Джон Гришем - Король сделки
– Текила Уотсон, – провозгласил пристав.
Другой пристав помог Текиле подняться. Тот поковылял вперед, звеня цепями.
– Мистер Уотсон, вы обвиняетесь в убийстве, – громко произнес судья. – Сколько вам лет?
– Двадцать, – ответил Текила, понурившись.
Обвинение в убийстве, разнесшееся по залу, заставило всех притихнуть. Другие обвиняемые смотрели на Текилу с восхищением. Даже юристы и полицейские проявили интерес.
– Вы можете нанять адвоката?
– Нет.
– Так я и думал, – пробормотал судья и бросил взгляд на стол защиты.
Плодородная нива отдела по особо тяжким преступлениям уголовного департамента Верховного суда округа Колумбия обрабатывалась сотрудниками БГЗ – Бюро государственных защитников, которое служило страховочной сеткой для всех неимущих обвиняемых. Семьдесят процентов дел требовали назначенных судом адвокатов, и в любой момент слушаний полдюжины ГЗ – государственных защитников в дешевых костюмах и стоптанных мокасинах, с бумажными папками, торчащими из портфелей, – толклись поблизости, чтобы быть под рукой. В данный момент, однако, на месте оказался лишь один из них – достопочтенный Клей Картер-второй, задержавшийся, чтобы пролистать дела куда менее опасных преступников. Застигнутый врасплох адвокат больше всего на свете желал сейчас оказаться вне зала суда. Повернув голову налево, потом направо и не заметив никого из коллег, Клей понял, что его честь смотрит именно на него. Куда, черт возьми, подевались все остальные ГЗ?
За неделю до того мистер Картер завершил дело об убийстве, тянувшееся почти три года и окончившееся тем, что его клиент остался в тюрьме, из которой никогда не выйдет, по крайней мере официально. Клей Картер был счастлив, что тот наконец за решеткой и что у него на столе в настоящий момент нет других дел, связанных с убийствами.
Похоже, счастье длилось недолго.
– Мистер Картер! – сказал судья. Это не был приказ – всего лишь приглашение выйти вперед и заняться тем, чем занимаются все ГЗ: защищать неимущего независимо от характера преступления.
Мистер Картер не имел права выказать слабость, особенно на виду у полицейских и прокуроров. Он тяжело сглотнул, не стал медлить и подошел к судейскому столу так, словно намеревался немедленно, здесь и сейчас, приступить к защите своего подопечного перед лицом суда присяжных. Приняв от судьи папку, он быстро пролистал несколько лежавших в ней бумаг, не обращая внимания на умоляющий взгляд Текилы Уотсона, потом веско заявил:
– Мы будем ходатайствовать о признании подсудимого невиновным, ваша честь.
– Благодарю вас, мистер Картер. Значит, заносим ваше имя в протокол в качестве адвоката ответчика?
– Пока да. – Мистер Картер уже обдумывал, как бы свалить это дело на кого-нибудь из коллег.
– Прекрасно. Спасибо, – заключил судья, протягивая руку к следующей папке.
Адвокат и подзащитный коротко переговорили, присев за стол. Картер получил всю информацию, которую Текила пожелал ему сообщить – ее оказалось не много, – и пообещал приехать в тюрьму завтра для более обстоятельного разговора. Пока они беседовали, места за столом неожиданно заполнились молодыми юристами из БГЗ, будто материализовавшимися из ниоткуда коллегами Картера.
«Неужели все было подстроено? – подумал Картер. – Неужели они специально слиняли, зная, что в этой группе человек, обвиняемый в убийстве?» За прошедшие пять лет он и сам не раз проделывал подобные трюки. Увиливание от неприятных дел почиталось в БГЗ высшим проявлением профессионализма.
Картер сгреб свой портфель и поспешно проследовал по центральному проходу мимо встревоженных родственников арестантов, мимо Адельфы Памфри с ее немногочисленной группой поддержки в вестибюль, забитый другими обвиняемыми, их мамашами, подружками и адвокатами. В их бюро служили и такие юристы, которые утверждали, будто смысл их жизни составляет хаос, царящий в суде Карла Маултри[3], – напряженность разбирательств, аура опасности, порождаемая одновременным присутствием в помещении множества преступников, мучительное противостояние жертв и насильников, неимоверная перегруженность делами, призвание защищать бедных и обеспечивать справедливое отношение к ним со стороны полиции и судебной системы.
Если Клею Картеру карьера государственного защитника когда-то и казалась привлекательной, то теперь он не мог вспомнить – почему. Через неделю исполнялась пятая годовщина его службы в БГЗ, которая пройдет без всяких торжеств и о которой, как он надеялся, никто не узнает. К тридцати одному году Клей чувствовал себя выжатым как лимон, загнанным, будто в капкан, в кабинетик, который стыдился показать даже друзьям. Он будто искал, но не мог найти выхода, а теперь еще оказался обременен новым делом о бессмысленном убийстве. Бремя с каждой минутой казалось все тяжелее.
Входя в лифт, он не переставал мысленно ругать себя за то, что так глупо попался. Это же ловушка для новичка, а он слишком долго бродил по этим джунглям, чтобы так легко попасть в западню, тем более устроенную на хорошо знакомых охотничьих угодьях. «Нет, все, увольняюсь!» – это было обещание, которое на протяжении последнего года он давал себе каждый день.
В лифте было еще два человека: какая-то секретарша с кучей папок и мужчина лет сорока с небольшим, весь в черном – в фирменных джинсах, футболке, пиджаке и туфлях из крокодиловой кожи. Держа перед собой газету, он делал вид, что читает сквозь маленькие очки, висевшие на кончике довольно длинного, но изящного носа; на самом деле он внимательно изучал Клея, который этого не замечал. Да и с чего бы он стал обращать внимание на кого бы то ни было в здешнем лифте?
Если бы Картер не был полностью погружен в свои мысли, он бы обратил внимание на то, что мужчина слишком хорошо одет для подсудимого, но недостаточно официально для юриста. В руках у него не было ничего, кроме газеты, что само по себе настораживало: здание суда Карла Маултри отнюдь не было подходящим местом для чтения. Незнакомец не был похож ни на судью, ни на чиновника, ни на жертву, ни на обвиняемого, но Клей его вообще не заметил.
Глава 2
В городе, где насчитывалось 76 тысяч адвокатов, в основном работавших в крупных фирмах, расположенных на расстоянии ружейного выстрела от Капитолия, – в богатых и могущественных фирмах, куда стремились блестящие юристы, поскольку работа здесь сулила непристойно высокие гонорары, где тупейшие экс-конгрессмены с большой выгодой для себя лоббировали сделки и куда самые непримиримые тяжущиеся стороны приходили с собственными агентами, – Бюро государственных защитников занимало одно из последних мест в нижайшей лиге. Ниже некуда.
Среди адвокатов БГЗ были люди, беззаветно преданные идеалам защиты нищих и обездоленных, поэтому для них работа тут не являлась ступенькой на карьерной лестнице. Какими бы скудными ни были их доходы и как бы туго им ни приходилось материально, эти юристы испытывали восторг оттого, что профессионально ни от кого не зависят, и глубокое удовлетворение оттого, что защищают жертв социальной несправедливости.
Большинство же ГЗ считали это место службы неким транзитом – не более чем тренингом перед многообещающим карьерным броском. Научись всему, чему можно научиться только в самых жестких обстоятельствах, замарай руки, поварись в котле, к которому никто из юристов крупной компании не захочет и приблизиться, – и в один прекрасный день истинно прозорливая фирма вознаградит твои старания. Богатейший опыт участия в судебных разбирательствах, широкие знакомства в среде судей, чиновников и полицейских, выносливость к экстремальным нагрузкам, умение справляться с самыми трудными клиентами – вот преимущества, которые могут оценить ГЗ уже через несколько лет службы.
Восемьдесят адвокатов бюро теснились на двух до отказа забитых этажах здания с душными кабинетами – бесцветного цементного сооружения, известного в народе как Куб и располагавшегося на Месс-авеню неподалеку от Томас-серкл. Около сорока низкооплачиваемых секретарей и три дюжины параюристов – служащих, не имеющих специального юридического образования, – заполняли каждый свободный дюйм пространства в лабиринте крохотных каморок. Директором бюро была дама по имени Гленда, большую часть времени проводившая за запертой дверью своего кабинета, потому что только там она чувствовала себя в безопасности.
Начальное жалованье адвоката составляло 36 тысяч долларов в год. Прибавки были мизерными и заставляли себя долго ждать. Дуайен здешнего адвокатского корпуса, измочаленный мужчина сорока трех лет, зарабатывал 57 600 долларов и последние девятнадцать лет непрерывно грозился уйти. Юристы имели чудовищные нагрузки, поскольку город постоянно вел неравную борьбу со все возрастающей преступностью. Потоку неимущих преступников не было конца. На протяжении последних восьми лет Гленда регулярно включала в бюджетный план десять новых адвокатских ставок и двенадцать ставок параюристов, но вот уже четыре года бюджет БГЗ, напротив, неуклонно сокращали. Сейчас она ломала голову над тем, кого из параюристов уволить и кого из адвокатов перевести на полставки.
