Джеймс Твайнинг - Знак Наполеона

Взлом замка занял считанные секунды. Мужчина скользнул внутрь и закрыл за собой дверь, оказавшись в маленьком внутреннем дворике, покрытом испачканными в краске строительными инструментами и битой черепицей. Слева от входа была большая куча песка, на которой лежали собачьи экскременты.

Беглец подошел к колодцу. Колодец посреди дворика был заброшен, черная решетка, перекрывающая отверстие, делала висящее над ним ведро простым украшением. Это место годилось ничуть не хуже любого другого.

Спичка вспыхнула в темноте, мужчина поднес ее к маленькому блокноту. Сухая бумага мгновенно занялась, огонь стал жадно поглощать страницы, пока не остался один обугленный корешок. Он взглянул на ворота. Время еще было. Время, чтобы оставить хоть какой-то ключ к тому, что он обнаружил, пока не стало слишком поздно.

Нож вонзился в его ладонь, кровь хлынула из глубокой раны и потекла по пальцам, теплая и липкая. Он едва успел закончить, когда ворота распахнулись.

— Esta alli. Те dije que le iba a encontrar. Venga! Venga! Antes de que se vaya. — Он здесь. Я же говорил, что найду его. Быстрее! Быстрее! Пока он не сбежал.

Он поднял глаза и увидел ребенка, которого поднимал над толпой, чтобы тому было лучше видно. Мальчик со злостью в глазах показывал на него пальцем, а золотистые волосы сверкали в темноте, как пламя.

Пятеро человек ворвались через деревянные ворота, двое выкрутили мужчине правую руку и заставили упасть на колени.

— Ты правда думал, что сможешь сбежать от нас, Рафаэль? — раздался голос за его спиной.

Он не ответил, зная, что это бессмысленно.

— Поднимите его.

Хватка немного ослабла, его поставили на ноги. Холодный мерцающий свет ударил в глаза, заставив Рафаэля заслонить лицо свободной рукой. Видеокамера. Эти ненормальные putas[1] снимали его. Они снимали все.

Внезапно перед ним возникла тень, черный силуэт заслонил яркий свет, мир стал черно-белым. В одной руке человека был молоток, в другой — два шестидюймовых гвоздя, подобранных с земли. Татуировки сплошным узором покрывали его руки, скрываясь под рукавами и вновь появляясь у шеи подобно воротнику.

Рафаэль почувствовал, что его распинают в дверном проеме, подняв над землей и прижав запястья к стене. Человек с камерой занял место поудобнее, чтобы взять в кадр всех участников действа.

— Готовы?

Рафаэль слышал доносившиеся снаружи крики радости и звуки женского плача. Он знал, что Богоматерь наконец-то появилась на соседней улице и стеклянные слезы горя от потери единственного сына застыли на ее резном лице.

Она пришла. Она пришла за ним.

Часть I

Не оставляй старого друга, ибо новый не может сравниться с ним; друг новый — то же, что вино новое: когда оно сделается старым, с удовольствием будешь пить его.

Глава первая

Когда автомобиль остановился у замка, сквозь окно в тяжелых нависших тучах пробилось солнце. Под его лучами каменные стены окрасились в нежный розовый цвет, столь непривычный для окружающих зеленых полей и лесов.

Том Кирк выбрался из машины и, мгновенно продрогнув, поплотнее закутался в темный плащ, подняв воротник так, чтобы он закрывал все горло. На холодном ветру хлопала сине-белая полицейская лента, огораживающая лестницу, ведущую к главному входу. Шести футов роста, стройный, с широкими плечами, Том был мускулистый — хотя это не бросалось в глаза, — а его сдержанные жесты и отточенные движения, в которых читалась скрытая сила, неизбежно притягивали взгляд любого стороннего наблюдателя.

Но самым удивительным в его облике были светло-голубые глаза, в которых читались ум и решимость. Лицо Тома — с угловатыми чертами, тонкими изогнутыми бровями — было привлекательным, каштановые волосы коротко подстрижены, твердая линия подбородка и острые скулы выдавали уверенного в себе человека. Единственный диссонанс в облик мужчины вносили маленькие шрамы, покрывающие костяшки пальцев, — тонкие белые линии хаотично пересекались и переходили одна в другую, словно звериные следы в саванне.

Том глянул вверх и поразился причудливости и роскоши здания эпохи Возрождения, особенно в сравнении с простыми домами в деревне, через которую он только что проехал. Без сомнения, замок возводили в том числе и для того, чтобы постоянно напоминать простолюдинам об их низшем положении. А теперь он смотрелся несколько неуместно, словно бы внезапно возник в новом веке, не понимая, как теперь быть, какую роль играть, и даже как бы стыдясь своего пышного убранства.

Над расположенным неподалеку лесом кружил полицейский вертолет, к его рокоту примешивалось ровное жужжание раций примерно двух десятков полицейских, окружавших Тома. Кирк снова поежился, в этот раз не от холода. Такое количество копов всегда заставляло его нервничать.

— Я могу вам помочь, сэр? — крикнул один из полицейских по другую сторону ленты. В этот момент тучи вновь закрыли солнце и замок погрузился в свой мрачный сон.

— Все в порядке, констебль. Это ко мне.

Марк Дорлинг, высокий, в темно-синем двубортном костюме и строгом галстуке в полоску, показался на левой стороне лестницы и нетерпеливо взмахнул рукой. В том, как привычно, по-хозяйски держался Марк, Том увидел признак того, что он, возможно, частенько гостит в подобных домах.

Том, с позволения полицейского, нырнул под ленту и поднялся по стертым низким ступеням к Дорлингу. Тот ждал его, расправив плечи, подняв подбородок и спокойно опустив руки, словно охотник, позирующий для фотографии с лучшей своей добычей. В Оксфорде полно таких, как Дорлинг, подумал Том. Этих людей выдавал взгляд, надменно-безразличный, с легким оттенком презрения, — они смотрели на мир, словно сами не принадлежали к нему. Когда-то Тома задевало подобное отношение ко всем, у кого не было привилегированного положения или гарантированно блестящего будущего, но вскоре он понял, что в глубине его безжизненного взгляда скрыта холодная злоба на мир, в котором жизнь была настолько легка, что лишалась всякой загадочности и приключений. Таким образом, их отношение к другим было скорее завистью, чем презрением.

— Я не ждал тебя так рано. — Дорлинг приветствовал Тома натянутой улыбкой.

Том не обиделся. Люди вроде Дорлинга не любили сюрпризов. Это нарушало иллюзию порядка и контроля над всем, которую они так старательно создавали.

— Мне казалось, ты говорил, что находишься в Милане? — продолжил он, отбросив рукой со лба светлые волосы. На мизинце левой руки блеснул золотой перстень.

— Я был там, — кивнул Том. — Прилетел первым утренним рейсом. Мне показалось, это важно.

— Так и есть, — признался Дорлинг, и его светло-зеленые глаза сузились, на скулах заходили желваки. — Дело в Леонардо. — И, помолчав, добавил: — Я рад, что ты здесь, Том.

Дорлинг сильно пожал ему руку, словно бы извиняясь за свою прежнюю грубость. Ладонь оказалась мягкой и крепкой. Том ничего не ответил, позволяя новой частице информации занять свое место. «Мадонна с веретеном». Одна из пятнадцати картин в мире, принадлежащих, как предполагается, кисти самого да Винчи. Примерная стоимость — сто пятьдесят миллионов долларов; возможно, больше. В деле Тома это было самым важным.

— Когда?

— Этим утром.

— Кто-нибудь пострадал?

— Одна из экскурсоводов. Она получила несколько синяков и ссадин, но больше шокирована произошедшим, чем что-то еще.

— Охрана?

— Так себе… — Дорлинг раздраженно передернул плечами. — Полиции требуется полчаса, чтобы добраться сюда. Похитители управились за десять минут.

— Похоже, они знали, что делают.

— Профессионалы, — согласился Дорлинг.

— Картина застрахована, не так ли? — Том усмехнулся. — Или за этот случай Ллойд платить не собирается?

— А зачем ты здесь, как думаешь? — Дорлинг слегка улыбнулся в ответ, и стали заметны морщинки у вмиг потемневших глаз.

— Старая история про браконьера, ставшего лесником?

— Что-то вроде.

— Ну а ты кто тогда?

Дорлинг помедлил с ответом, но было видно, как жилка на его виске забилась быстрее.

— Деловой человек. Как обычно.

Совершенно другая характеристика вертелась у Тома на языке, но он сделал глубокий вдох и промолчал. На то были причины. В компанию Дорлинга, занимающуюся лицензированной оценкой ущерба, страховые агенты Ллойда звонили в первую очередь, когда предстояло рассматривать дело с большой суммой выплаты. И все те десять лет, на протяжении которых Том был вором, специализировавшимся на предметах искусства — самым удачливым, как говорили, — Дорлинг сотрудничал с полицией в расследовании дел, где Том Кирк числился главным подозреваемым.