Алекс Норк - Кто здесь
— Ну, прежде всего само пребывание в физических телах каких-то старых душ.
— Не хочу вас пугать, но и в вас нечто подобное из прошлого пребывает. Хотя, у вас сравнительно молодая душа, Стенли.
— Объясните, пожалуйста, — почти что жалобно попросил он.
— Ничего тут нет удивительного. Вы религиозный человек?
— Я заканчивал католический колледж, — несколько уклончиво сообщил Торнвил.
— Прекрасно, тем проще мне будет объяснить… Стенли! Ну не морщите так свой лоб, я же сказала, что это совсем несложно. Раз вам преподавали христианское богословие, вы знаете, что каждый человек в своей жизни выполняет духовные задачи.
— Да, хотя, глядя вокруг, я это не очень-то замечаю.
— Вот. Поэтому после физической смерти его душу судят по делам.
— Отправляют в рай или в ад?
— Ну, не в обычном их понимании, конечно. Все эти картинки рая, с садами и ангелами, и ада, с котлами для грешников, плод слабого ума тех церковников, которые сами слишком мало поняли или и не очень стремились понять. Давайте пока лишь сейчас предположим, что кроме грубо ощущаемого нами мира есть нечто еще. Представим, что все знакомое нам — попросту говоря, не весь еще мир, а только некоторая его часть.
— С таким предположением, наверное, согласится любой ученый.
— Вот именно. А часть всегда подчиняется целому?
— Разумеется.
— И если есть духовные задачи, их кто-то же должен ставить, верно?.. Конечно, грубая материя духовные задачи поставить не может, значит они проистекают из чего-то иного.
— Пожалуй, логично.
— Тогда давайте еще обратим внимание, что грубая материя как таковая не исчезает, она изменяется, приобретает иные формы. Почему же должно исчезать духовное содержание? Оно содержится — значит, есть. Поэтому и с ним должно что-то происходить после смерти. Конкретная человеческая душа в одной жизни преобразуется потом в иную, только мы плохо знаем о том, как и где это происходит. Но что же здесь удивительного, если мы сами признаем, что хорошо понимаем только часть существующего мира, и, очень возможно, совсем небольшую? К тому же, опять возвращаясь к науке, давайте вспомним ее основной закон. На чем стоит вся современная физика?
— Закон сохранения?
— Правильно. Но почему-то закон сохранения количества движения, который мы учим в школе, или закон сохранения энергии, о которой мы, кстати сказать, знаем очень мало, никого не смущает. А разговор о сохранении присутствующих в любом человеке духовных сил приводит людей к затруднениям. Заметьте, Стенли, это именно силы! Они являются побудительной основой человеческих действий. То есть приводят в движение материю. А значит эти силы ничуть ей не уступают, но даже в определенном смысле превосходят. Опять вспомним школьную физику: любой импульс силы может лишь перейти во что-то, но не исчезнуть. Законы природы едины, нам тоже это известно.
— Да, с логической точки зрения я и здесь не могу ни к чему придраться… Постойте, из этого следует вывод о чем-то вроде бесконечной жизни.
— Не бесконечной, а целенаправленной. Когда я говорила про рай или ад, я выразилась не до конца. Рай — это будущее состояние человеческих душ, которые в конце концов выполнят свои земные задачи в течение, возможно, не одной, а многих жизней, потому что справиться с ними сразу слишком трудно. Такое удается лишь единицам. Вы, наверное, знаете о некоторых святых, которые стали ими, проживая в молодости на дне общества, творя грехи и даже злодеяния?
— Да, припоминается.
— Ну, а душа среднего человека, слабая, очень несовершенная, часто болтается в очередной жизни без всяких результатов и снова отправляется работать туда, где мало сделала. А куда же ей еще? Рай она не заработала, ад пока не заслужила.
— Вы обезоруживаете простотой рассуждений, Лена. Следовательно, когда Христос говорил о Царстве небесном, он просто имел в виду переход в высшую форму существования? Но для чего?
— А для чего человек заканчивает школу, потом университет? Чтобы есть и размножаться это совсем не требуется. И мы не знаем целей и образа жизни «рая». Не можем знать, так же как десятилетний школьник не может себе представить мир высокообразованных людей.
— И ад имеет свой смысл?
— Имеет. Что происходит в нашем мире с плохими вещами? С очень плохими, которые уже больше ни на что не годны?
— М-м, их выбрасывают.
— Правильно. И если душа от жизни к жизни деградирует, движется вниз, а не вверх, в конце концов и она становится совершенно негодной. Время для нее останавливается. Миг превращается в вечность, и она остается навсегда уже сама с собой. Это и есть ад. Видите, даже и в этом случае душа не уничтожается. Это невозможно сделать никакими высшими силами. Потому что сила души по своей природе уже высшая.
— Да, — задумчиво согласился Торнвил, — даже если бы мне и хотелось поспорить… я бы не знал в каком именно месте вам возражать, — и тут же встрепенулся: — Но почему и с какой целью сюда вдруг прорвались эти непонятные нам средневековые азиатские души?!
— Вы правильно сказали, Стенли, прорвались. — Она немного помолчала. — Я могу высказать только свою гипотезу… Если человечество из поколения в поколение живет одними и теми же желаниями, желаниями простого материального благополучия, становится инертным в этом однообразии, активное прошлое в какой-то из прежних жизней может прорваться. Ведь все эти прошлые жизни внутри нас.
— Это явление… его можно вызвать искусственно?
— И даже не очень трудно.
— Вы сами могли бы такое с человеком сделать? Активировать в нем прошлую жизнь?
— Технически, да. Морально, нет. Такой поступок я ни за что не совершу. И еще одно, Стенли. Эти люди, — она слегка поежилась, — убийство для них в разряде обычных действий. Я не боюсь людей, обладающих такими же, как у меня, способностями, потому что так же защищена от них, как они от меня, но против простого ножа в спину я ничего не успею сделать. Мы говорили о конфиденциальности…
— Я понимаю. То, что вы рассказали, я передам коллегам без упоминания вашего имени.
Вечером он снова был на Лубянке. Только теперь они разговаривали с генералом вдвоем, потому что Андрей с другими сотрудниками уже занимался подготовкой к своей операции.
— Да, — выслушав его рассказ, подвел черту генерал, — информации стало больше, но положение выглядит только сложнее. Думаю, вам нужно возвращаться, полковник. Готовить там свой план действий. К сожалению, вынужден констатировать, что наметить здесь с вами совместные кардинальные мероприятия мы не сможем. — Он испытующе посмотрел на Торнвила. — Поскольку мое предложение вы все равно не примете.
— Какое предложение, генерал?
Тот прежде чем ответить долго и внимательно на него смотрел, слегка постукивая по столу пальцами…
— Ликвидировать этих двух вожаков. У вас и у нас. Собственными силами. Сделать это небольшими надежными группами. — Он вдруг резко повысил голос: — Убрать их, полковник, к чертовой матери, просто убрать! Пока не поздно! Мы с вами профессионалы, сумеем легко это выполнить.
Торнвил почувствовал, что воротничок слишком плотно обхватил его шею. Он машинально расстегнул верхнюю пуговицу и ослабил галстук…
— Вы это серьезно?
Генерал опустил голову и через несколько секунд тихо произнес:
— Я так и думал. — Потом снова посмотрел на Торнвила: — Ну что же, разрабатывайте свои варианты. Будем обмениваться информацией. — Он встал, направился к стенному и шкафу и вскоре возвратился с большим пакетом в руках. — В связи с важным событием в вашей жизни… это от меня лично, для будущего малыша.
Торнвил открыл пакет и увидел светло-коричневого бархатного медвежонка, веселого, с улыбающимися переливчатыми глазками. Ему даже почудилось, что тот сам протянул к нему мягкие теплые лапы, когда он взял его на руки.
* * *Сегодня ему приснился сон. Яркий, как пронизанный солнцем воздух сейчас за окном. Видимо череда дней в этом спешащем, так и не ставшим до конца родным для него мире утомила сознание, и оно вернулось домой, чтобы отдохнуть, как это делает человек за закрытой дверью собственного жилища. Отдохнуть, но не успокоиться. Он увидел во сне равнины под Дели. Увидел, сидя в седле, знамя, колыхавшееся от легкого в спину ветра. Ослепительно белое знамя верности! И ветер, как знак Всевышнего, указывал туда, где на другом конце равнины черной расплывчатой массой двигались поганые скопища Юдуфа. Хак повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону: стройной, почти бесконечной линией стояли его войска. Как они хороши в спокойной готовности! Какие жесткие и, вместе, радостные лица. Ему почудилось, что он увидел все лица сразу. Нет, не почудилось. В одно мгновение он каждому взглянул в глаза. Преданные ему, потому что он сам предан Всевышнему. Какое светлое мгновение — благословение неба! Остальное в его руках. Остальное — его меч и их мечи и копья. И битва, где смерть откроет райские ворота каждому. Каждому, кто стоит сейчас под этим белым знаменем…
