Красная королева - Кристина Генри
«Холодно. Так холодно».
Алиса стояла перед прозрачным дворцом, что находился на самой высокой вершине самой высокой горы. Руки ее дрожали так сильно, что она едва чувствовала их, а когда она посмотрела вниз, то увидела, что кончики пальцев посинели. И ног в башмаках она уже не ощущала, и зубы ее громко стучали.
Дворец сверкал на солнце. Таких красивых зданий Алиса никогда прежде не видела. Но красота эта была холодной, и что-то тут было не так. Совсем не так. Она наклонила голову, прислушиваясь. Ветер свистел в ушах, пел ледяную песню, но под этим свистом скрывалось нечто иное. Визгливый, несмолкающий женский смех, в котором не было радости.
А еще крик. Детский крик.
Звук был таким ужасным, таким надрывным, что Алиса зажала ладонями уши, пытаясь отгородиться от этого вопля, притвориться, что она не слышала его вовсе.
Но крик ввинтился в череп, проник в мозг, засел там, глубоко-глубоко внутри, въелся в кости, в кровь, в плоть, и она знала, что всегда будет слышать его, во сне и наяву, всегда – пока дети будут кричать.
Потому что они зовут ее.
«Нет, – подумала она. – Нет».
И она побежала, не обращая внимания на то, куда несут ее ноги, побежала, поскальзываясь на льду, и переступила край пика, самого высокого пика самой высокой горы, и почувствовала, как падает в никуда, но крик продолжал преследовать ее, так что даже в смерти она не спасется от этих кошмарных воплей.
Глаза Алисы открылись, и она увидела, что падает, падает на самом деле. Несмотря на все предосторожности, она все-таки задремала, сидя на ветке, – и вот теперь за это расплачивается. Она все еще слышала крик из своего сна – эхо его последовало за ней в явь.
Ветер свистел в ушах. Спина выгнулась дугой, руки взлетели вверх, будто хватаясь за небо. Осталась всего секунда, чтобы приготовиться к жесткому удару о землю, к слепящей вспышке боли в ломающихся костях.
Но ничего не случилось. Она врезалась во что-то кожистое, упругое и очень, очень вонючее – так, верно, воняет серное болото. Перед глазами мелькнуло огромное лицо: выпученные зеленые глаза, заросшие волосами ноздри гигантского носа-картошки – и все потемнело, когда чьи-то пальцы сжали ее, и рокочущий голос торжествующе проорал:
– Поймал!
Тело ее ломалось, хотя и не так, как она ожидала, когда падала. Хватка существа сминала ее, но, что еще хуже, Алиса не могла дышать. Чудовищная вонь мерзкой кожи душила ее, Алиса давилась рвотными позывами; еще миг – и ребра ее треснут, осколки пронзят сердце, и она умрет.
«Тесак».
Мысль, или желание, или беззвучный крик – все равно что, но этот зов станет ее последним словом.
И вдруг в легкие хлынул воздух, невыносимое давление исчезло, но перемена оказалась неутешительной, поскольку чудовище, разжав руку, ухватило добычу за лодыжку и подняло на уровень собственных глаз. Мешок больно стукнул Алису по затылку, кровь прилила от ног к голове.
Великан, прищурившись, осматривал ее.
– М-да, ни то ни се, на один зуб, – пророкотал гигант. – Но сойдет, пока я ищу твоего дружка.
Существо разинуло рот, показав растрескавшиеся желтые зубы и огромный серый язык. Из пасти его несло таким смрадом, будто бы в брюхе твари было полно мертвецов.
«Это будет последним, что я увижу в своей жизни», – подумала Алиса и решила, что смерть от руки Бармаглота была бы, по крайней мере, куда менее отвратительной.
Пузырек с чудовищем (бабочкой) по-прежнему лежал в мешке, так что, выходит, склянку тоже переварят, и значит, Алиса может пойти на смерть с чистым сердцем. Она зажмурилась, не желая видеть, как будет соскальзывать вниз по глотке монстра, не желая больше ничего знать. Она надеялась только, что все произойдет быстро. Что ей не будет больно.
И тут вдруг опять что-то случилось. Неожиданно – как, похоже, всегда случалось с Алисой.
Когда великан отпустил ее и она уже летела в слюнявую серую пасть, другая громадная рука перехватила ее, остановив падение.
– Нет, Треска! – рявкнул второй великан, держа Алису за щиколотку и потряхивая рукой. – Ты знаешь правила. Ты знаешь ее закон. Они не причинили вреда, и мы не должны причинять им вред.
От жестикуляции великана Алисе казалось, что все ее внутренности вот-вот поотрываются и вывалятся изо рта, и что же тогда с ней будет?
«Ты умрешь», – кисло подумала она. Ну и какая разница, что принесет ей смерть – желание одного гиганта или небрежность другого?
– Но я го-о-олоден, Судак, – захныкал первый великан, тот, которого второй назвал Треской. Точь-в-точь как ребенок, выпрашивающий лимонное мороженое в зоопарке. – Мы так давно не кушали человечинки. С тех самых пор, как он назло принялся сжигать все подряд. К нам целую вечность никто не приходил, только вот эта штучка да ее дружок. Никто больше не хочет пересекать равнины.
– Так никого и не осталось, чтобы пересекать равнины, – ответил второй, которого, видимо, звали Судак.
«Какие странные имена у этих великанов», – подумала Алиса. Что ж, есть хотя бы о чем подумать – кроме того, что она висит вверх тормашками и раскачивается при каждом движении руки Судака.
– Но это не дает тебе права нарушать ее законы. Она сказала, что накажет нас, и ты прекрасно знаешь, что так она и сделает, – заявил Судак.
– Не знаю уж, как она может наказать нас хуже, чем уже наказала, – пробормотал Треска.
– Уверен, воображение у Королевы получше, чем у тебя, – ответил Судак. – Да у любого червяка оно получше будет.
– И что это значит? – взревел Треска.
– Это значит, что ты – просто эгоистичная шавка, да только у тебя даже собачьих мозгов нет! – рявкнул в ответ Судак и в очередной раз энергично встряхнул Алису.
Внезапно она решила, что с нее довольно, спасибо. Алиса открыла рот и испустила такой душераздирающе-пронзительный крик, что оба великана оцепенели.
Судак поднес ее к глазам, больше похожим на огромные валуны; Алиса подумала, что хоть она довольно высокая, но недотянула бы и до половины длины его носа. Потребовалось бы поставить друг на дружку семь или восемь Алис – нижнюю на уровне подбородка, – чтобы верхняя смогла дотронуться до лба исполина. Физиономия второго великана была почти идеальной копией морды первого.
– Эй, и что это значило? – поинтересовался тот оскорбленным тоном. Ну что за наглец?
Постоянные падения, и качания, и тряска, и крик, и угроза неминуемой смерти лишили Алису дыхания, но она все-таки умудрилась выдавить:
– Переверни… меня…
Видимо, только теперь заметив бедственное положение
