Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]
КРААААААХ — с треском отлетело одно крыло, и самолет завалился набок. Он все еще продолжал двигаться вперед, как подбитая гигантская птица, пытаясь убежать от смерти.
Груууууум!!! — позади раздался взрыв, и в воздух полетели ошметки потерянного хвоста, озаряя землю кровавыми сполохами.
КРААААААХ, — ахнуло второе крыло, и тут же развалилось на куски, далеко отлетающие раскаленными осколками.
Даже потеряв хвост и часть фюзеляжа, останки самолета все еще катились по инерции вперед. Наконец, он ткнулся носом в бетон и закувыркался вверх тормашками.
Рванули топливные коммуникации, баки…
Пламя взметнулось высоко в небо, озаряя поле кроваво-красным светом…
Маклейн лежал на земле, далеко отшвырнув теперь ненужные факелы. Он ткнулся лицом в обожженные руки и плакал, как ребенок, не стыдясь своих слез.
— Господи! Господи… — стонал он и вдруг услышал страшный взрыв — «боинг» послал последнее «прощай» этому миру.
— Ублюдки! Твари… — Джон сел и повернул голову к огромному костру, пожирающему человеческие жизни.
Потом он медленно поднялся и побрел туда, где только что произошла катастрофа.
— Господи!… — Дрюдо стоял, низко опустив голову, чтобы не видеть этого кошмара; И только плечи его вздрагивали при каждом очередном взрыве, словно кто-то невидимый хлестал их тяжелой плетью.
Гарри Краун застыл у окна с безумной улыбкой на обезьяньем лице. Это было славное зрелище. Вся вторая полоса светилась кострами, озаряя машины, которые мчались туда, непонятно зачем. Его опьяняло чувство власти над жизнью и смертью.
Денни Мейген сидел, опустив на стол руки. Рот его был полуоткрыт, глаза уставились в точку, где на экране самолет пересекся с линией горизонта. Самолет 114, следовавший по маршруту Санта-Мария — Вашингтон, аэропорт Далласа. Он прибыл к точке назначения. К конечной точке существования. Денни не слышал взрыва, от которого вздрогнула церковь. Он вообще ничего не слышал. Он увидел его в своем воображении еще тогда, когда самолет полз по экрану в голубом сиянии луча. И это было самое страшное видение в его жизни.
Стюарт подошел к окну, когда раздался первый взрыв. Он завороженно смотрел на «дело рук своих» и машинально повторил в рацию:
— Мы держим вас…
Потом отошел от окна и развернулся лицом к башне, как будто те, кто находился в ней, могли видеть его.
— Закончен первый урок, — жестко произнес полковник Стюарт. Конечно, ему было неприятно, лишних жертв он не любил, но это было необходимо, чтобы эти… скоты выполняли их требования. — Если «Боинг-747» будет готов к назначенному времени, и генерал Эсперансо останется невредим, то дальнейших уроков можно будет избежать, — и он отключил связь.
С диким воем неслись по полю пожарные машины, гасить костры, покрывшие полосу, «скорые помощи», спешившие спасать неизвестно кого, сновали люди…
Маклейн бродил среди островов огня, как будто надеясь найти что-то важное. В стороне от горевшего остова «боинга» ткнувшись пастью в снег лежал зеленый крокодил, словно отдыхая от пережитого ужаса.
— Кошмар! Это просто кошмар! — шептал Джон, склонившись над игрушкой.
Он поднял уцелевшее чудо, стряхнул с него снег, машинально удивляясь, как он не сгорел в этом адском пламени, и пошел дальше.
Нет, никто не уцелел в катастрофе. Даже трупов не было. Все, все пожрал жадный костер человеческой подлости, кроме, разве что, этой зубастой твари.
Маклейн молча бросил игрушку в огонь, догонять своего маленького хозяина или хозяйку на пылающей дороге в лучший мир.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
До последней минуты Дрюдо надеялся, что катастрофы все-таки не будет. Но эти маньяки не умели щадить ни детей, ни стариц ков. Им было плевать на жизнь невинных людей…
Он вышел из диспетчерской и бросился искать Сола Барни.
Проходя мимо зала пресс-службы, начальник башни увидел десятки журналистов, которые суетились, орали, сгрудясь у телефонов, борясь за право первому сообщить новость своему издательству.
У, воронье, подумал Дрюдо. Слетелись, почувствовали запах крови.
Он не испытывал любви к этой нахальной и пронырливой части человечества. Их не смущает ничто. Что им до человеческого горя?! Лишь бы была, сенсация!
Стараясь не столкнуться с кем-нибудь из этой братии, Дрюдо прошел в комнату отдыха для служащих.
Сол сиде;л на скамейке, хмуро уставясь перед собой. Только что врач вкатил ему противостолбнячную сыворотку и бинтовал рану, которую уже успел обработать.
— Барни! — резко сказал Дрюдо, не обращая внимания на врача. — Если этот лунатик и дальше будет представлять нашу башню, он натворит бог знает что с другими самолетами. Сделай, пожалуйста, что-нибудь, чтобы связаться с ними.
— Как?!!! — заорал Сол, оскалившись, содрогаясь от собственного бессилия.
— Я не знаю, как! Сам придумай, ты у нас главный инженер! — рявкнул Дрюдо в тон Барни.
— Вот список жертв, — молодой служащий протянул начальнику башни лист, в котором чернели фамилии ста девяносто восьми пассажиров «Боинга», потерпевшего катастрофу. Отдельно значились пилоты и стюардессы, обслуживавшие рейс 114.
Он так спешил избавиться от списков, словно держал в руках не бумагу, а раскаленный металл.
— Ладно, иди, — кивнул Дрюдо, и парень исчез так же бесшумно, как и появился.
На нижней площадке лестницы, ведущей в гардеробную, тяжело опустив руки, ссутулясь, сидел Маклейн. Казалось, за эти часы он постарел на несколько лет.
Дрюдо подошел я мужчине и остановился, боясь нарушить молчание.
Лицо Джона было измазано сажей, на лбу кровоточила большая ссадина, щеки лоснились от пота… На этом блестящем фоне едва светились тусклые глаза затравленного зверя.
— Я представляю, Маклейн, что ты чувствуешь.
Джон попытался проглотить комок, застрявший где-то в горле. Он мешал дышать, говорить. Хотелось впиться в него пальцами и рвать, рвать, пока не вытащишь наружу и не отшвырнешь куда-нибудь подальше.
Что ты можешь понимать, Дрюдо? Разве это ты подбирал детскую игрушку и швырял ее в костер? Разве ты уговаривал свою жену обязательно лететь на Рождество? Разве она кружит сейчас там в воздухе, над этим страшным аэродромом, где сидят ублюдочные выродки, вытворяющие что хотят? Разве твоей жене грозит этот жаркий адский огонь? Разве это ты обожрался страшным запахом клубники так, что тебя сейчас начнет выворачивать наизнанку прямо здесь, у ног изумленной публика?
— Я чувствую себя бесполезным… — выдавил из себя Джон.
В его тусклом бесцветном голосе звучало такое отчаяние, что Дрюдо передернуло. Он не знал, как успокоить этого сильного мужчину, вдруг превратившегося в убитого горем человека.
— Мы связались с правительством… Вызвали армейское подразделение, которое уже имеет опыт борьбы с террористами. Они должны быть здесь с минуты на минуту, — ему было трудно говорить с Маклейном, но Дрюдо ощущал необходимость рассказать этому полицейскому из Лос-Анджелеса все это. В конце концов, во всей этой дерьмовой истории он единственный оказался на высоте. Нужно было сказать ему что-то еще, главное, что могло его успокоить. Ах, да… — Самолет твоей жены по-прежнему передает нам информацию, но, к сожалению, мы не можем ему ответить, — и совсем тихо добавил: — У них осталось топлива на двадцать пять минут.
Маклейн ожил. Он посмотрел на начальника башни и встал.
Нет, Холли, нет. Ты только не волнуйся… Мы еще поборемся…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Холли пыталась отвлечься от тревожных мыслей, посеянных этим ублюдком. Действительно, в воздухе творилось что-то невообразимое. Почему огни сверкают со всех сторон, и ни один самолет еще не зашел на посадку? Аэропорт Далласа один из самых крупных в Штатах. Он не закрывается даже всвязи с метеоусловиями, а сейчас за овалом иллюминатора была не такая уж сильная буря. И вроде бы даже и эта начинает утихать… Что же происходит?
Со своего места опять поднялся Ричард Торберг и приклеился к стеклу.
— Слушай, Дик… Так ведь тебя зовут? — Холли очаровательно улыбнулась. (Когда она хотела, это у нее получалось отлично.) — Если ты так и будешь постоянно приближаться ко мне, то, может, поменяешь одеколон?
Ого! Торберг внутренне хохотнул. Он, конечно, знал, что нравится женщинам, но миссис Маклейн… А казалась такой неприступной… А она прехорошенькая…
— Да… я весь внимание… — он игриво приподнял бровь. — И на какой же.
— Мужской запах был бы лучше.
Тоже мне, королева! Да нужна ты мне сто лет!
Ричард встал, окинув женщину презрительным взглядом.
Его брови и уголки губ сразу сползли вниз, подбородок вздернулся, он тряхнул головой, словно отбрасывая назад волосы, хотя отбрасывать, собственно, было нечего — яйцеобразную голову венчала короткая стрижка, и прошел к себе на место.
