Чарльз Маклин - Молчание
Карен всплеснула руками.
— Чудесно, чудесно! О боже, Том…
Она знала, что Нед сверлит ее взглядом.
Зардевшись, Хейзл продолжала:
— Однажды — недели две назад, мистер Уэлфорд, — я случайно услышала, как Нед вовсю щебечет сам с собой в ванной. Я никому не сказала, потому что, как мне кажется, он не горит желанием, чтобы о его друге узнал кто-то еще. Это был наш маленький секрет. Только я все равно сочла своим долгом вас уведомить.
— Две недели!
— И правильно сделала, — похвалил ее Том. — То-то будет, когда эта угрюмая мымра доктор Мискин узнает, какие у нас замечательные новости.
Нед повеселел, довольный столь бурным проявлением внимания к своей персоне.
— Я ей позвоню. — Карен вышла из-за стола, сверкнув глазами в сторону Тома. — Мы не могли бы обсудить это позднее, в узком кругу? Хейзл, отведи, пожалуйста, Неда почистить зубы. Мы не хотим опоздать в садик.
Но Том уже сгреб сына в охапку, подбросил в воздух и, закинув на плечо, как трофей, потащил его из комнаты. Нед был вне себя от восторга и помимо воли громко смеялся впервые за бог знает сколько времени.
Карен на мгновение задержалась, глядя, как Хейзл убирает за Недом остатки завтрака.
— Займешься Недом, когда закончишь уборку, — добавила она вместо того, что хотела сказать, а хотела она сказать что-нибудь вроде «ты уволена».
Из опасения, как бы чего не пропустить, она последовала за мужем.
— И о чем только, скажи на милость, вы там секретничаете с этим Мистером Мэном? — долетел до нее громкий от избытка чувств голос Тома, гулко разносившийся по всему холлу. — А, Док?
Карен понимала: главное — вести себя как обычно.
Жизнь ее в Эджуотере была подчинена определенному ритму: ей надлежало заниматься домашним хозяйством, выполнять постоянные обязанности, соблюдать множество мелких правил — в противном случае, предупреждал Том, она рискует все развалить. По понедельникам она всегда расписывала с поваром меню на неделю, затем обсуждала с Домиником, смотрителем парка, новые проекты, связанные с садом; еще надо было напоить-накормить лошадей, выгулять Брэкена… Хорошая форма — это всего лишь вопрос регулярного повторения, внушал ей Том.
По дороге в детский сад Нед не проронил ни слова.
На мутной фотографии (из последовательного ряда кадров, отснятых в то утро дальнобойным объективом с противоположного берега пролива) Карен в матроске и безупречно сидящих брючках для верховой езды, с завязанными в хвостик волосами, стоит на ступенях увитого плющом особняка; его видавший виды фасад в духе Beaux Arts, [3] расчлененный белыми арками и зелеными кровельными желобами, надежной цитаделью высится за ее спиной. На этом снимке идеально схвачена оттененная хрупкой красотой Карен аура денег и элитарности, окружающая ее в Эджуотере, меланхоличное очарование подвешенности в мире, существующем вне времени.
Хуже всего было ожидание.
Следующие двадцать четыре часа и без того — без «прорыва» Неда, если уж они пожелали так это назвать, — обещали быть критическими. Но что такое день, два, ну максимум три, когда ждешь годами… Карен попыталась точно вспомнить тот момент, когда она решила — уже месяц как, — что больше ждать нельзя.
Она съездила по делам в поселок, она повидалась с флористом на предмет аранжировки цветов для званого ужина, до которого оставалось две недели, она встретилась с миленькой, но туповатой женой одного из друзей Тома — они сыграли партию в теннис, а потом позавтракали на террасе в Пайпинг-Рок. Ее соперница, одна из немногих женщин в клубе, не относившихся к ней как к самозванке, нанесла ей поражение в честном бою, выиграв несколько сетов подряд.
Главное — не привлекать внимания.
За столом, когда они с Перрьер удалились в тень зонтиков клюнуть по салатику и глотнуть белого вина, Карен сказала, что они отлично провели время и что, когда спадет эта проклятая жара, надо будет непременно устроить матч-реванш, — втайне упиваясь мыслью о том, что она уже вряд ли когда-нибудь переступит порог этого заведения.
После клуба на пути домой идея провести остаток дня в Эджуотере, сидя у бассейна с Недом и Хейзл, — теперь, когда «наш маленький секрет» вышел наружу, — показалась Карен более чем невыносимой.
Вместо того чтобы свернуть на шоссе Пайпинг-Рок, ведущее через Долину Акаций прямо к морю, она продолжала ехать вперед, на юг; по радио, настроенному на местную волну, гоняли хиты десятилетней давности. Карен пробежалась по шкале, притормозила на сводке погоды и транспорта, потом снова вернулась к «машине времени», прибавив громкость на песне «Вызывает Лондон» группы «Клэш», напомнившей ей о ее первом знойном августе в Нью-Йорке, когда у нее не было денег доехать до Джонс-Бич, где компания «Кока-кола» устраивала серийные концерты джаза и рэгги.
Она отчаянно сопротивлялась ностальгической силе музыки, откатной волной увлекавшей ее в прошлое. Разве не Том избавил ее от всего этого? В своем чувстве долга по отношению к нему она усматривала реальную опасность. Из страха не выдержать и пойти на попятный она решила сейчас же поехать в город и забрать кейс на Центральном вокзале — просто чтобы хоть что-то сделать. Резкий звон в ушах стал понемногу затихать. Середина дня — довольно опасное время суток.
У выезда на шоссе А-25, с облегчением оставив позади скрытые листвой анклавы подъездных аллей с воротами, конными манежами и питомниками, служившие границей ее мира, Карен зарулила на заправку «Суноко» глотнуть чего-нибудь холодненького, никак не предполагая, что после того единственного раза, когда она заезжала туда пополнить запасы горючего — обычно этим занимается Терстон, — служащий узнает машину. Так или иначе, его почтительное «Как поживаете, миссис Уэлфорд?» расстроило ее планы. Заметив, что, протирая ветровое стекло, парнишка тайком посматривает на нее сквозь солнцезащитный козырек «вольво», она подумала, как скоро, должно быть, разлетится весть о ее побеге, но потом до нее дошло, что мальчишка всего лишь пытается заглянуть под завернувшийся подол ее теннисной юбочки.
Карен газанула и, слегка взвизгнув шинами, влилась в транспортный поток, движущийся в восточном направлении. Она катила, потягивая через соломинку кока-колу и предоставив мыслям лететь вместе с раскручивающейся кнутом полосой, которая, светофор за светофором, вынесла ее на обсаженное деревьями шоссе Норден-Стейт-Паркуэй. Комок боли между плечами потихоньку рассасывался.
Она ехала сама не зная куда — ехала, просто чтобы ехать, — наслаждаясь пустынностью дороги и шипучим потрескиванием перегретых шин по расплавленному гудрону. В городе, пока Том не положил этому конец, тревожась за ее безопасность, Карен любила подолгу гулять в одиночестве, затерявшись в толпе. Притормозив у придорожного лотка с фруктами, она купила фунт черных вишен «морель», расплатившись случайно завалявшейся мелочью. Последний доллар ушел на колу. Как всегда, Карен была без денег.
Она могла бы ехать так вечно.
Синий «бьюик» чуть не целую милю проторчал у нее в зеркале заднего вида, прежде чем она заподозрила, что за ней следят.
Проехала еще пару миль — «бьюик» был на месте. Далековато, водителя не разглядеть. Ветровое стекло, в котором отражалось голубое небо, только предполагало уловку.
Тогда Карен ушла на скоростную полосу; она не спускала глаз со стрелки спидометра, пока не выжала семьдесят пять, ничуть не заботясь о том, что ее могут тормознуть за превышение скорости. «Бьюик» отстал на пару машин, исчез из виду, потом снова вынырнул по другую сторону «ю-холовского» трейлера[4] и съехал на дорогу к озеру Ронконкома.
Лезет в голову невесть что. Она посмеялась над собой, поворачивая зеркальце посмотреть, не отразилось ли на лице испытанное ею облегчение.
Разноцветные буквы огромной вывески магазина «Игрушки — это мы!» маячили на фоне неба обещанием исцеления верой. Нед, пока не перестал разговаривать, вечно устраивал истерики, требуя, чтобы его свозили в этот магазин. Карен почувствовала мучительный укол совести. Снизив скорость, она подождала, когда ее обгонит шедший теперь за ней трейлер, и пропустила последний выезд с трассы.
За пустырем, окаймленным чахлыми сосенками и рядом ветхих каркасных домишек, раскинулся торговый центр — огромный, сияющий белизной город без единого окна, куда, казалось, ведут все пути — даже та вроде бы тупиковая дорога, на которую свернула Карен. Оказавшись на просторной полупустой автостоянке, мерцающей в этой феерической жаре, словно солончаки Юты, она отказалась от своего намерения.
Если она привезет Неду подарок, это будет смахивать на попытку его подкупить или, что еще хуже, — успокоить собственную совесть.
Карен медленно вырулила со стоянки, приняв решение проехаться назад длинной дорогой вдоль берега. Возвращаться к родным пенатам она не спешила.
