Грег Айлс - По стопам Господа

Страшно сердитый оттого, что покойники не менее навязчивы, чем живые, я схватил пакет с письмом и стал читать.

Лаконичное послание было написано от руки:

Дэвид!

Нам нужно встретиться еще раз. Я наконец-то высказал Годину свои подозрения. Его реакция ошеломила меня. Доверять бумаге ничего не стану, но я убедился в своей правоте. В субботу вечером мы с Лу Ли направляемся в голубой уголок. Пожалуйста, присоединяйся к нам. Там место более или менее укромное, можно спокойно поговорить. Кажется, тебе самое время снова войти в контакт с другом твоего покойного брата, хотя я опасаюсь, что и он уже ничего не сможет сделать – так далеко все зашло. Есть силы, против которых, однажды их разбудив, люди беспомощны. Боюсь, беспомощно даже человечество в целом. Если со мной что случится, не забудь про золотую штучку, которую я тебе однажды дал на хранение. Ах, что за жуткие времена, дружище! Итак, до субботы.

Подписи не оказалось, но в конце были нарисованы голова кролика и циферблат.

Белый Кролик – ласковое прозвище, данное Филдингу его кембриджскими студентами-физиками. А при себе он всегда имел золотые карманные часы: это и есть та "золотая штучка", которую он мне однажды дал на хранение.

Мы встретились в коридоре, на бегу. Он сунул мне часы на цепочке: "Старик, ты не против подержать их у себя часок? Спасибо". И зашагал дальше. А через час заглянул ко мне в кабинет и часы забрал. Мол, не хотел идти с ними в лабораторию магнитно-резонансных исследований – вдруг тамошние сильные магнитные поля испортят механизм. Да только мне эта история показалась странной: Филдинг бывал в лаборатории чуть ли не каждый день – и до того случая, и после, а часы передал мне для перестраховки только один раз. Эти золотые часы наверняка были в его кармане и в момент смерти. Любопытно, что в тот день произошло на самом деле?

Я перечитал записку.

"В субботу вечером мы с Лу Ли направляемся в голубой уголок".

Лу Ли – так звали новую жену Филдинга. Она была китаянка. "Голубой уголок", ясное дело, кодовое название приморского домика в Нэгс-Хеде на северокаролинском побережье. Три месяца назад Филдинг спрашивал, где бы ему провести медовый месяц, и я предложил домик в Нэгс-Хеде, до которого всего несколько часов на машине. Филдингам место сразу полюбилось, и мой друг-англичанин вспомнил о нем, когда захотел обсудить свои опасения в укромном месте.

Руки у меня дрожали. Написавший эту записку теперь лежит холодный на холодном же столе в морге – если он сейчас вообще в морге. Мне не сообщили, куда увезли тело моего друга. То ли и впрямь не знали, то ли не сочли нужным уведомить. А этот серовато-белый порошок… Его туда насыпал сам Филдинг – и забыл упомянуть в записке? А если не он, то кто? Убийца?

Я отложил письмо и вернулся к видеокамере. Отмотал пленку назад – до того момента, когда я пошел открыть парню из "Федерал экспресс".

Видеопослание я решил записать из страха, что меня прикончат прежде, чем я расскажу президенту все, что мне известно. Письмо Филдинга ничего не изменило. Но теперь, глядя в объектив, я никак не мог сосредоточиться. Опережая мысль Эндрю, я уже пробовал связаться с другом моего покойного брата. В то же мгновение, когда я увидел Филдинга мертвым на полу в его кабинете, я понял, что надо немедленно поговорить с президентом. Однако президент был в Китае. Несмотря на это, как только я освободился и вышел из лаборатории «Тринити», я позвонил в Белый дом из ресторана «Шоуниз» – там был "безопасный телефон", который мне когда-то посоветовал Филдинг. Команды наблюдения, как правило, в автомобилях – что ты делаешь в глубине помещения, им не видно, и факт звонка они не зафиксируют. Вдобавок геометрия ресторана крайне затрудняет подслушивание на расстоянии с помощью параболического микрофона.

После того как я произнес в трубку кодовое слово «Тринити», оператор Белого дома соединил меня с каким-то человеком, который неприветливо осведомился, зачем я звоню. Я попросил соединить меня с Ивэном Маккаскеллом, главой президентской администрации, с которым я познакомился во время визита в Овальный кабинет.

– Маккаскелл в Китае с президентом.

– В этом случае доложите президенту, что с ним хочет незамедлительно побеседовать Дэвид Теннант – по поводу проекта «Тринити». О чем никто другой из занятых в проекте знать не должен.

Человек обещал передать мое сообщение и повесил трубку.

Между Северной Каролиной и Пекином тринадцать часов разницы. То есть у них там, в Китае, уже завтрашний день и светло. Сообщение я оставил четыре часа назад, а ответа пока что не получил. Но встреча на высшем уровне – дело серьезное, и передачу моей просьбы могли отложить. Мне оставалось только гадать, что происходит. Проведает кто из занятых в проекте «Тринити» о моем звонке раньше президента – и я с ним уже не встречусь: ликвидируют, как Филдинга.

Я нажал кнопку «запись» на пульте дистанционного управления и продолжил рассказ перед камерой:

– За прошлые шесть месяцев я прошел путь от благородного научного дерзания до вопроса: Боже, в какой стране я живу? Я видел, как нобелевские лауреаты поступаются совестью и принципами, чтобы найти…

Я резко замолчал. Чье-то лицо мелькнуло за одним из окон, выходящих на улицу. Кто-то быстро заглянул внутрь. Хоть занавески и не совсем прозрачные, сомнений не было. Волосы до плеч. Черты лица вроде бы женские…

Я начал было вставать – и тут же рухнул обратно на стул. По моим зубам словно разряды тока забегали, будто я жевал алюминиевую фольгу металлическими коронками. Вдруг отяжелевшие веки потянуло вниз. "Только не теперь! – подумал я, в панике опуская руку в карман за пузырьком с лекарством. – Господи, только не теперь!"

Последние шесть месяцев ведущие ученые, занятые в проекте «Тринити», страдали какими-то пугающими нарушениями функций нервной системы. Симптомы у всех были разные. Моим крестом была нарколепсия – внезапные непродолжительные, до получаса, приступы сна, которые случаются в любое время и в любой обстановке. Нарколептические припадки и сами по себе не подарок, а мне при этом еще и диковинные сны снились! Дома я обычно не сопротивлялся и впадал в сон, подобный трансу. Но когда приступы случались на рабочем месте или за рулем автомобиля, я вытаскивал себя из затягивающего омута внезапной «отключки» с помощью срочной дозы амфетаминов.[1]

Я потряс темную склянку. На слух пустая. Да, последнюю пилюлю проглотил вчера. Стимуляторы мне в свое время дал Рави Нара, участвующий в нашем проекте невролог, но теперь мы друг с другом не разговаривали.

Я еще раз попытался встать – позвоню в аптеку, чтобы немедленно доставили нужное лекарство. Смешная мысль! Ноги не подчинялись. Все конечности словно свинцом налились. Лицо горело, веки сами собой закрывались.

А незваный гость опять заглядывал в окно. Я поднял револьвер и прицелился – увы, только мысленно. Револьвер – вот он, по-прежнему лежит у меня на коленях. Даже инстинкт выживания не мог разогнать заполняющий голову туман. Я опять взглянул на окно. Лицо пропало. Точно, женщина. Теперь я был совершенно уверен. Послали убить меня женщину? Конечно. Прагматики. Выбрали то, что лучше всего сработает.

Теперь кто-то яростно дергал дверную ручку. Переборов густеющий туман в голове, я взял-таки револьвер и нацелил его на вход. Мощный удар в дверь – словно ее пытались высадить. Я сделал еще одно титаническое усилие – и палец лег на курок. Но именно в тот момент, когда осоловелый мозг послал указательному пальцу приказ: "Жми!" – мое сознание погасло. Словно свечу задули.

Эндрю Филдинг в одиночестве сидел за столом в своем кабинете, неистово затягиваясь сигаретой. После столкновения с Годином у него до сих пор дрожали руки.

Ошибка произошла накануне, однако Филдинг имел привычку мысленно повторять подобного рода драматические сцены – мучаясь тем, что показал себя в споре неловким дураком, и бросая в лицо невидимому противнику железные доводы, которые вовремя не пришли в голову.

Ссора была венцом многих недель подавленности и отчаяния. Филдинг любил споры только теоретические в царстве физики, а конфликтовать в жизни не любил и не умел. И потому «разборку» с Годином откладывал, сколько мог.

Филдинг загасил сигарету в пепельнице, встал и принялся шагать туда-сюда по кабинету, теперь он прокручивал в голове одну из главных загадок квантовой физики: как две частицы, запущенные одновременно из одного источника, одновременно же ухитряются достигнуть конечного пункта, хотя одна из них может при этом проделать путь в десять раз длиннее. К примеру, два «Боинга-747» вылетели разом из Нью-Йорка в Лос-Анджелес; один полетел напрямую, а другой сделал большой крюк на юг, до Майами, и только затем свернул на запад. Тем не менее, оба приземлились в международном аэропорту Лос-Анджелеса одновременно. «Боинг», который двигался по прямой, летел со скоростью света. Но второй самолет, сделавший крюк до Майами, его все-таки догнал. Из чего следует, что второй «Боинг» умудрился превысить скорость света. То есть специальная теория относительности Эйнштейна хромает… по всей вероятности. На эту проблему Филдинг убил много времени. Но даже сносная гипотеза не родилась…