Даниэль Труссони - Ангелополис
– Вероятно, Анджела Валко отдала его Владимиру, – проговорил Бруно.
– Думаю, для того, чтобы он сохранил его для Эванджелины, – добавил Верлен.
– Они принесли яйцо в Эрмитаж, и я сумела установить, что это одно из исчезнувших.
– Теперь я понимаю, зачем вы здесь, – сказала Надя, взвешивая артефакт в руке.
– Узнаете его?
– Конечно. Много лет оно находилось в собственности моих родителей. Составляло пару яйцу, какое вы видели на портрете.
– Значит, вы осознаете его значимость? – спросил охотник.
Прекрасно понимая, что чудес не бывает, он все же надеялся на то, что Надя приведет их прямо к Эванджелине.
– Возможно, – негромко произнесла хозяйка. Поднявшись, она подошла к набитой пыльными книгами полке и достала переплетенный в кожу альбом. – Впрочем, яйцо само по себе не имеет значения. Оно – всего лишь сосуд, своего рода временная капсула, предназначенная для того, чтобы сберечь для потомков нечто важное.
Положив альбом на стол, Надя принялась аккуратно листать страницы так, чтобы их можно было легко рассмотреть. Страницы оказались полны засохших цветов, прикрепленных квадратиком чистой восковой бумаги. На некоторых страницах были три-четыре цветка одного вида, на других – всего один лепесток. Надя подвинула альбом к лампе, и цвета стали ярче. Гербарий был составлен с педантичной аккуратностью, словно положение каждого цветка тщательно продумывалось до того, как его опускали на место. Там были ирисы, ландыши со сложенными в кулачок бутонами и немного пестрых орхидей с изогнутыми лепестками. Имелись и такие цветы, которых Верлен не узнал, несмотря на помещенные под ними латинские надписи. Некоторые лепестки были нежными и прозрачными, как крылышки мотылька, бледные поверхности их казались припудренными пыльцой. Ему хотелось дотронуться до них, однако они выглядели настолько очаровательными и эфемерными, такими тонкими, что, возможно, могли рассыпаться в пыль от легкого прикосновения.
Но цветы были не единственным содержанием альбома. За ними просматривалось другое – более современное, менее живописное и более беспорядочное, чем первое. Заметки делались прямо на страницах между рядами спрессованной флоры, путаные косые строки лежали на страницах под странными углами. На полях были вписаны математические символы, небрежно набросаны химические символы и уравнения… Похоже было, что альбом просто оказался под рукой во время лабораторных экспериментов. Порядка в этих заметках не было – во всяком случае, такого, какой мог различить Верлен. Строчки чисел нередко перетекали с одной страницы на другую в полном пренебрежении к краям листа.
Надя листала книгу до тех пор, пока не наткнулась на пожелтевшую страницу, где по-французски были написаны несколько предложений.
– Прочтите, – сказала она, передавая альбом ангелологу.
И мы рассказали Ною обо всех лекарствах от их болезней вместе с осложнениями, о том, как он может лечить их земными травами. И Ной записал в книгу, как мы и наставляли его, все о всяком лекарстве. Так злые духи были лишены возможности вредить сыновьям Ноя.
Они молча обдумывали эти загадочные слова. Верлен ощущал, что мысли их вышли на новую тропу, как если б альбом представлял собой прогалину в терновом лесу, прореху в лесном пологе, позволяющую двигаться дальше.
Надя вдруг захлопнула книгу, подняв облачко пыли.
– Я родилась в семье простых людей, – проговорила она, с вызовом сузив глаза, как бы рассчитывая на возражения. – Но с нами стали происходить необычные вещи. Я оказалась в эпицентре великих сил. Владимир обыкновенно называл их силами истории, а я – попросту человеческой глупостью. Я сыграла скромную роль, и мои утраты – ничто в общем положении дел. Тем не менее я ощущаю огромную боль. Нефилимы лишили меня всего. Ненавижу их искренней ненавистью женщины, утратившей все, что любила.
Хозяйка допила чай и поставила чашку на стол.
– Рассказывайте, – проговорил Бруно, взяв даму за руку. Жест его был полон нежности и терпения.
– Моя судьба стала бы иной, если б не Анджела, сделавшая меня своей помощницей. Без Анджелы Валко я не познакомилась бы с Владимиром, человеком, чья любовь преобразила мою жизнь. Благодаря ему я узнала о том, сколь важный вклад внесли мои родители в дело ангелологии.
На память Верлену немедленно пришла принадлежавшая Дмитрию Романову коллекция ангельских перьев.
– Их принимали в семье Романовых?
– Перед революцией мои отец и мать служили при дворе последнего русского царя Николая II и его супруги, царицы Александры. Матушка была одной из многих гувернанток при царских дочерях – царевнах Ольге, Татьяне, Марии и Анастасии. Она приехала в Россию восемнадцатилетней и вскоре познакомилась с отцом, конюхом, ходившим за лошадьми царского полка Желтых кирасир[14]. Родители полюбили друг друга и поженились. Они жили и работали в Царском Селе, где Николай и Александра отдыхали от праздничной жизни царского двора в Санкт-Петербурге. Императорское семейство предпочитало тихую домашнюю жизнь, пусть и наполненную такой роскошью, какую иные люди просто не могли себе вообразить. Матушка, родившаяся и выросшая в Париже, учила великих княжон французскому языку. Она как-то вспоминала о том, что для практики в языке было решено познакомить девушек с детьми высокопоставленного французского дипломата. Встреча была необычайной – дети царей редко встречаются с детьми дипломатов. Но какова бы ни была причина, мать мою пригласили в столовую и попросили находиться возле великих княжон и следить за их владением языком и манерами. Она оставалась рядом, наблюдая за разговором. Умение родовитых особ держаться в обществе произвело на нее неизгладимое впечатление. Но еще более глубокий отпечаток в ее памяти оставили сокровища, хранящиеся в комнате. Особый интерес представляли усыпанные драгоценными камнями пасхальные яйца, которые царь ежегодно подносил царице. Расставленные на видных местах, они блестели под лучами солнца, при всей своей уникальности отличаясь общим великолепием. В то время ей и в голову не могло прийти, что всего через несколько лет Николай отречется от престола и жизнь их в Царском Селе закончится. Даже в самом безумном сне матери не могло пригрезиться, что несколько таких яиц будут переданы ей на сохранение.
Верлен украдкой посмотрел на Веру, пытаясь понять, как она воспринимает эту историю. Похоже, коллекция царицы подтверждает ее сомнительные теории относительно пасхальных яиц и царственных рождений из яйца. Однако выражение на лице женщины оставалось столь же бесстрастным, как и во время его появления в Эрмитаже в предрассветные часы. Свои чувства она скрывала за холодной позой ученого специалиста.
Надя как будто не замечала их реакции. Она продолжала, отрешенно глядя в пустоту:
– Революция семнадцатого года и злодейское убийство царской семьи в Екатеринбурге семнадцатого июля тысяча девятьсот восемнадцатого года перевернули весь мир моих родителей. В короткий промежуток времени между отречением царя в семнадцатом году и последовавшими за ним народными волнениями царица, понимая опасность, попыталась спрятать некоторые из самых драгоценных своих сокровищ. Драгоценные камни оставались в карманах семьи монарха до самого конца, и, когда их расстреливали, пули били прямо по алмазам и жемчугам. Однако более крупные вещи приходилось оставлять. Мои родители были простыми людьми, трудолюбивыми и верными Романовым. Эти качества всегда восхищали Александру. Посему царица доверила им хранение спрятанных сокровищ.
– Но дворец в Царском Селе был ограблен, – проговорила Вера, перебив хозяйку. – Революционеры конфисковали царские сокровища и передали в хранилища, где их сфотографировали, описали и занесли в каталоги, a часть разломали, прежде чем продать за пределами России – ради одних денег.
– К сожалению, вы правы, – сказала Надя. – Мои родители не имели никакой возможности сохранить царские вещи, поэтому, взяв все, что можно унести, они бежали из страны. Сперва в Финляндию, где оставались до конца Первой мировой войны, а позже поселились в Париже и через несколько лет открыли там антикварный магазинчик под названием «Старая Россия».
– И они везли с собой все это? – спросил Верлен, указывая на окружающий хаос.
– Конечно, нет, – возразила женщина. – Эти предметы собраны за целую, посвященную собирательству жизнь. Но моим родителям удалось тогда вывезти некоторую часть сокровищ. Они многим рисковали.
Охотник взял в руку инкрустированное камнями яйцо, приведшее их к Наде. И заметил, что пытается заключить сделку с судьбой. Раз оно даровало родителям Нади новую жизнь, то, наверное, сможет привести его к Эванджелине.
