Олег Андреев - Телевидение
— Э-э.., милая, просыпайся. — Никитин пощекотал торчащую из-под пледа голую пятку.
Та мгновенно исчезла, а на другом конце дивана возникла встрепанная головка со смазанной косметикой на лице.
— Я уже не сплю. Меня Леной зовут, а не “э-милая”. Забыл, что ли, Валера? — блеснула памятливостью вчерашняя случайная знакомая.
Никитин подцепил эту мордашку на тусовке в “Зимнем”, где брал интервью у местных звезд. Правда, снимал он не для “Дайвера”, брезгающего молодежной попкультурой, а на продажу “ТВ-6”.
— Ты уезжаешь? — спросила Лена. — Когда вернешься? Я досплю еще.
— Мы уезжаем, — поправил Валера. — Мы же не у меня дома.
— Но это же гостиница?
— Это, милая, арендованное помещение корпункта московского телеканала. Я и сам-то не имею права тут ночевать, не то что тебя поселять. И так горничная может настучать и у меня будут неприятности. В общем, собирайся. И поскорей.
Лена скорчила недовольную гримаску и в чем мать родила стала ползать по ковру, собирая вещи. Валеру это зрелище оставило равнодушным: он уже работал. А работа — это святое.
Первый звонок — оператору:
— Вить, прости, что бужу, но у нас эксклюзив. Встретимся у “Бобохиных палат”.
— А что случилось-то?
— Там узнаешь. Возьми двойной запас батарей — понадобится большой свет.
— А как сам-то поедешь? Ведь пил вчера.
— Он меня учит! Ничего, заглотну “антиполицая” да еще ложку крахмала по старинке.
Следующий звонок разбудил Чака, или Техасского рейнджера. Так они в группе называли технического ассистента Серегу Мелихова, большого поклонника Чака Норриса и его последователя в боевых искусствах.
— Серый, тебе сегодня придется поработать втемную и верхом. Встреча сейчас в Десятникове на пожаре — там увидишь.
— Понял, завожу, — откликнулся бодрым голосом Чак, видимо уже отмахавший утреннюю порцию блоков и ударов перед зеркалом и сидящий теперь в шпагате. — Под душ не иду — все равно потеть…
Вообще-то группка у них образовалась замечательная. Раньше Валерий Никитин работал в самых острых программах питерского телевидения, но, когда они превратились под давлением властей в тупые новости дня, прославляющие Хозяина, он не сбежал на кабельную студию и не перебрался в Москву, как некоторые, а нашел компромиссный вариант — прошел конкурс на собкора “Дайвер-ТВ” по Питеру и Ленинградской области. Таким образом, удалось сохранить все прежние связи, остаться в любимом городе, не бросить стареющую маму, а заодно и получить некоторую свободу от ее опеки, владея собственными служебными апартаментами в номере гостиницы “Ленинград”. Да и некоторая неприкосновенность как представителю столичного телевидения была ему гарантирована. Витьку Носова он сманил с агонизирующего “Ленфильма”, после чего репортажи Никитина сразу приобрели совершенно неповторимый стиль, что крайне редко на телевидении, где операторы “лупят с лафета”. А уж Серега Мелихов — Чак — и вовсе находка. Мало того что это водитель, достойный Формулы-1, знающий город как свои пять мозолистых, каратистских пальцев, так он еще оказался и техническим гением, при котором не было необходимости обращаться куда-нибудь с ремонтом аппаратуры или машин. А на колесах была вся группа, что очень ценилось прижимистым московским руководством…
Валера, как он выражался, “дегазировал и дезактивировал пасть” после вчерашнего и включил мотор своей “Нивы”.
— Лен, я тебя выкину на Финляндском. Ты уж не обижайся, но доберешься на метро. Тебе куда, кстати?
— Я в Политехе учусь. Живу в общаге на Лесном.
— Ну так нам по пути. Я тебя довезу…
Высаживая Лену, Никитин увидел зарево на севере.
«Ничего себе полыхает, — изумился он. — В городе отблеск пожара обычно не видно, если дом не горит по самую крышу. Хотя трехэтажный особняк, стоящий на пустыре, вполне может осветить всю округу…»
Вблизи же картина пожара ошеломила даже бывалого телевизионщика. Пламя взметнулось на пару десятков метров, так что можно было снимать без дополнительного освещения.
Валера с трудом нашел место, где припарковаться, — вдоль всего пустыря стояли машины зевак. Даже автобусы, идущие мимо, притормаживали, и розовые лица пассажиров блинами прилипали к стеклам. Взмокший гаишник тут же подлетал к водителю и просто стучал кулаком в краге по стеклу кабины, чтоб тот проезжал и не перегораживал дорогу все подъезжающим и подъезжающим пожарным машинам. Недалеко от горящего дома стояли два автомобиля с мигалками. Один из них привез опергруппу знакомого капитана, а второй, судя по номерам, принадлежал У ФСБ.
«Смотри-ка! Сумели меня обогнать, — подумал Валера. — Из-за Ленки, что ли? Так, идем на разведку. Черт, забор глухой, за ворота пускают только полжарки. С земли запечатлеешь только суету да огонь. Придется использовать Серегино изобретение. А Виктор где же?»
Носов уже бегал с “бетакамом” и снимал с плеча подъезжающих пожарных, мрачных милиционеров в неизменных кожанках, толпу зевак и пламя, с ревом взлетающее к низкому темному утреннему небу.
— Вэл, привет! — обернулся он к Никитину. — Похоже, ничего путного не выйдет. У меня уже два раза документы проверяли. За ворота не пускают ни в какую.
— Свидетелей не нашел?
— Нет их. Спали все свидетели. Охранника взяли в оборот менты и федералы, — кажется, это он тревогу поднял.
— Надо бы его потом подловить. А сейчас тащи Серегину треногу, — надеюсь, взял с собой?
— Всегда при мне, — успокоил Виктор. — Вот уж где она сработает на все сто! А чего самого-то Кулибина не видать?
— Он сегодня поработает втемную. Случай-то соответствующий. Скоро подъедет. Давай камеру и беги за стойкой, — поторопил Виктора Никитин и пошел к милиционеру, который топтался возле спецмашин.
Тот хмуро уставился на человека с телекамерой в руке и даже сплюнул в его сторону. Потом решил, что это выглядит уж больно демонстративно, хрюкнул носом и сплюнул еще раз куда-то вбок.
— Товарищ подполковник, я корреспондент “Дайвер-ТВ”, — протянул свое удостоверение Валера. — Разрешите нам поснимать? Может, вы скажете несколько слов о происшедшем?
— Скажу, но это будет сплошное пипиканье — или как там у вас мат заглушают? И как вы узнаете все раньше нас? — удивился подполковник. — Эти орлы еще рукава не размотали, а вы уже тут как тут! — кивнул он на пробегающего мимо щуплого пожарного в огромной каске. — Черт с вами, снимайте. Только под ногами не мотайтесь, с вопросами не лезьте и ребят из ФСБ не берите крупно — они этого не любят. Короче, — хитро улыбнулся милиционер, — располагайтесь через дорогу и работайте. У нас, чай, демократия… Вот питерских не видать, а вы, москвичи, уже тут!
— Рука Москвы — она длинная, — отшутился Никитин. — Да и кто рано встает, тому Бог дает…
Подполковник с досадой наблюдал, как телевизионщики ловко водрузили на крышу “Нивы” треногу с камерой, прикрепили ее к багажнику, и аппарат вдруг вознесся на телескопической стойке метров на пять вверх и стал, поблескивая отсветами огня в объективе, поворачиваться из стороны в сторону и наклоняться, повинуясь движениям длинного шеста с пультом в руке оператора, который управлял ею, глядя снизу в портативный монитор.
Никитинцы уже не однажды пользовались своим изобретениям на “горячих” съемках, к зависти толпы коллег, даже со стремянок ловящих в объективы вместо лиц героев репортажа лишь спины друг друга.
— Вить, панорамку дай, а потом — на дом, — негромко распоряжался Валера, пристально вглядываясь в экран мониторчика. — Смотри, от строения справа ничего не осталось. Задержи чуть, сейчас полыхнет, и будет видна глубина воронки. Е-мое, да там дна нет! — воскликнул он. — Там у Бобо, по слухам, вроде гараж был. Если его подорвали, то где же машина? Неужели в клочки разнесло?
— А может, дом взорвали? Смотри, и галереи полыхают, и сам дом, и сарай слева.
— Это не сарай, а конюшня. Он же был пятиборцем и, говорят, держал тут целый табун. Гарцевал иногда как лорд английский. Благо места полно — целый гектар.
— Неужели лошади там горят? — забеспокоился Носов, очень любивший животных. — Снимай, снимай — пожарные никак ворота не откроют. Во! Открыли!
— Держи, держи кадр! — заорал Никитин. — Это же фантастика!
По упавшим воротом проскакали три обезумевших полыхающих коня. К счастью, горели не сами лошади, а сено, упавшее на них с чердака конюшни. Живые факелы заметались по двору, постепенно угасая, по мере того как сено слетало с крупов. Пожарные тут же направили на несчастных животных струи воды, и от них клубами повалил розовый пар.
— Вот это кадры! — задохнулся от профессионального счастья Валерий.
— Не возьмут их у тебя в “Дайвере”, — охладил его пыл Носов. — Ваша Загребельная — активистка защиты животных и сочтет это негуманным.
— Ага, а отрезанные головы из Чечни — это верх гуманизма? Их же неделю крутили во всех новостях. А тела на Пушкинской? А тут всего лишь несгоревшие лошади.
