Красная королева - Кристина Генри

«Даже если для этого придется еще раз встретиться с гоблином?»

Она решительно отодвинула мысль о гнусном существе подальше и ухватилась за услышанную вскользь беседу великанов.

– Судак, – окликнула гиганта Алиса. – Кто такая Королева?

Когда Алиса произнесла «Королева», Судак непроизвольно вздрогнул.

– Белая Королева, – прошептал он так тихо, словно боялся, что его подслушают, и воровато оглянулся. – Тут повсюду ее земли, от деревни на краю равнины до вершины горы.

– А на вершине горы, – произнесла Алиса, будто во сне, – стоит дворец изо льда, и среди его стен мечется эхо детских криков.

Великан бросил на Алису обескураженный взгляд:

– Мне ничего про то неизвестно, мисс Алиса. Я никогда не бывал в ее дворце. Мы с братьями всегда тут, в лесу, потому что тут она и велела нам быть.

– Или она вас накажет. Гораздо серьезнее, чем наказывала раньше, – проговорила Алиса, приглашая великана рассказать их историю.

Судак молчал – и Алиса понадеялась, что он не собирается схватить ее и швырнуть, размозжив голову о ствол дерева, в наказание за дерзость. Потом великан вздохнул, так тяжко и устало, что Алисе искренне захотелось как-нибудь облегчить его страдания.

– Я и мои братья, – начал Судак, старательно глядя прямо перед собой, а не на Алису, – мы не всегда были такими, какими вы видите нас сейчас, мисс. Когда-то мы были людьми, такими же, как вы. Мальчишками, на самом деле, хоть и выглядели взрослыми. Мы работали на ферме на краю равнины, совсем рядом с тем местом, где сейчас стоит деревня. Наша мать умерла, когда родился Треска, а наш отец последовал за ней, когда Треске стукнуло двенадцать, так что вы уж простите его.

Судак перевел серьезный взгляд на Алису, и ее вновь обдало волной смрадного дыхания.

– Он не знал своей матери – да и отца, если на то пошло. И хотя мы с Окунем старались что было сил, боюсь, мы не слишком хорошо его воспитали, вот он и вырос малость буйным.

Алиса не сочла эту причину уважительной, чтобы проглотить человека целиком, но приняла извинение и кивнула Судаку, чтобы он продолжал (и смотрел на дорогу, пока она не потеряла сознание, вдыхая его зловоние).

– Ну, еще несколько лет после смерти папаши мы трудились на ферме. Мы с Окунем работали бок о бок с отцом с тех пор, как научились ходить, но совершенно не знали, как установить справедливую цену за наш урожай и все такое, – папаша всегда сам ездил на рынок, а мы оставались дома, занимались животными и Треской. Ну, вы, наверное, догадываетесь, что произошло дальше. Обычная история. Когда мы привезли урожай на рынок, местные увидели, что мы ничего не понимаем в торговле, и воспользовались этим. Каждый год у нас становилось все меньше денег, все меньше корма для скота, все меньше древесины для починки крыши и амбаров. Наконец животных не осталось вовсе, потому что мы их продали. Потом мы продали мебель, а потом и землю. Будь наш папаша жив, он рыдал бы от стыда, потому что земля эта принадлежала нашей семье столько поколений, что и не сосчитаешь.

«Значит, вашему папаше следовало научить вас, как ее сохранить, – язвительно подумала Алиса, – а не держать все знания при себе».

Алисе было отчаянно жаль этих трех мальчишек, лишившихся родителей, голодавших, старавшихся изо всех сил – и терпевших неудачу. Но она понимала, что худшее еще впереди, поскольку ехала на плече уродливого великана, а не шла рядом с человеком.

– Когда мы потеряли ферму, я отправился на поиски работы. Но я мало что умел, потому и работы для меня не было, хотя я готов был учиться и выкладываться по полной. Но мне отказывали, давали от ворот поворот, снова и снова. Однажды мне надоело ходить, просить и умолять, и я готов был вернуться к братьям и предложить им пересечь равнины и попытаться найти работу в Городе. Папаша всегда говорил, что Город – неподходящее место для приличного человека, но мы уже жили как бездомные псы, спали под открытым небом, выпрашивали у добросердечных соседей объедки. И когда я уже принял решение сказать братьям, что мы идем в Город, по плечу меня похлопал какой-то мужчина. Он сказал, что слышал, будто я ищу работу, и что у него есть кое-что для меня. Ох, мисс Алиса, тот парень выглядел слишком добрым, чтобы это было правдой, и то, что он предлагал, было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но тогда я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думал, что он – посланный небесами ангел, хотя трудно, пожалуй, встретить кого-то, похожего на ангела меньше, чем он. Он был высок и худ, хотя горбился и оттого казался ниже ростом. И лицо, и тело его были длинными и костлявыми. Одевался он, как лорд, в шелка и бархат, а в одной руке держал мешок с золотом – мешок с золотом для меня, если я только соглашусь на то, что он просит. Мне следовало бы развернуться и убежать от него, как только я увидел его руки. Неправильные, чудовищные руки, с пальцами вдвое длиннее положенного.

Длинные пальцы тянутся к ее волосам, почти касаясь их.

– Гоблин, – выдохнула Алиса, сама того не ожидая.

– Значит, и вы его знаете, – сказал Судак. – Я не удивлен, хотя удивительно то, что он не запихнул вас в мешок и не отнес Королеве. Ему как раз такие и нравятся, девушки с золотистыми волосами, пускай у вас они и короткие.

Алиса не стала спрашивать, что делает гоблин с другими, теми, кто ему «нравится». В Городе она вдоволь насмотрелась на то, что люди – и монстры – делают с похищенными девушками.

– В любом случае, – продолжил Судак, – тогда он замаскировался, хотя рук спрятать не смог, и неважно, сколько чар она наложила на него. Он предложил мне золото и дом, чтобы жить здесь, в лесу, и любую еду, какую пожелаем мы с братьями.

– И что же вы должны были делать? – спросила Алиса.

– Патрулировать лес, следить, чтобы никто не браконьерствовал, не охотился на стада белых оленей Королевы. Дело казалось довольно простым. Охотятся тут редко, а белых оленей видят еще реже. Я сам в свое время убил пару обычных оленей, когда они забрели к нам