Дэвид Эйткен - Спящий с Джейн Остин
Иные мужчины страдают от посткоитальной депрессии, а на меня частенько нисходили приступы предубийственной меланхолии, которые джазмен назвал бы Преждевременным Травматическим Блюзом.
Однако я нашел способ совладать с этим, а самое чудесное — что именно вам было предназначено помочь мне в этом! Я был не в ладах с фортуной, и глаза одиночества орошали слезами мое отверженное существование, а глухие небеса сотрясались от моих отчаянных криков и, глядя на меня, проклинали мою судьбу. Ну вы знаете, как это бывает. Жизнь была горька, как хина.
Но затем — оп! — ненароком я подумал о вас, и на душе стало гораздо, гораздо легче. Ведь если моя жизнь — хроника потерянного времени, друзья, то что тогда сказать о вашей?
Я никогда не мог понять, например, как может человек проделать свой жизненный путь, не прочтя «Илиады» мистера Гомера. Ни разу не окунуться в «Фауста» или не проштудировать Шиллера. Конечно, на свете найдется множество людей, никогда не читавших Библию (я могу это гарантировать; даже ее обложка — и та внушает ужас), но ведь любой найдет время для мистера Пиквика? Для господ Флобера, Харди и Досткого. Для мисс Остин, Элиот и Бронте. Нет?
Вы меня изумляете — но, впрочем, удивляться нечему. Чего доброго, вы заявите мне, что ни разу не смотрели «Касабланку» и «Титаник». С тем же успехом вы можете окончательно дискредитировать себя, признавшись, что не прочли ни единой строчки шекспировских сонетов, — правда, сейчас вы уже не можете этого сказать, потому что я их здесь цитировал. Небольшая ловушка, искусно расставленная мною, и вы угодили прямо в нее — как обычно.
Все вышесказанное призвано лишь продемонстрировать, что у большинства из нас имеются аспекты личности, которые все прочие с большой вероятностью сочтут странными. Вы можете отшатнуться в ужасе (как поступили многие в суде) от самой идеи того, что человек поедает уши проституток, а иногда — сырые уши проституток. Вы можете верить в глубине своего сердца, что подобное не поддается объяснению, переходит все мыслимые пределы и не лезет ни в какие ворота. Слышу, вы говорите: «Человек, способный кичиться подобным поступком, — определенно сумасшедший». Вот вы — сумасшедший? А меж тем это был я, и мы оба знаем, что я не безумнее вас. Я не просто читал «Улисса», я даже понял некоторые из тех слов, которые использовал Джойс. (В своей области он был новатором, как и я.)
Так что не торопитесь бросаться камнями, ханжи и лицемеры. Не судите, да Не судимы будете — как я сказал судье во время процесса. На каждую черную метку, которую вы готовы записать на мой счет (пишете углем или как?), я могу отыскать контрпример среди ваших собственных грешков, друзья мои. Давайте также не будем забывать и о моих добродетелях, каковые, смею надеяться, кое-что компенсируют. Я не пью, не курю, не трахаю шлюх… Два попадания из трех — уже неплохо. Да, я пользовался проститутками, ну и что с того? По крайней мере, мне не приходилось тратить на них деньги. Они доставались мне бесплатно, обратите внимание. И в конце концов, они кормили меня…
Лола. Ello[64], Л. А., Лола. У нее имелись свои странности, и я звал ее Беспутная Лола. Как я уже говорил, это было не настоящее ее имя, но — да, вы предположили правильно — кто платит, тот и заказывает. На самом деле ее звали Марией. Но в конце концов, Лолу Монтес[65] по-настоящему тоже звали Марией, так что разница невелика. И, так же как ее знаменитый оригинал, Лола любила танцевать. Танцы были ее специализацией — так она мне сообщила.
С тех пор как я начал посылать проституток в перманентную отставку, я многое узнал о них. Как выяснилось, большинство filles de joie[66] специализируются в той или иной области своей профессии, наподобие врачей. Некоторые, например, практикуют садизм. Ну, вы наверняка представляете себе эту старую как мир картинку: чулки в сеточку, красный бюстгальтер и хлыст — все такое. В чем-то сродни духовному ремеслу, как мне кажется. Peccavi[67] — и кнут пошел в дело. Иные девушки помещают в свои влагалища кусочки разбитого стекла, и когда вы… Э-э, ладно, это слишком притянуто за уши. Хотя могло бы вас научить правильному обращению с падшими женщинами, вы, грязные животные! И не трудитесь утверждать, будто Иисус тоже делал это. Он не трахал их, Бог с вами! Достаточно вспомнить, что Он в основном околачивался в компании мальчиков. Самое большее, что делали для него падшие женщины, — это интенсивный массаж ног.
Так вот, Мария — или Лола — была танцовщицей, хотя специализировалась в основном на грязных танцах (хе-хе). Скажите только слово, и она спляшет для вас в любой позиции. И разумеется, Лола умела танцевать канкан. А что касается волынки… впрочем, ладно, не сейчас. Про волынку позже. Когда Лола вытопывала свой фокстрот, по позвоночнику моему пробегали ледяные мурашки. Я не люблю говорить о таких вещах, вы же знаете, потому-то и размахиваю руками как безумный. Впрочем, Дебби говорит, что у меня есть шансы, а Дебби — один из тех ключей, что могут отпереть замок моей камеры.
— Исповедь облегчает душу, Даниэль, — говорит она мне, позабыв о том, что в Плитке душа заключенного изымается сразу же на входе, вместе с ремнем и подтяжками. Впрочем, нет сомнений, что падре Картошка согласился бы с ней. Психиатр не так уж и отличается от священника: оба они сражаются с невидимыми чудовищами.
Бордель на Д-стрит располагался в полуподвале. Вместо традиционного красного фонаря над дверью этого дома стыда размещался осветительный прибор, источавший какой-то тревожный зеленый неоновый свет и издававший легкий шипящий звук. Я как-то слышал про один эксперимент, в результате которого выяснилось, что даже очень голодный человек не может съесть бифштекс, если над ним горит зеленый свет. В смысле, над бифштексом. Пока я спускался, мне пришло в голову, что зеленая лампа может быть данью названию улицы, которая на самом-то деле именовалась Диксон Док-Грин. Отсюда, кстати, можно понять, как давно все это было… Или, может быть, сей откровенный свет предназначался для прохожих, которые были приезжими.
Передняя (или вестибюль) дома 22 по Д-стрит была оформлена под будуар французской проститутки — видимо, для того, чтобы сразу настроить потенциального клиента на нужный лад. В комплекте к будуару прилагался стол и сидящая за ним старая карга с гнилыми зубами и морщинистыми ушами. Сухая, как собачий корм, она была одета в мужской полосатый пиджак и то, что — я уверен в этом и по сей день — было полковым галстуком шотландского полка Сифорта. Железный крест первого класса из пушечной бронзы свисал с лацкана. Она была экстремально ужасна, а уж я-то знаю об ужасах все и еще немного. Кабы я не был столь тверд в своих целях, то мог бы и сбежать, едва увидев этого неаппетитного зловещего Цербера. Направляясь к старой ведьме, я утешал себя мыслью, что, по крайней мере, у пса только одна голова (если, конечно, это удачное определение для предмета, растущего на ее складчатой шее).
Для вящего удобства тех моих читателей — особенно женщин, — которым не довелось свести близкое знакомство с борделями, я должен кое-что пояснить. Публичный дом — это не то место, где требуется соблюдение особых правил и норм. Вам не нужно заполнять никаких анкет, и никто не выставит за дверь, если вы явились без галстука. Здесь не нужно долго стоять в очереди на обслуживание — даже если девочки перегружены работой.
Привратница с Железным крестом направила меня в комнату номер 6, расположенную глубоко в недрах земли. У этого подвала есть еще и подвал… Не исключено, что в конце концов мне действительно предстояло столкнуться с Цербером.
— Просто постучите и входите внутрь, — инструктировала меня старуха. Прибыв к порогу комнаты номер 6, я так и поступил. Не могу сказать наверняка, что я надеялся там увидеть. Скорее всего — проститутку в дезабилье. Однако зрелище, представшее моим глазам, принципиально отличалось от любых ожиданий.
Кен Дональдсон-Маккей — сэр Кен Дональдсон-Маккей, член парламента от восточного округа Данди, — был облачен в нечто напоминавшее помесь традиционной внеслужебной одежды парламентариев тех дней, экипировку девочек-хористок и высокие каблуки. Помимо того, он склонился к ногам существа, похожего на Маргарет Тэтчер (сейчас это амплуа!), а она колошматила его по животу изданием «Бино Аннуал»[68] 1956 года в твердом переплете, которое, как мне кажется, является раритетом. Кен верещал точно так же, как это обычно делает его персонаж в «Вылитом портрете»[69].
Только тут я заметил (и следует отдать дань моей внимательности, учитывая представшее глазам зрелище), что номер на двери комнаты 9 перевернулся вверх ногами и превратился в шестерку. Я поспешно ретировался, сделав перед уходом короткий реверанс. Отчего-то последнее показалось мне совершенно необходимым.
