Кристиан Мерк - Под маской молчания
— Вы бы посмотрели, сколько стоит здесь галстук! — возмущенно воскликнула Арабелла. — Пожалуйста, не стесняйтесь. Я потом отправлю это вместе с вашей одеждой в химчистку, Стефано еще не успеет вернуться. Габариты у вас примерно одинаковые.
Виктор порылся в шкафу и выбрал серый костюм, синий галстук и рубашку легкого оттенка слоновой кости. Он инстинктивно задержался, не решаясь переодеваться при ней.
— Смелей, смелей! — подбодрила Арабелла. — Кроме того, я ведь росла с братом. Могу и отвернуться.
Оба засмеялись. Виктор заметил биение жилки на ее шее. Рука сама собой поднялась и потянулась к пульсирующей синей выпуклости, но он сдержался.
— Ну и как? — спросила Арабелла, подходя к нему и обводя пальцами плечи.
— Типичный банкир. Или мой отец.
Она провела ладонью по спинке пиджака. Приоткрыла рот. Ее губа… Сердце Виктора усиленно колотилось.
— Да, похоже, сидит неплохо. Я вам обещала мороженое… Но замоталась.
— Не расстраивайтесь. Вы меня преобразили изнутри и снаружи. На это потребовалось много энергии.
Ее лицо слегка порозовело. Самое время для объятий. Но ничего не произошло, и Арабелла чуть заметно вздохнула:
— Что ж, мистер преображенный, у вас, наверное, еще есть дела?
Нет-нет, Виктор не хотел расставаться с нею. Шевели мозгами!
— А что, если мы выйдем куда-нибудь перекусить? — выпалил он. — Я, например, уже созрел для маленького хот-дога.
— Хот-дог в Венеции? — усмехнулась она. — Это все равно что пицца в Англии.
— Неужто?
— Проверено на собственном горьком опыте.
Арабелла направилась с ним к выходу, маневрируя между стремянками. Выйдя на кампо Сан-Сте, она заперла дверь четырьмя ключами на четыре замка.
— Сигнализация была бы надежнее, — предположил Виктор.
— Вы не знаете, какие в Венеции воры. Пойдем.
И она увлекла его за собой, не дав рассмотреть группу приближающихся мужчин, вероятно рабочих, возвращающихся после перерыва.
— Мы оба родились здесь, в доме номер четыре, я и Стефано. — Она указала на соседнее здание из известняка. — Отец был дирижером, мать пела. Оперная певица.
— «Ла Фениче»?[17]
Она изобразила на лице шутливый ужас:
— О-о, придется мне пересмотреть свое представление об американцах… В общем, банальная история: отец спился, мать с гастролирующим тенором отбыла в Копенгаген, а мы со Стефом остались дома, но дом-то наш продали. После несчастного случая купили соседний. Ремонт все еще тянется, как вы заметили. Стеф следит за работами и заботится обо мне.
— Я с ним встречусь? — Виктору самому не понравилось, как прозвучал его вопрос, но он все же положил руку на плечи Арабеллы.
Она как будто не заметила его жеста и продолжила разговор:
— Если он распутается с этой крошкой из Швеции… или откуда она там…
Солнце вывалилось наконец из облаков, осветило церковь, казавшуюся слепленной из мокрого мела. Окружившие церковь святые как будто ожили и приподнялись на цыпочки, протягивая мраморные руки к своему небесному владыке. Арабелла почувствовала, как Виктор замедлил шаг.
— Потрясающе, да?
— Церковь?
Арабелла покачала головой и свернула в узкий проулок, где траттория выставила стулья под распростертым крылом навеса. А во второй дом как раз входили люди, невидимые отсюда.
— Венеция, — наконец ответила она.
26
Шоколад в лепестке фарфоровой чашки остывал. Судья к нему даже не прикоснулся. Джанлукка мялся перед господином, чуя недоброе и не смея поднять глаз.
— Что нового, Джанлукка? — задал наконец свой обычный вопрос судья.
У слуги отлегло от сердца. Может, ничего страшного и не случилось.
— Еще один славный день Республики, ваша честь, — привычной формулой ответил он и подумал, не стоит ли проявить инициативу и спросить насчет свежей чашки шоколада. Но судья прикоснулся сухими пальцами к бумагам, содержания которых Джанлукка разобрать не мог, так как они лежали слишком далеко от него.
— Неужели?
— Разумеется, ваша честь, — с жаром заверил слуга, ни в чем более не уверенный. — Температура на шесть градусов выше вчерашней, уровень воды в Большом канале на три сантиметра ниже. Вдова Варади только что принесла свежий хлеб, ваш любимый. — Он почтительно откашлялся. — Трехзерновой.
Пальцы судьи медленно зашевелились. Он выбрал из стопки листок и протянул его Джанлукке:
— Узнаешь?
Джанлукка нагнулся вперед и вгляделся.
С грохотом упал на пол поднос, горячая жидкость обварила лодыжки слуги и испортила ковер. Он узнал один из множества документов, которые он целых два десятка лет крал из подвальных архивов и продавал синьору Миммо. На вырученные деньги он дал хорошее образование двум своим детям и купил жене столовый гарнитур красного дерева.
— Ваша честь… — пробормотал слуга.
— Я стар, слеп, не замечу, меня можно обманывать? Так? — Судья упруго поднялся, помолодевший от прилива людоедской энергии. — Воры не должны красть у воров, Джанлукка.
— Смилуйтесь! — Джанлукка был охвачен безумным ужасом.
— Это не ко мне. Милость — хлеб Девы Марии. Я в ее дела не вмешиваюсь.
— Я раскаиваюсь и приму любое наказание, которое ваша честь сочтет…
— Разумеется. Ты только вот что скажи. Общался ли ты с кем-нибудь, кроме этого мелкого бюрократа? Шпионил ли за мной еще для кого-нибудь? Напряги память.
Стенная панель за Джанлуккой бесшумно повернулась, к нему протянулись руки, вооруженные куском проволоки.
— Нет-нет, что вы! Я только хотел добыть для семьи немного денег. Никогда я не общался с предателем! Можете мне вер… кхррр…
Гаррота перерезала шею слуги почти до позвоночника. Труп глухо ударился об испачканный ковер. От него несло вонью свежих испражнений. Судья обошел труп, встал перед камином и скормил листки радостно вспыхнувшему пламени. Последняя память о покойниках прошлых дней исчезла в огне. Двое опрятных молодых людей в хорошо сидящих костюмах убрали труп, другие двое поправили мебель. Одна уборщица смывала с ковра шоколад, другая занялась пятнами крови. Внизу кто-то из прислуги договаривался с химчисткой по поводу обработки громоздкого ковра. К ужину Джанлукка уже нашел покой на дне лагуны. А предатель скоро будет обнаружен.
Глядя в огонь, судья пригубил наконец шоколад. Напиток остыл окончательно, но старик не мог припомнить, когда каждый глоток этого густого питья доставлял ему такое наслаждение.
27
В траттории они засиделись. Постоянные посетители бросали взгляды на смеющуюся до слез молодую женщину, сочувствовали ее слепоте и завидовали блондину в шикарном костюме, утиравшему ее слезы.
Виктор более не пытался держать дистанцию. Он хотел побольше узнать о ней, о ее семье, но Арабелла только улыбалась да потягивала вино. Вдруг ее рука протянулась через стол и сжала его ладонь. Пожатие наставника, но ни в коем случае не интимный знак.
— Мне надо поработать над итальянским вариантом для наших шакалов из «Оссерваторе романо» и подобных берлог. — Арабелла вынула губную помаду и уверенным жестом подвела губы.
— Когда я вас увижу?
Помада легла безупречно.
— Работа меня убивает.
Виктор откинулся на спинку стула, недовольный собой и своим растущим увлечением девушкой.
— Что ж, ваша работа со мной заслуживает наивысшей оценки.
Она слегка склонила голову набок:
— Я бы не сказала. Ваше «с» все еще оставляет желать лучшего. Может быть…
— Но ведь вам некогда, вы сами говорили…
Она поморщилась, недовольная, что ее поймали на слове. Виктор тайком порадовался ее раздражению. Парная игра в самоконтроль.
— Профессиональная гордость… Ну-ка, язычок… — Она продемонстрировала, широко разинув рот. Посетители заинтересовались.
Виктор попытался скопировать, с весьма скромным успехом.
— Сложно. Плохо получается.
— Ничего страшного. Попробуйте произнести «превосссходно».
От старания у Виктора вышло только хуже:
— Превосш… Тьфу!
— Пробуем снова, закрыв глаза.
Он закрыл глаза и почувствовал на щеках ладони, тонкие пальцы коснулись ушей. Скрип стула подсказал, что она приблизилась вплотную. Голова поплыла на розовых волнах.
— Сссупер!
— Сссупер…
Он почувствовал тяжесть ее тела на своих коленях.
— Лучше. Превосссходно!
— Превосссходно…
— Ослабьте язык. Не так сильно оттягивайте его назад. Прислоните его к губам, как велосипед к калитке.
Не открывая глаз, он почувствовал на своем лице ее дыхание. Послушно шевельнул языком, и тут голова как будто взорвалась.
Ее язык оказался у него во рту. Он задержался у входа в эту калитку, открыл ее и проник внутрь, встретился с ее языком и отпрянул. Виктор открыл глаза. Она ждала его реакции. Он медленно приник к ее губам и впился в них долгим поцелуем. Посетители жадно наслаждались этим зрелищем. Арабелла прервала поцелуй.
