Следующая остановка – смерть - Ян Улоф Экхольм
– Ну, – начал я, выплевывая на пол табачную крошку. – Господин редактор уже написал обо всех атмосферных и трогательных похоронах? О счастливых новобрачных, соединивших свои судьбы под марш Мендельсона? О благочестивых городских юбилярах, ушедших на заслуженный отдых после долгих лет безупречной службы? О верных долгу и добросердечных покойниках, которых оплакивает вся округа?
Севед покраснел, а я, вдохновленный успехом, повернулся к редактору спортивных новостей Бёрье Андерссону, рыжему долговязому субъекту в очках и с подбородком в форме галоши. Зануда особо крупного формата, он пишет, как на счетах считает, – сухо, бесцветно и плоско. Любители спорта его высоко ценят.
– Ну, господин редактор спортивных новостей, все ли результаты тщательно занесены во все турнирные таблицы? Ты отметил встречный ветер вдоль стадиона, полностью разрушивший игру для всех команд в зоне распространения нашей газеты? Ты запротоколировал, на какой минуте тяжелый центральный нападающий прорвался сквозь защиту противника и запустил тот мощный мяч в штангу – или же это было попадание в перекладину? Оценил ли объективно стремительного, как лань, бегуна, труженика за средней линией, полузащитника, подчинившего себе воздушное пространство, гиганта-защитника, не говоря уже о грозном льве на воротах, руки которого словно магнитом притягивают к себе мячи? Тихие попрыгунчики на болотных кочках с картами в руках, гладиаторы на четырехугольном ринге, горы мышц, сражающиеся на ковре, дерзкие викинги на хоккейном льду, охотники погоняться за красным мячиком на полу, джентльмены в белых шортах с ракетками и маленькие наяды в бассейне уже получили достойное место на спортивных страницах?
Бёрье предпринял попытку прервать меня, но я быстро обратился к третьему члену команды, практиканту Курту Торстенссону, принятому на работу по причине родства его дяди с Давидом Линдом. Пройдя практику в редакции, Курт намеревался в дальнейшем поступать на факультет журналистики.
– Молодой друг. Подумай о нас, бедных трудягах, когда, пройдя горнило воспитания характера в институте, посвятишь себя статьям о культуре и передовицам. Не забудь этот вечер, когда однажды в будущем, став главным редактором, будешь принимать нас в качестве соискателей на освободившееся место младшего редактора или сотрудника в отдел объявлений. Но, положа руку на сердце, как говорят у нас в прессе, все ли сделано на совесть? Было ли вдохновляющим и интересным собрание «Молодых фермеров», закончившееся посиделками за чашечкой кофе? Принесла ли ярмарка швейного кружка весомые доходы, которые теперь будут использованы на закупку варежек для населения стран третьего мира? Смог ли клуб «Лайонс» при всем традиционном интересе прессы продолжить свою благотворительную деятельность анонимно? Был ли принят новый устав на квартальном собрании Общества по страхованию рогатого скота? Приготовили ли лотты вкуснейшие бутерброды для соревнований по стрельбе нашего округа?
Я чувствовал себя почти как Хуго Сундин, однако приятно было слить на кого-то свое мрачное настроение. Севед воспользовался паузой.
– А ты-то сам? Агент два нуля без семерки исполнил свою миссию по обзвону должностных лиц?
– Тонкий юмор, делающий честь практиканту в разделе фельетонов, некоронованному мастеру куплетов и острот местного розлива, – ответил я и зааплодировал. – К сожалению, вынужден сообщить, что министр остроумия опоздал на несколько лет со своей остротой. Агенты уже вышли из моды. Однако могу с полным основанием заявить, что задание выполнено. Завтра утром Таге сможет взглянуть своими близорукими глазками на список и увидеть, что звонок в полицию осуществлен. И я должен сказать, что всерьез встревожен преступностью нашего города. На севере – подозрение на управление мопедом в нетрезвом состоянии, на западе – драка в парке между охранником и посетителем, при этом не до конца ясно, кто из них был более нетрезв. На востоке – сатанинские «мужские разборки» в сарае, в результате которых похищен навесной лодочный мотор. А в бурлящем центре нашего города – срочный выезд скорой помощи. Правда, речь шла всего лишь о прободении аппендицита, но мы знаем, что начальство захочет отметить и этот факт. В рупоре своего города недоумевающие жители получат ответы на все вопросы и удовлетворят свое любопытство.
За время моих разглагольствований сигарета потухла. Закурив новую, я почувствовал, что мне полегчало.
– Нет, друзья, – продолжал я, выпуская дым кольцами. – Мы можем сидеть и скучать здесь всю ночь, однако следует помнить, что все мы в одной лодке. А эта лодка плавает в мелком пруду. Весь наш город – чертов пруд с кучей уток.
– А, Йоран Скандал опять разошелся?
Никто не заметил, как Хуго Сундин вернулся после своего вечернего грога. Покачиваясь, он медленно вошел в комнату. Сигара совершала путешествие из одного уголка рта в другой, дым от нее смешивался с парами джина. Он ухмыльнулся мне своими желто-коричневыми зубами.
– Пруд с утками? Тебе не нравится у нас, в маленьком городе? Может, соскучился по беспорядкам?
Я услышал за спиной радостное хихиканье остальных. Сам я настойчиво искал убийственную реплику, но так и не нашел.
– И домой ты уйти не можешь, – насмешливо добавил Хуго. – Видать, правду говорят, что у вас с Бенгтом договоренность – тот, к кому пришла дама, пользуется берлогой на всю катушку?
Я ничего не ответил.
– Наверное, поэтому ты сегодня такой красноречивый!
Злорадству Хуго не было предела. Хихиканье у меня за спиной стало громче.
– Да уж, сексуальность – вообще трудная тема, не так ли? – промямлил я и вывалился в коридор, чтобы напялить пальто.
Плевать на отсутствие денег. Возможно, в кабаке я встречу кого-нибудь, кто сможет одолжить пятьдесят крон [6]. Я ощущал огромную потребность в виски с содовой.
Редакция располагалась на южной стороне Главной площади, кабак – на восточной. Нужно было лишь сделать несколько шагов по булыжной мостовой – и ты оказывался у врат рая. Однако внутри царило настроение не более веселое, чем на баптистских похоронах.
За столиком у окна, поедая свиные отбивные, сидели несколько мужчин – вероятно, пассажиры на пересадке в ожидании поезда. Единственный, в ком я опознал местного, сидел у двери – то был известный всему городу Крунблум. На самом деле его звали Конрад Блум, но кличка намертво прилипла к нему по двум причинам: его когда-то неумеренный интерес к водке «Крунбреннвин», а также сходство – и внешнее, и по характеру – со знаменитым персонажем комикса [7]. Проживал он в маленьком домишке вместе с дочерью, которая, судя по данным из надежных источников, была неотъемлемой частью ночной жизни нашего городка.
Я не
