Алексей Шведов - Голова-гнездо
Ю.: Да–да, мы нашли ключ…
М.: Я просто обязана была что–то заподозрить, вам не кажется?
Ю.: Да, согласен. Но в таком случае почему вы обратились к нам так поздно?
М.: Думала, что он вернётся.
Ю.: А сколько времени ваш брат провёл в больнице?
М.: Почти два года.
Ю.: (после трёхсекундной паузы): А… вы его навещали?
М.: Да, навещала! (с каким–то вызовом в голосе)
Ю.: Как вы думаете, мог его убить кто–то из…
М.: Другой бывший пациент? Вы что, детективов начитались, господин следователь (ехидно)? Откуда я знаю, впрочем? Вам надо говорить с психиатрами, а не со мной.
Ю.: Назовите, пожалуйста, мне ещё раз ваш адрес. Вдруг придётся вас как–нибудь потревожить… На случай, если мы что–то выясним.
М.: Некрасова, 24–77. Знаете такую улицу?
7 АВГУСТА. ЧЕТВЕРГ
В морге (2)
Юрий бродил по кабинету отца взад–вперёд, заложив руки за спину.
— Итак, что мы имеем? Если разобраться — то же, что и вначале. Труп — раз. Факт… способ убийства — два. Историю болезни трупа — три. Ну, ещё разные мелочи. А толку–то от всего этого? Всё только ещё больше запуталось. И соседей я опросил — никто ничего не видел и не слышал, как сговорились. Какого чёрта Лаховский попёрся на кладбище, хотел бы я знать? Был ли гомосексуальный акт принудительным или же добровольным? И как это всё происходило: на могильной… на скамейке той, что ли?
Патологоанатом задумчиво посмотрел на сына и закурил папиросу.
— Проверь ещё раз его сестру, — сказал он наконец. — Такое впечатление, что она знает что–то, но скрывает, пускай и неумышленно. Может, она считает это незначительным, тогда как в таком деле важны даже самые мелкие детали.
— Думаешь, стоит её навестить?
— Не мешало бы.
— Так, — Юрий посмотрел на часы. — Сейчас полтретьего. По всем правилам она должна быть на похоронах.
— Ну вот и поезжай прямо туда. Вырази соболезнования. И как следует присмотрись к присутствующим.
— Да, пожалуй, я так и сделаю…
— А если вдруг получится, уточни вот какую деталь: не был ли её брат пассивным гомосексуалистом. И выясни круг его бывших знакомых. Может пригодиться.
— Понятно, что может, — вздохнул Юрий. — Ну ладно, тогда я поехал. Если получится, вечером заскочу.
На кладбище
Хоронили Сашу на том же самом кладбище, где его и убили.
— Простите?
Марина поняла, что обращаются к ней. Повернувшись на голос, она заметила стоящего рядом невысокого мужчину лет сорока, склонного к полноте и с залысиной. На нём были чёрный костюм, белая рубашка и коричневый с жёлтыми разводами галстук.
— Вы ведь Марина, сестра Саши? — девушка кивнула. — Я Дмитрий Фёдорович Терехин, Дима. Вы меня помните?
Да, что–то знакомое было в этом лице…
— Вы… вы когда–то лежали с Сашей в одной палате?
Мужчина энергично закивал. Глаза у него были карие и немного выпученные. И вообще, в выражении его лица усматривалось что–то овечье. Могильщики тем временем уже заканчивали свою работу; скоро нужно было устанавливать памятник и оградку. Народу на похороны пришло немного: кое–кто из соседей, коллег Марины по работе и ещё этот Дмитрий Фёдорович. Её единственная подруга Рита, бухгалтер в «СибЭнерго», уехала на месяц в Москву — бросила её, сучка, в самый ответственный момент… Но, впрочем, она ведь не могла знать, что Сашу убьют…
— Меня выписали вчера.
— А как вы узнали о смерти Саши? — действительно странно. Кто же ему сообщил об этом?
— Ну… мне сказали, — уклонился от прямого ответа толстяк. — Ещё не выяснили, кто его убил?
— Нет.
Одна из бабок–соседок начала вдруг истерично завывать. Господи, ну ей–то с чего расстраиваться? Разве кто–то умер у неё? Нет. Марина закусила нижнюю губу и снова повернулась к бывшему соседу брата по палате.
Но того уже рядом не было. Ещё одна странность. Девушка посмотрела по сторонам, но маленькой и толстой фигуры в чёрном нигде не увидела. Куда же он делся? А что, если этот Дмитрий Фёдорович всего лишь («Ничего себе всего лишь») игра её воображения? За последние дни мозг перенапрягся, плюс к этому ещё и приём транквилизаторов, причём, в таком количестве, которое запросто свалило бы с ног самого закалённого токсикомана. Смерть Саши, седуксен, сонапакс — всё это в совокупности могло без проблем породить фантом человека, которого Марина видела в последний раз тремя месяцами раньше.
Но нет. Слава Богу или кому–то ещё, всё было в порядке. Терехин просто стоял теперь несколько дальше, спрятавшись (намеренно или ненамеренно?) за ещё более толстого, чем он, главного хирурга, который, в основном, и помогал Марине с похоронами. Девушка прекрасно знала, что этот вдовец влюблён в неё и ради этого готов пойти на любые жертвы, но он был совершенно не в её вкусе и к тому же чуть ли не в два раза старше, поэтому шансов на успех не имел практически никаких. Хочет делать подарки, помогать в чём–либо, не обращать внимания на опоздания на работу — всегда пожалуйста, а на большее пускай и не надеется.
Могильщики — четыре мужика с мордами профессиональных алкоголиков — наконец распрямились и выжидающе уставились на Марину. Откуда–то появился тот самый молодой невысокий следователь, что таскал её в морг и потом допрашивал, и принялся помогать главному хирургу устанавливать памятник. Марина стояла чуть в стороне, наблюдая за происходящим со странным равнодушием и безразличием. Наверное, это давал о себе знать сонапакс.
Каким–то образом возле неё снова оказался Терехин. Он выглядел взволнованным.
— Вы должны выкопать его, немедленно! Он умер не до конца!
— Боже, отвалите! — прошептала Марина. — Не надо никого выкапывать, я вас прошу.
— Я знаю имя убийцы! — хватая её за руку, зашептал толстячок, и его глаза безумно блеснули. — Его зовут Астронавт!
— Да отвяжитесь вы от меня!
Он отпустил её руку, уставился на памятник и вдруг закричал неожиданно визгливым голосом:
— Он не умер! Он не умер!
Рядом, словно некий мистический защитник, тут же возник Юрий — страж закона и порядка.
— Какие–то проблемы, гражданин? — поинтересовался он. — Здравствуйте, Марина!
Девушка кивнула и обхватила себя за плечи — крест накрест. Нижняя губа у неё слегка дрожала.
— Проблем нет никаких, за исключением одной, — заявил Толстяк. — Так, совсем мелочь. Этот человек, — его палец, похожий на сардельку, указал на могилу, — умер не до конца!
Юрий непонимающе посмотрел на Марину, которая вдруг начала плакать, хотя слезы у неё при этом из глаз не текли. Сглотнув слюну, толстяк заговорил снова:
— Вы должны выкопать его. Сейчас же.
— Кто вы такой? — стараясь казаться как можно более грозным, задал ему вопрос Юрий. — Что вы здесь делаете? Он ваш родственник, Марина?
— Он сумасшедший. Убери его отсюда, прошу тебя!
Юрий воспрял духом: девушка сама просила его о помощи, о защите. А он уже и не надеялся…
— Вам лучше уйти! — сказал он толстяку, но тот как будто и не услышал его слов.
— Он жив, жив! Если…
— Я из милиции! — тихо сообщил ему Юрий, извлекая из кармана удостоверение. — Ты что, хочешь проблем, мужик?
— Ишь ты, из милиции! Запугивать меня вздумал, да? Не имеешь права, понял?
Юрию всё происходящее начинало не нравится. Он уже хотел было принять решительные меры, но сумасшедший вдруг махнул рукой и направился прочь от могилы, что–то бормоча себе под нос. К Марине и Юрию приблизился главный хирург.
«А это кто такой, интересно? — подумал следователь. — Ничего себе рама! Метра два с чем–то, да и весит, наверное, килограмм сто сорок. Вдвоём хрен обхватишь!»
Больше всего он напоминал Юрию медведя. Или гориллу? — тут же возникла новая аналогия. Ну и ручищи… Юрий вспомнил, как тот один поднимал тяжеленный памятник и даже не поморщился. Уф-ф.
Алкоголики–могильщики тем временем возились с оградкой. А ведь её потом ещё и красить надо будет, подумала Марина. Боже, и на хрен ей это надо — с кисточками всякими тут ползать?
Главный хирург спросил басом:
— Что это был за псих? Он тебя расстроил, Мариночка?
По его взгляду и этому «Мариночка» Юрий понял, что перед ним конкурент. Отцом девушки он быть не мог: та говорила, что её родители умерли, да и внешне они абсолютно не похожи. И что самое плохое, такому конкуренту страшно предъявлять какие–либо обвинения. Вот был бы он чуть меньших габаритов…
Итак, этот жирный великан, годящийся Марине в отцы, по всей вероятности имел на девушку вполне определённые виды. В сердце Юрия закралось нечто вроде ревности, а в мозг идиотская мысль: а не он ли убил Сашу, чтобы Марина, оставшаяся одна, относилась к нему более благосклонно? Почему–то Юрий был уверен, что его возлюбленная (или просто объект страсти?) не испытывает к — Боже, какие у него кулаки! — взаимной симпатии. Почти уверен. Но этого «почти» было вполне достаточно для того, чтобы Юрий ощутил прилив новых сил и оптимизма.
