Евгений Лучковский - Опасная обочина
Впрочем, в передвижной механизированной колонне эту даму любили и уважали. Почему? Неизвестно. Так уж сложилось. А Баранчуку сейчас она была приятна в особенности, поскольку то редкое состояние углубленной омраченности, в котором он сейчас пребывал, для посудомойки Дуси было привычным и постоянным.
— Привет, Кобра, — сказал Баранчук, плюхнувшись за соседний столик.
— Угу, — едва кивнула Кобра и ловко перебросила дотлевающий бычок из одного угла рта в другой.
— Как жизнь молодая? — спросил отдыхающий ас.
— Нормальный ход, — было ответом, не лишенным сиплой, но доброжелательной мрачности.
Обряд взаимной вежливости был завершен, и теперь можно было переходить к насущным бытовым проблемам.
— Венера здесь? — спросил Баранчук.
Глаза у посудомойки вспыхнули былым адским блеском, выдавая живейший интерес к этому, казалось бы, рядовому и неинтересному для посторонних вопросу.
— Здесь Венерочка, здесь, где ж еще, — басовитой скороговоркой пробубнила она.
Баранчук поморщился.
— Ты, Кобра, не радуйся. Я сегодня не пью…
— А тогда что? — удивилась она.
Его губы едва-едва тронуло печальное подобие улыбки.
— Ты пойди к Венере да попроси пачку цейлонского. Мы с тобой сейчас красивую жизнь начнем — чаевничать будем… Поняла?
— Не поняла, — сказала Кобра. — Ну да ладно…
Она поднялась из-за стола и медленно пошлепала в сторону кухни, чуть приволакивая больные ноги.
— Завари покрепче! — крикнул ей вслед Баранчук. — Да поживей…
— Не учи орла летать, — донеслось из-за переборки.
Теплотрасса работала исправно, и в столовой было достаточно жарко. Эдуард снял дубленку и пыжиковую шапку, бросил все это на соседний стул. Однако этот стриптиз оказался недостаточным, пришлось расстегнуть молнию комбинезона до пояса и наполовину вылезти из него.
Пока он проделывал все эти процедуры, появилась Кобра. Она несла поднос, на котором возвышался большой фарфоровый чайник в совершенно неуместном сопровождении из двух эмалированных кружек и банки сгущенного молока. Пока она расставляла все это на столе, Баранчук с недоуменном взирал на фарфоровый предмет роскоши, давно позабытый и непривычный посреди тайги.
— Это еще откуда? — спросил он, осторожно потрогав изящную крышку с синей пипочкой.
— Со склада, — важно пробасила Кобра. — Венера дала.
— Ну и ну, — подивился Баранчук.
— Уважает, — сказала со значением Кобра.
Эдуард присвистнул.
— Тебя, что ль?
Она уставилась на него и подмигнула:
— При чем здесь я? Тебя…
Тут он удивился еще больше.
— Ме-еня-я? — протянул Баранчук. — А за что?
Кобра усмехнулась, налила чай.
— Будет тебе притворяться, водила. Вон ты какой видный: что рост, что портрет лица… Мне бы лет тридцать скинуть — никуда б не ушел…
Он мрачно усмехнулся:
— От тебя-то уж точно. Только лучше полтинник…
— Какой полтинник?
— Полтинник скинуть…
Она басовито расхохоталась:
— Шутник ты, Эдуард. А я когда-то, ой, хороша была…
Он согласно кивнул, и они стали пить чай, сдобрив его, по трассовым обычаям, сгущенкой. Минут пять прошло в обоюдном молчании, а потом Кобра стукнула кулаком по столу, так что крышечка фарфорового чайника жалобно звякнула.
— Бабу тебе хорошую надо, Эдуард! Вот что. Ха-арошую бабу!
Он поднял голову.
— Чего это ты разгулялась? Вроде чай пьем…
— Я дело говорю! Пропадешь ты без бабы, без любви… Не такие пропадали. Свет, он без нас узок.
Тоска вновь хлынула в изможденную душу «адского водителя». Он с горечью глянул на мудрую собеседницу и, печатая каждое слово, членораздельно и тихо произнес:
— Да где же ты здесь в тайге эту любовь найдешь?! Одни мужики кругом… Ты спятила, Кобра?
— А Венера? — возразила она. — Чем тебе не спутник?
Он постучал согнутым указательным пальцем по виску:
— Ты что, совсем?!
— А что?
— Да она же страшна, как это… — Баранчук покрутил растопыренной пятерней перед лицом советчицы, так и не находя нужного сравнения.
— Экой ты разборчивый, Эдуард. Ну что ж, жди принцессу. Так она тебе тут и появилась, сам сказал…
— Уеду я отсюда, — вздохнул опечаленный ас. — Брошу все к чертовой бабушке… Надоели вы мне.
— Уедешь? — усмехнулась Кобра. — А когда? Может, прям сейчас?
Баранчук кивнул:
— Прямо сейчас и уеду.
— Ну давай, давай на Большую землю, — поощрила Кобра. — Не забудь «вертушку» по радио вызвать, а то пешком далеко…
Но покинуть Север немедленно Баранчук не успел, потому что бухнула дверь и в облаке пара возникли новые действующие лица, а именно: начальник мехколонны Виктор Васильевич Стародубцев и сопровождающая его невысокая, незнакомая присутствующим девушка: «принцесса», нет ли — сразу не разберешь.
— Сейчас он меня костерить начнет, — мрачно сообщил Кобре Баранчук. — Это мне тоже надоело.
Но начальник колонны повел себя иначе — на лучшего своего водителя он и внимания не обратил, так, словно того здесь и не было… Начал он с другого.
— Эй, кухня! — зычно и властно заорал хозяин поселка. — Кухня, кому говорю!
— Тута кухня, — сиплым басом ответила сваха Баранчука и встала по стойке «смирно». — Слушаю!
Виктор Васильевич Стародубцев, грозно насупив брови, подошел поближе и даже сделал полукруг, разглядывая эдакое чудо.
— Что это? — сурово спросил он.
Посудомойка завертела шеей.
— Игде?
— Что это? — раскатисто повторил начальник колонны и ткнул пальцем в плоскую грудь подчиненной.
— Ето? — с фальшивым усердием изумилась Кобра. — Ето я…
— Это ты, — зловеще подтвердил Виктор Васильевич. — А на тебе что?! Что это, и спрашиваю?
Наконец до Кобры дошло:
— Ето? Ето спецодежда, товарищ Стародубцев.
— Спецодежда?! А почему же ты, Кобра… э-э… Евдокия, ее не стираешь? В твоей спецодежде, Дуся, помидорную рассаду впору выращивать! А?…
— Да как же их здесь выращивать, Виктор Васильевич? — слезливо моргнула Дуся. — Нешто они в тайге вызреют?!
Начальник колонны поперхнулся:
— Что?!
Тут Кобра повернула на сто восемьдесят градусов, сменила лексикон и перешла в наступление:
— А это я к тому, Виктор Васильевич, что спецовка-то у меня одна. Вы мне вторую на смену дали? Не дали! Так я сейчас эту сниму и при вас постираю…
И Кобра решительно стала расстегивать халат, под которым вполне могли оказаться доселе неведомые миру шедевры народного творчества… Виктор Васильевич побагровел.
— Ты это брось! — рявкнул он. — Ты где находишься?! Ты на рабочем месте находишься. Чтоб завтра же постирала… И все дела!
— Ну как хотите, — сказала Дуся. — Мне-то что… А вторую спецовку все же нужно выдать.
Виктор Васильевич отмахнулся:
— Будет тебе спецовка… Все теперь будет. Вот! — он ткнул пальцем в девушку. — Нам из Октябрьского «кунг[1]» прислали с новым водителем. Теперь она нам все возить будет, всю мелочевку: и халаты, и запчасти, и продукты… А то снимай с трассы линейную машину и гоняй по пустякам, когда этих самосвалов и так не хватает…
Тут начальник колонны покосился на Баранчука, полагая, что вступительный педагогический заход будет по достоинству оценен и водитель побежит переодеваться в рабочее, но Эдуард и ухом не повел. Стародубцев кашлянул.
— Как тебя зовут, дочка?
— Паша.
— А по отчеству?
— По отчеству не надо…
— Тоже верно. Евдокия!
— Слухаю…
— Накорми нового водителя. Да и меня заодно.
Заложив руки за спину, Виктор Васильевич Стародубцев, гвардии полковник в отставке, прошелся несколько раз взад и вперед по столовой, и чувствовалась в его поступи хозяйская стать. Тут, видимо, дошла очередь и до Эдика, потому что вскоре начальник колонны остановился перед ним, строго сведя брови на переносице. Баранчук и на это не обратил внимания, дул себе чай — кружку за кружкой. Наконец Стародубцев не выдержал:
— Почему не на работе, товарищ водитель?
Эдик поднял голову:
— Разве вы не знаете, как меня зовут?
— Ты почему не на трассе?
— У меня отгул, — сказал Баранчук.
Стародубцев удивился:
— А кто тебе его дал?
Баранчук пожал плечами:
— Известно кто — бригадир.
— Погоди-ка, — опешил Виктор Васильевич. — Это какой бригадир? Ты же сам — бригадир…
Эдуард снисходительно улыбнулся: дескать, не начальник, а малое дите, простых вещей не понимает.
— Я вам и толкую, что отгул мне дал бригадир, а раз бригадир — я, то я сам себе его и дал.
Это сообщение Виктор Васильевич Стародубцев переваривал с полминуты, кадык его дергался.
— Ага, — наконец чуть ли не нараспев сказал он. — Сам себе дал и сам у себя взял. Так?
