Рут Ренделл - Тринадцать шагов вниз
В комнате стоял каркас кровати и большой комод с зеркалом. Чтобы посмотреться в это зеркало, нужно быть не менее семи футов ростом, подсчитал Микс. Одну стену занимали книжные полки, прогибающиеся под тяжестью здоровенных томов. Он вернулся в коридор и зашел в комнату напротив, где фонари с Сент-Блейз-авеню высвечивали ту же картину — газовый светильник.
Микс будто перенесся в прошлое, во времена Реджи и его преступлений, еще до создания современных технологий и всего того, что облегчает жизнь. Он задрожал. Вдруг он и правда совершил путешествие во времени и нет пути назад? Или это просто сон — убийство, кровь, газ и темнота? Но он знал, что все по-настоящему.
Воздух был спертым. Закончился еще один жаркий день. На верхнем этаже открывались только окна его квартиры. Было пыльно, у окна роилась мошкара. Микс повернулся, прошел мимо своей двери и остановился. В комнату справа проведено электричество, но лампочки нет. Занавески не пропускали свет с улицы. Он резко раздернул их, и на пол посыпалась грязь. Эта комната была частично меблированной — железный остов кровати, шезлонг без сиденья, стол и стул со сломанной ножкой. Шезлонг снова напомнил ему о Реджи. Одну из жертв, Кэтлин Малони, он посадил в такой шезлонг, чтобы отравить газом.
На полу лежали кипы газет. «Сан», наверное, попала сюда много лет назад, где-то в пятидесятых, подумал Микс. Но когда он поднял газету и направил луч фонарика на дату, то с удивлением обнаружил, что она от прошлого октября. Правда, дата дурная — тринадцатое. Старая крыса поднималась сюда и оставила эту газету. Кто бы мог подумать, что она читает «Сан»? Она специально оставила эту газету, чтобы напугать его. Не иначе.
Комната, смежная с той, где висела фотография Нериссы и где умерла Данила, тоже была без лампочки и тоже душная. Без мебели. Лишь очередной металлический каркас кровати. Микс задернул тонкие занавески. Отсюда видно флигели, деревья, приземистые кустики в горшках, которые соседский старик держит на крыше гаража, дюжина каминных труб, разбитое стекло заброшенной оранжереи. Кто угодно может залезть с улицы в комнату, соседнюю с этой. Он вышел и подергал дверь — заперта, и ключа в скважине нет. Мисс Чосер закрыла дверь. Мера предосторожности против грабителей, хоть и неуклюжая.
Осталась последняя комната. Она была почти пустой. На карнизе висели кольца, но занавесок не оказалось. К полу когда-то был прибит, а местами приклеен ковер, но его оторвали, и на полу виднелись дырки от гвоздей и клеевые пятна. Гвендолин сюда заходила, это видно, в отличие от тех комнат с газовыми горелками. Значит, первая комната, которую он обследовал, и станет последним пристанищем Данилы.
Кристи спрятал тело Рут Фуэрст под половицы. Микс помнил, как несколько лет назад, когда он был еще подростком, замерзла водопроводная труба в доме в Ковентри, где они жили с матерью. Мать сказала, что у нее болит спина и она ничего не может сделать. Это случилось как раз когда Джейви бросил ее, так что Микс пошел в холодную ванную и под руководством матери поднял три половицы. Но там сверху лежала плитка. А здесь все проще, к тому же пол обветшал.
У него есть только инструменты для починки тренажеров. Микс вошел к себе, чуть не споткнувшись о тело Данилы в узком коридоре, пошарил в сумке, где держал комплект инструментов, и нащупал их потными пальцами. Гаечные ключи, молоток, отвертки… Самый большой ключ подойдет, а если что, можно будет поддеть отверткой. Микс вернулся в коридор, оставив свою дверь открытой, снова прислушался. Стояла полная, но жутковатая тишина. Конечно, уже половина первого ночи, старая крыса давно спит. Но где же кот? Обычно он проводил ночи на ступеньках. И почему не появляется Реджи?
Может, потому, что у него защитный крестик, или просто он все выдумал, твердо сказал себе Микс. Но его безумное воображение создавало фигуру в темных очках, стоящую позади него, наблюдающую за ним. Микс закрыл глаза и снова вернулся к себе, тяжело дыша. Выпил еще немного. Дверь захлопнулась, и он, изнемогая, налил себе полный стакан джина, сел на пол рядом с телом и выпил залпом, без льда. Горло обожгло, все тело обдало жаром, и, когда Микс поднялся на ноги, его покачивало.
Снова прислушавшись, он выволок тело из квартиры и протащил красный сверток по коридору в первую комнату слева. Тихонько закрыл дверь и зажег фонарик. Кто-то говорил ему, что в Лондоне не бывает темно — спасибо соседу, который, казалось, не гасил во дворе свет до ночи, — и он хорошо видел гвозди в полу. С помощью отвертки и гаечного ключа гвозди вытаскивались довольно легко. Под полом оказалась пустота между балками примерно в фут глубиной, но в ней переплетались провода и проходили какие-то трубы. Сколько там грязи… Когда Микс сунул туда руку, она покрылась толстым слоем пыли.
Свет фонарика разбудил мошкару, и она заплясала в его луче. Миксу хотелось в последний раз посмотреть на труп, прежде чем засунуть его под половицы, но он не мог заставить себя развернуть ткань на этом лице и снова увидеть рану. Тощее тело провалилось в дыру с едва слышным шорохом. Могила была подходящего размера. Положить половицы на место — дело одной минуты. По руке ползала муха, и он яростно прибил ее. Сейчас нельзя стучать молотком, уже слишком поздно. Он сделает это утром, когда старуха решит, что он, например, вешает картину.
Кожа покрылась мурашками. Показалось, что Реджи стоит за спиной, наблюдая за каждым движением, и на этот раз Микс испугался не на шутку. Ему нравился Реджи, очень нравился, и он очень сожалел, что тому была уготована столь страшная судьба, но он боялся. Любой испугается, если кто-то, даже друг, оживет. Если он повернется и увидит Реджи, он просто умрет от страха, сердце не выдержит. Микс закрыл глаза и стал покачиваться взад и вперед, тихо постанывая. Если к нему сейчас прикоснутся, он тоже умрет от страха, а если услышит чье-то дыхание, сердце разорвется.
Он схватился за крестик. Ничего нет. Конечно, нет. Призрака никогда и не было. Звуки, открытая дверь — иллюзия, вызванная фильмами ужасов и жутким домом. Вернувшись к себе, он успокоился. Теперь тишина ему нравилась, ночью и должно быть тихо. Но к горлу подступала тошнота, а в голове раздавалась барабанная дробь. Он знал, что пить не стоит, но все пил и пил, наливая в стакан из-под джина дешевый сладкий рислинг, купленный Данилой. Окончательно опьянев, он добрался до спальни, где Данила, раздражая его, сложила на стуле свои вещи.
Реджи завернул Рут Фуэрст в ее собственное пальто и похоронил остальную одежду вместе с ней. Надо сделать то же самое. Микс лег, заметив краем глаза, что уже без двадцати два, и подумал, что не сможет вернуться в ту комнату, снова снять половицы, снова положить их на место. Утром он увезет вещи в сумке и выбросит в мусорный бак. Или в несколько мусорных баков. Нет, есть идея получше. Он положит их туда, откуда их заберут нуждающиеся, больные церебральным параличом или чем-то подобным.
А сейчас спать…
Глава 11
Сегодня — пятьдесят лет с того дня, как он впервые вошел в гостиную выпить с ней чаю. Полстолетия прошло. Гвендолин обвела эту дату красным фломастером на календаре, висевшем поверх календарей прошлых лет с изображениями котят и тропических цветов. Она хранила каждый календарь начиная с 1945 года. Те висели на кухонном крючке до тех пор, пока хватало места, а потом отправлялись в какой-нибудь свободный ящик. В любой. В книжный шкаф или шкаф со старой одеждой, под вещи или над вещами. Единственными календарями, чье местонахождение она знала точно, были календари с 1949 до 1953 года.
Календарь 1953 года она нашла и держала в гостиной по понятным причинам. В нем были отмечены все дни, по которым она пила чай со Стивеном Ривзом. Она случайно натолкнулась на календарь год назад, когда искала письмо из муниципального управления, в котором сообщалось, что пенсионеры должны платить двести фунтов за отопление. И там, рядом с письмом, лежал календарь. Один только вид его заставил трепетать ее сердце. Конечно, она не забыла ни одной минуты, проведенной со Стивеном, но фраза, написанная от руки: «Доктор Ривз приходил на чай», — каким-то образом подтверждала это, делала реальным. Впрочем, не могла же она это выдумать. В февральскую среду Гвендолин написала: «Жаль, что нет Берты или кого-то еще, кто принес бы нам чай».
Тихая, обособленная жизнь Гвендолин, настолько гладкая, насколько возможно, была практически лишена радостей. Об этом она время от времени размышляла, но главным потрясением был ее визит к Кристи. Это тоже произошло больше пятидесяти лет назад, ей тогда было около тридцати. Служанка, приносившая наверх горячую воду и, естественно, иногда выносившая ночные горшки, пробыла у них два года. Ей было семнадцать, звали ее Берта. Больше ничего Гвендолин о ней не помнила или даже не знала. Профессор не интересовался людьми, а миссис Чосер была слишком занята работой в святой католической церкви, чтобы заниматься проблемами прислуги, но Гвендолин заметила изменения в фигуре служанки. Она проводила с ней больше времени, чем другие обитатели дома.
