Эхо забвения - Хелен Гард

Мама замерла.

Я видел, как её плечи напряглись, как побелели пальцы, сжимающие подол платья. Она медленно, с каким-то ужасом повернула голову в сторону поля.

Мама рванула с места, едва я успел договорить.

— Макс! — её голос разорвал неподвижный воздух.

Она бежала к кукурузному полю, не обращая внимания на то, что юбка путается в ногах, а ветки кустов царапают руки. Я стоял на месте, наблюдая, как она подлетает к краю поля, не останавливаясь ни на секунду, продолжая звать брата.

— Макс! Ты меня слышишь? — её голос дрожал, срывался, эхом уходил вглубь кукурузных зарослей.

Она замерла у первых рядов растений, а затем резко подалась вперёд, будто увидела что-то. Я заставил себя подойти ближе.

Там, среди густых стеблей, на мягкой земле тянулась узкая примятая дорожка. Кукуруза была смята в одном направлении, как будто кто-то пробирался внутрь, осторожно, но торопясь.

— Боже… — мама прикрыла рот рукой. Затем её взгляд снова метнулся к полю, и она побежала вперёд.

Я знал, что должен был броситься за ней, но внутри всё сжалось от непонятного страха. Казалось, что шаг в эти ряды — как шаг в другое измерение, туда, где всё иначе. Где кукуруза скрывает больше, чем просто растения.

Но мама не колебалась.

Я слышал, как она ломится через заросли, зовёт брата, срывается на крик, затем снова исчезает в глубине поля.

Я перевёл дыхание и резко развернулся.

Бегом. К дому.

Каждый шаг отдавался в висках пульсирующей болью, но я не останавливался. Во дворе меня встретил запах свежескошенной травы, дальний стук молотка откуда-то с соседского участка, но всё это было неважно.

Отец. Он должен быть в доме.

Я заскочил на крыльцо, распахнул дверь и влетел внутрь.

— Пап! — голос сорвался.

Шаги по коридору, тяжёлые, уверенные. Через секунду он появился в дверном проёме — высокий, широкоплечий, с наморщенным лбом.

— Что случилось? — строго, настороженно.

Я пытался отдышаться, в груди горело.

— Макс… он пропал!

Отец выпрямился.

— Где твоя мать?

— В поле, ищет его!

Он не стал расспрашивать дальше, просто шагнул мимо меня, пересёк порог и быстрым шагом направился к кукурузному полю. Я побежал за ним.

Когда мы добрались, мама уже скрылась среди стеблей.

Отец остановился на краю, окинул взглядом поле, нахмурился.

— Сюда, — сказал он, кивая на землю.

Я проследил за его взглядом и увидел, что он заметил.

Примятая дорожка.

Теперь, глядя на неё, я понял — это не просто случайно сломанные растения. Кто-то прошёл здесь.

Отец не колебался. Он развернулся и быстро направился обратно к дому.

Я бросился следом.

— Ты куда?

— Звонить в полицию, — ответил он коротко.

Значит, всё было серьёзно.

Отец шагал быстро, целеустремлённо, его спина напряглась, руки были плотно сжаты. Он не смотрел на меня, не задавал вопросов, просто шёл к дому, к телефону, потому что знал — каждая минута могла быть важной.

Я вбежал следом, сердце колотилось где-то в горле. Отец сорвал трубку, быстро набрал номер. Говорил он коротко, резко, без лишних эмоций, но каждое слово было твёрдым, уверенным, не оставляло места сомнениям. Он не просил — требовал. Я слышал его голос, но смысл слов ускользал. В голове звучал только голос мамы, зовущей Макса, и шелест кукурузы, скрывшей его маленькую фигуру.

Отец бросил трубку, развернулся ко мне. В его взгляде было что-то тяжёлое, давящее, что-то, от чего стало трудно дышать.

Вдали завыла сирена.

Полицейские приехали быстро. Машины одна за другой влетели во двор, гравий хрустел под шинами, воздух наполнился гулкими хлопками дверей. Офицеры стремительно высыпались наружу, кто-то сразу бросился к кукурузному полю, кто-то подошёл к дому, оценивая обстановку. Рации трещали короткими отрывистыми фразами. Один из полицейских, не теряя времени, достал блокнот, записывая первые сведения. Другие переговаривались, быстро осматривая двор, проверяя забор, подходы к дому. Один из них уже направился к матери, другой — ко мне. Вся эта организованная суета, казалось, шла мимо меня, будто я был просто наблюдателем в чужом доме. Но я видел только отца.

Он оказался рядом в одно мгновение. Его руки стиснули мои плечи, мёртвой хваткой вцепились в футболку, потянули вперёд. Всё вокруг качнулось. Я почувствовал, как меня трясут, и от внезапности не мог даже сопротивляться.

Я не сразу понял, что он кричит. Его голос звучал оглушающе громко, напористо, будто пытался пробить какую-то невидимую стену между нами.

Что-то внутри скрутило, словно перетянутая струна, готовая лопнуть. В горле пересохло, и я даже не мог выдавить ни слова. Только смотрел в его лицо, которое сейчас казалось чужим, незнакомым, покрытым тенью ярости и… страха.

Голоса вокруг сливались в шум, кто-то тронул отца за руку, но он не отпускал меня, не отступал. Лишь когда кто-то резким движением оттащил его в сторону, хватка ослабла. Воздух с силой ворвался в лёгкие, но даже это не принесло облегчения.

И тут я увидел маму.

Её вели из кукурузного поля двое офицеров. Её платье испачкано землёй, волосы спутались, лицо бледное, измученное, с тонкими царапинами от жестких листьев кукурузы. Она шла медленно, её взгляд был прикован к высоким стеблям, которые скрыли в себе Макса.

Я стоял, не в силах пошевелиться.

Мир вокруг будто перекосился, стал неправильным, чужим. Всё, что было привычным и безопасным, вдруг рухнуло, превратившись в что-то тревожное, неконтролируемое.

Я не знал, что делать. Не знал, что говорить.

Я только смотрел.

Меня оттеснили в сторону, я оказался на границе всего происходящего — бесполезный наблюдатель среди людей, которые знали, что делать. Полицейские сновали по двору, задавали вопросы, переговаривались между собой, пытались быстро сориентироваться. Рации трещали, кто-то отмечал что-то в блокноте, другие осматривали участок, оценивая обстановку.

Ко мне подошёл один из офицеров. Мужчина в форме внимательно посмотрел на меня, затем склонился чуть ниже. Его взгляд скользнул по моей голове, и выражение лица едва заметно изменилось. Он поднял руку к рации, нажал кнопку и произнёс коротко: "У нас раненый, вызовите скорую." Я не мог разобрать выражение его лица — строгое, но не злое, он что-то говорил, но я слышал слова отрывками.

Мать сидела на ступеньках крыльца, согнувшись вперёд, её плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Её руки лежали на коленях, сжаты в кулаки, ногти впились в кожу. Кто-то стоял рядом, пытался что-то сказать ей, но она не реагировала. Глаза были устремлены в одну точку — туда, где скрывалось поле, в котором пропал Макс.

Отец стоял чуть в стороне. Его осанка была напряжённой, пальцы скрылись в карманах, но я видел, как он