Химия Ее Величества - Ирина Владимировна Дегтярева
«Я, конечно, карась-идеалист, — подумал он, глядя на холмы вдоль дороги. — Но я просто хочу служить Родине. Вот, наверное, потому и чувствовал себя на войне в своей тарелке».
Он сам не воевал, а то, что попал под страшный обстрел, Олег в расчет не брал. Но проникся ощущением боевого братства, когда жил на пункте временной дислокации собровцев. Его спецназовцы приняли как своего, и до сих пор он с ними общался. В отряде из старичков уже никого не осталось, всех почти ушли. Реорганизация раскидала опытных парней, прошедших две войны, а некоторые застали и Афган, как погибший в 2001 году майор Витя Матвеев.
В редкие моменты, когда Люська решалась вылезти из оболочки деловой адвокатессы и циничной бабы, она гладила Олега по щеке и объясняла его ностальгию и тоску по тем временам чем-то вроде военного синдрома, который ударил по Ермилову как натуре мнительной и впечатлительной.
«Бедный Ермилов, — говорила она. — Ты как черепаха, у которой украли ее панцирь. Все пропускаешь через себя, потому и следователем был хорошим, проникался ситуацией и личностью подследственного. Ты, правда, носишь с собой свой панцирь и иногда прячешься под него или за него. Это как атавизм. Вот и чеченский синдром ухитрился подхватить как особо везучий, хотя и был там всего ничего. Но еще полежал в госпитале, понасмотрелся, понаслушался».
А ему казалось, что Короткова ничего не понимает и недолюбливает Богданова оттого, что считает их дружбу блажью Олега. Однако Люська просто старалась изолировать его от воспоминаний о тех временах, которые неизменно будил своим появлением Богданов, будоража Ермилова, даря ему бессонницу.
Когда она говорила «бедный Ермилов», Олег таял и готов был простить ей все ежедневные подначки и сарказм.
Вокруг расстилались пологие равнины и возвышались холмы, изумрудные от сочной травы, где паслись овцы. Издалека они выглядели бело-желтыми шариками, толстые от шерсти, которую должны были вскорости остричь большими ножницами чабаны, как делали здесь всегда исстари. Появились и древние боевые башни, темно-серые, как маяки мужества здешнего народа. Когда подъехали к ним ближе, Олег взобрался на склон, закинув пиджак на плечо, чувствуя через рубашку солнце совсем рядом на обгоревших плечах и шее. В то же время вокруг струилась необыкновенная свежесть и прохлада горного воздуха. Ермилов приложил ладони к старинным стылым камням.
Они словно бы не вбирали солнце. Они помнили многое, эти камни. И героизм, и измену, и поколения воинов, охранявших свои земли. Междоусобные войны.
Ермилов стоял так довольно долго, и мысли текли в голове легко и в то же время отстраненно. Он думал, почему из этих земель, из среды этого мужественного народа выходит так много приверженцев ИГИЛ. Только ли дело в неумной политике в советское время по отношению к религии и некоторым кавказским народам, озлобившей их против России?
* * *В аэропорту Ермилов снова вернулся к исследованиям персоны Фатиха. Она вызывала у него все больше подозрений. Вряд ли бизнесмен вникает в дела «Белых касок», так же, как и его жена. Это, очевидно, фигуры прикрытия — необходим был богатый сириец, готовый спонсировать гуманитарную миссию на своей исторической родине, в Сирии. И он нашелся. Как вовремя, какое счастливое совпадение!
Ермилов напомнил себе, что совпадений в природе практически не существует — их кто-то умело организовывает. И тому подтверждением были сведения, находящиеся в открытом доступе, найденные дотошным Ермиловым о том, что Фатиха в 2012 году обвинили в инсайдерской торговле на бирже акциями итальянской компании. Не так давно он попал в оборот Офиса специальных расследований в связи с коррупционными делами. Обвиняют в даче взятки по бизнес-проекту восьмилетней давности.
Однако это скорее связано с тем, что его Petrofac подписал контракт с Газпромом на строительство наземной инфраструктуры по «Турецкому потоку». Этими обвинениями Фатиху указывают, что не стоило иметь дела с Россией.
«Итак, — Олег хрустнул пальцами удовлетворенно и, захлопнув ноутбук, убрал его в портфель. Уже объявили посадку, надо идти. — В 2012 году судебное преследование в Италии. Затем он вскоре стал активным спонсором «Белых касок». Возникла фигура его жены, наверное, для некоей отстраненности самого Фатиха — он над схваткой».
«Кто ищет, тот всегда найдет, — подумал Олег, отдавая посадочный талон. — Вот бы еще понять, что в действительности происходило с Фатихом? Шантаж или нечто большее? Первое понятно — его прижали, сказали: плати, а выбрали для этих целей Фатиха, поскольку сириец. Удобная фигура. Второе — вербовка, сейчас или ранее. Это очень большой жирный вопрос! Хорошо бы понять, что по этому поводу говорят в самом Лондоне. У нас же есть осведомители в околоправительственных кругах и даже в силовых ведомствах. Постараться бы копнуть его прошлое, когда он еще не был миллиардером».
Для подобных целей надо сделать запрос в СВР, а они, в свою очередь, потревожат старого знакомого Олега — Максима Теплова. Он в Лондоне сейчас возглавляет резидентуру. Ермилов с ним поработал много лет назад по проекту «Берег», когда Макс был офицером безопасности посольства РФ в Великобритании, и у Олега осталось от него впечатление как от цепкого и умелого разведчика.
В английском флоте есть такое звание — «умелый моряк», вот Теплов — умелый разведчик.
Ермилов устроился в кресле самолета, обняв по-стариковски портфель с ноутбуком внутри, не рискнув положить его на багажную полку. И к тому же там лежали литровая банка с ингушским медом для Плотникова и лепешки с творогом чапильгаш для домашних. Олег рассчитывал смягчить медком неизбежный гнев шефа.
Ермилов вздохнул и глянул в иллюминатор. Он был бы не против подзадержаться в Северной Осетии и все еще с удовольствием вспоминал аромат бараньего дулха[7], которым накормил его на дорожку Богданов.
2012 год, Италия, г. Рим
Айман Фатих вышел из здания суда, давившего серой римской архитектурой, в угнетенном состоянии в сопровождении двух своих адвокатов и трех телохранителей. Дела у Фатиха шли не слишком хорошо. Обычно на судебных заседаниях не требовалось его присутствие, адвокаты обходились без него. Но сегодня пришлось, и миллиардер испытал давно забытое чувство, когда необходимо проходить унизительные бюрократические процедуры самому —
