Уоррен Мерфи - Конец игры
К концу года это уже был не дар и не ошибка, но естественное право. Уолдо считал нормальным, что каждый раз, когда он тратил все деньги, бывшие у него на счету, они возвращались в удвоенном или утроенном количестве.
А потом деньги перестали расти. Он чуть было не позвонил в банк и не пожаловался. В следующем месяце счет иссяк. А потом был первый телефонный звонок.
Женский голос, нежный и ласкающий.
– Нам очень жаль, что ваши фонды иссякли. Не могли бы вы нанести нам визит?
– Мои фонды не иссякли. Все прекрасно, – солгал он. – А в чем дело?
– Да ни в чем. Мы просто хотим поговорить с вами. Может быть, вам пригодится еще немного денег?
– Да нет, у меня все в порядке, – снова солгал Уолдо. – А кто говорит?
Сердце его ушло в пятки. Они обнаружили ошибку. Это было неизбежно, и теперь это случилось. Теперь они все знают, и Уолдо Хаммерсмит – человек конченый.
– Уолдо, – произнес голос, прелестный, как звон серебряных колокольчиков. – Не играй со мной. Если есть в этом мире что-то, что я ненавижу, так это люди, которые пытаются со мной играть. Уолдо, приходи, и мы достанем для тебя еще денег.
– А кто вы?
– Уолдо, ты присвоил один миллион четыреста семьдесят тысяч, которые тебе не принадлежали.
– Так много? – удивился Уолдо.
Он мог бы поклясться, что взял не больше нескольких сотен тысяч, но он уже перестал считать. Зачем продолжать считать, если у тебя есть все деньги, какие ты только пожелаешь?
– Так много, Уолдо.
Женский голос оставался все таким же мягким. Как масло. Слишком мягкий, подумал Уолдо. Почти неестественный.
– Я не знал, что так много, – пробормотал Уолдо. – Клянусь, я не знал, что так много.
Пришло время отвечать за все взятые деньги. По адресу, который назвала женщина, располагалась контора без вывески. Дверь была не заперта. Внутри стоял один-единственный стул и больше ничего – только голые стены. Это само по себе уже было похоже на тюремную камеру.
– Привет, Уолдо, – произнес все тот же прелестный голос.
Но самой женщины в комнате не было.
– Перестань искать громкоговоритель, Уолдо, и слушай меня. Жизнь твоя в последнее время была очень хороша, не так ли?
– Не плоха, – отозвался Уолдо.
На самом деле она была просто великолепна. Он почувствовал, что у него вспотели ладони, и подумал, как много ему придется вкалывать, чтобы вернуть почти полтора миллиона.
– Она не обязательно должна кончиться, Уолдо.
– Хорошо. Хорошо. Я не виноват. Понимаете, я ведь на самом деле не знал, насколько велик перерасход. Начинаешь с тысячи четырехсот и доходишь, скажем, до миллиона, а потом сбиваешься со счета. Вроде того. Понимаете, что я хочу сказать? Все просто ускользает. Ради Бога, сжальтесь надо мной. Пожалуйста. Я сознаюсь. Я сделал это. Пожалуйста!
Уолдо рыдал, стоя на коленях.
– Я все сделаю. Все что угодно. Я буду вкалывать в Гарлеме. Я буду подбирать черных на улицах в три часа ночи. Все что угодно.
– Очень хорошо, Уолдо, – мелодично пропел голос. – Хотя, сказать по правде, мне бы хотелось, чтобы ты был чуть более стоек.
– Конечно. Я буду стоек. Что я должен сделать? Не отправляйте меня в тюрьму.
– Пошарь у себя под стулом, – сказал голос.
– Рукой?
– Рукой.
Он долго возился, пытаясь просунуть руку под деревянный стул. Он так старался, что даже посадил занозу под ноготь большого пальца. Снизу к сиденью стула клейкой лентой была прикреплена фотография, и он дернул ее так резко, что оторвал уголок.
На фотографии была изображена симпатичная молодая женщина с живым лицом, обрамленным светлыми волосами. На вид ей было лет двадцать с небольшим.
– Это Памела Трашвелл. Ей двадцать четыре года, она приехала сюда из Англии. Работает в Международном центре по развитию и распространению компьютерных технологий в Нью-Йорке. Будем называть его просто – компьютерный центр.
– Я никогда никого не убивал, – сказал Уолдо.
– Не надо делать поспешных выводов.
– Не волнуйтесь. Все что надо – я сделаю, – пообещал Уолдо.
– Хорошо, потому что тебе это понравится. Как тебе кажется, она красива?
– Да.
– Тогда слушай внимательно. Ты прийдешь в компьютерный центр в деловой части Манхэттена, найдешь Памелу Трашвелл, подойдешь к ней и слегка полапаешь.
– Извините, мне показалось, вы сказали, что я должен ее полапать?
– Верно, – подтвердил голос.
– Эй, да ну бросьте! – воскликнул Уолдо. – Что все это значит? Что это за игра?
Уолдо почувствовал, как начинает злиться из-за того, что голос требует от него такое.
– Ты вовсе не обязан делать это, Уолдо. Никто тебя не заставляет.
– Я хотел бы сотрудничать.
– Я очень на это надеюсь. Один миллион четыреста семьдесят тысяч долларов – это очень много.
– Вы можете предложить что-нибудь разумное? – спросил Уолдо.
– Мне кажется, полтора миллиона монет за то, чтобы просто полапать девушку, это более чем разумно, Уолдо. У меня нет времени. Делай, что тебе говорят, или я вызываю полицию.
– Какую грудь? – спросил Уолдо.
– Любую.
Уолдо сунул фото в карман. Он не знал точно, как ему лучше поступить: пойти ли в компьютерный центр, протянуть руку и просто выполнить задание, или пригласить ее куда-нибудь на ужин – неяркое освещение, быть может, бусы, несколько поцелуев для начала, а потом его рука нежно-нежно погладит ее, достигнет груди, и – дело сделано, задание выполнено, можно возвращаться домой, в пентхаус на Парк-авеню, и продолжать наслаждаться жизнью.
Памела Трашвелл все решила за него. Если ему нужна помощь в том, чтобы разобраться во всех хитросплетениях мегафреймовых минибайтовых рабочих анализаторов и объемно-графических режимов, Памела Трашвелл будет счастлива быть ему полезной. Но она приехала сюда, благодарю вас, не для того, чтобы ходить на свидания, развлекаться или позволять незнакомым людям приставать к ней.
– Еще раз благодарю вас, мистер Хаммерсмит. Нет, нет и нет, благодарю вас.
– Так вы отказываетесь встретиться со мной?
– Да.
– Тогда можно мне вас просто полапать?
– Простите?
– Просто чуть-чуть полапать. Я дам вам тысячу долларов.
– Ну и наглость! Пошел ты. Да как ты смеешь! – произнесла мисс Трашвелл с таким шершавым британским акцентом, что о него можно было затачивать ножи.
– Пять тысяч.
– Я сейчас вызову полицию.
Уолдо Хаммерсмит закрыл глаза и принялся, не глядя, шарить рукой, пока не наткнулся на что-то мягкое. Он слегка стиснул это и выбежал из компьютерного центра, а люди что-то кричали ему вдогонку.
Полы его пиджака развевались на ветру. Его ноги, не привыкшие ни к чему, кроме как к восхождению на кровать или походам от дома до лимузина, отчаянно пытались поддерживать скорость движения. Все происходило как во сне. Ноги говорили, что они продолжают бежать, но тело, казалось, оставалось на месте.
Уолдо схватили за шиворот на оживленной нью-йоркской улице на виду у целой толпы народа, для которого унижение, испытываемое другими, всегда несколько смягчает тоску и уныние собственной повседневной жизни. Уолдо Хаммерсмита буквально схватили за шиворот. Полицейский схватил его за ворот дорогого пиджака и отвел обратно в компьютерный центр, как непослушного ребенка, не желающего идти домой обедать. Бледные британские черты лица Памелы Трашвелл были окрашены краской стыда и гнева.
– Это он? – спросил полицейский.
Уолдо старался смотреть на потолок. Или на пол. Куда угодно, только не на мисс Трашвелл. Если бы он только мог, он постарался бы притвориться, что не знает самого себя.
– Это и есть тот самый человек, который пытался вас полапать? – повторил полицейский.
Уолдо с радостью встретил бы смерть, только не это унижение. Почему голос не потребовал от него, чтобы он ограбил магазин? Его бы арестовали за вооруженное ограбление, что менее стыдно, чем это. Полапать девушку! Сама фраза – до чего же она унизительна! Уолдо Хаммерсмит совершил преступление на сексуальной почве. Сердце его разрывалось на части, а толпа все прибывала. Он возвел глаза вверх, уставился в потолок и понял, что недостоин даже молиться. Он видел, что все телекамеры нацелены на стол Памелы Трашвелл. Все случившееся приковало к себе даже их внимание. Они оставили компьютерный центр без присмотра. Их немигаюшие глаза пристально смотрели на Уолдо, а ему хотелось крикнуть им, чтобы занимались делом и просматривали бы все пространство центра.
– Мне бы очень хотелось, чтобы вы убрали его отсюда, – сказала Памела.
– Это не так легко, – возразил полицейский. – Вы выдвигаете официальное обвинение, или я его отпускаю?
– А не могли бы вы просто вышвырнуть его отсюда? – Она обвела взглядом людей, столпившихся вокруг ее стола. – Все это так стыдно.
– Послушайте, леди, этот парень вас полапал. За какую сиську он вас схватил?
Уолдо вперился главами в пол. Памела закрыла лицо руками.
– Уходите! – выдохнула она.
