть, я чего-то не заметила в самом начале отношений?
— Что ты имеешь в виду?
— Мы не так давно знакомы — всего пять месяцев. Его способность проникать в мои мысли определенно ускорила развитие отношений. Наша связь моментально достигла большой глубины.
Элиза остановилась и, как прежде Лора, задержала взгляд не на Вере, а на пальмах за окном.
— И что?
— Он, должно быть, манипулировал мной с самого начала. А я не замечала.
Вера заметила, что беседу можно направить в нужное русло. Попытайся она завести этот разговор минутой раньше, он оказался бы не к месту, но теперь упоминание о Фейне становилось логичным.
— Выходит, ты совсем мало знаешь этого человека. Почему же ты раньше не навела справки?
— Познакомившись, мы договорились не затрагивать личную жизнь. Нам было интересно вдвоем, других наша связь не касалась.
— Позволь-ка. Когда мы обсуждали твой роман, мне бросилось в глаза, что ты твердила «я», «я», откуда вдруг появилось «мы»?
Вера мысленно предупредила себя не заходить слишком далеко.
— Вы согласились впустить друг друга в свою жизнь, — продолжала Вера, — но если честно, мне кажется, что ты его впустила, а он тебя нет.
Элиза пристально смотрела на психоаналитика, лихорадочно перебирая в памяти месяц за месяцем своих отношений с любовником.
— Что ты о нем реально знаешь? Хорошо — вы договорились не трогать личной жизни друг друга, но если проследить, как развивался ваш роман, получается, что ты в одностороннем порядке раскрылась перед любовником, причем с поразительной наивностью.
Элиза молча отвела взгляд в сторону. Вера продолжала:
— Если бы я попросила записать все известные тебе факты его биографии, вряд ли набралось бы больше страницы.
