Роберт Фериньо - Дрожь
— Сегодня утром Хоулт взяла одну из личных фотографий Джонатана, полагая, что я не заметил.
Дезмонд удивленно уставился на Джимми.
— Я видел сам, Дезмонд! Она ее украла!
— Это не только незаконно, но и не подобает полицейскому, — нравоучительно сказал Дезмонд. — Все, что она добыла таким образом, не считается уликой и не может использоваться в расследовании. Ну и зачем умнице вроде Хоулт поступать так по-дурацки?
Джимми пожал плечами.
— Почему ты ее не спросил?
— А ты бы спросил на моем месте?
— Нет, — улыбнулся Дезмонд.
— Я подумал, что она решила снять с фото отпечатки пальцев, — сказал Джимми. — С другой стороны, она же знала, что снимки Джонатана, он был там везде. Так в чем смысл?
— Может, она решила показать ее кому-то еще, проверить подлинность.
— Джонатана там нельзя не узнать. — Джимми вспомнил порнографические снимки брата. — Я знаю только одно — раз Хоулт свистнула снимок, значит, он имел для нее огромное значение. Она поверила мне, правда?
— Не важно, чему и кому верит коп. Силой обладает только улика. — Дезмонд допил шоколад и медленно встал. — Повторюсь: будь с ней начеку.
Глава 13
Хоулт скинула ботинки прямо у входной двери и вошла в кухню. Ноги ныли от усталости, впрочем, как и все тело. Джейн положила сумочку на стол, расстегнула кобуру и оставила оружие рядом с сумочкой. Пиджак она повесила на спинку стула. Наверное, только рутина способна снять напряжение, раз и навсегда заведенный порядок действий. Только это избавит ее от ошибок.
Хоулт открыла холодильник, и в лицо повеяло морозцем. Она достала охлажденный бокал для мартини и сам напиток в смеси с тоником и взболтнула банку, вспомнив слова матери, утверждавшей, что Джеймс Бонд и подобные ему утонченные люди любят как следует встряхивать смешанные напитки. Бедная мама не могла себе и представить, что однажды они станут продаваться уже в готовых коктейлях.
Хоулт наполнила бокал и положила в него крупную оливку. Несколько капель заскользило по стенкам бокала, и она машинально облизала его, сразу же почувствовав себя из-за этого крайне неловко. Она же так гордится своей выдержкой и самоконтролем! А сейчас… Джейн зажмурилась, сделала первый глоток и открыла глаза. Напиток даже отдаленно не напоминал те великолепные коктейли с мартини, которые делала ее мама еще по бабушкиным рецептам.
Хоулт подошла к окну и взглянула на свое отражение в стекле. Лишнее напоминание о том, как она измотана. Обычно яркий океанический пейзаж, разворачивающийся за окном, сейчас казался серым и тусклым, как и сама Хоулт. Дождь не прекращался, покрывая океан блеклой сеткой. В эту пору даже в солнечные дни вода в океане была холодной, без водонепроницаемого костюма не покупаешься. Дрозды-рябинники, прилетавшие в Лагуну, недоумевали, опуская лапки возле берега. Потрогав воду, они быстро отбегали прочь. Джейн вспомнила увиденную однажды наклейку на чьем-то бампере: «Добро пожаловать в Калифорнию. Вам пора домой». Точнее и не скажешь. Хоулт чувствовала себя не в своей тарелке, переехав сюда из Род-Айленда, но сейчас привыкла. Джейн поймала свое отражение в окне и вздрогнула. Ну и вид!
День начался многообещающе. После звонка будильника Хоулт, как обычно, прослушала сообщения на автоответчике и заинтересовалась снимками, упомянутыми Джимми. Она вскочила с кровати, уже прокручивая в голове план действий. План игры. О Боже, о чем она думает? Она всегда старалась не повторять привычные спортивные метафоры и военный сленг, употребляемые другими копами. А теперь сама говорила так же. Она знала новый адрес Джимми, вычислила его по номеру телефона и очень удивилась, что номер принадлежит Дезмонду Терреллу. Полная надежд, Хоулт села за руль и поехала к нему, но ее постигло страшное разочарование. Радость предвкушения сделала его особенно горьким. Джейн понятия не имела о том, что на самом деле видел Джимми. Однако следовало оставаться начеку в любом случае.
Хоулт потягивала коктейль, наблюдая за огоньками на побережье и представляя собравшиеся за ужином семьи — жены и мужья делятся новостями прошедшего рабочего дня, а дети… Джейн не могла придумать, что говорят в таких случаях дети. Она выловила из бокала оливку, положила в рот и медленно разжевала. Нет, она вовсе не ненавидела свою работу. Всегда приезжала спозаранку и оставалась допоздна. Даже за рулем она продолжала обдумывать дела. Расследование убийства Филиппа Киннесона казалось ей всего лишь одним из них. Но только до того момента, как спустя три дня после обнаружения тела был найден поляроидный снимок. На него наткнулась маленькая девочка, строившая песчаные замки на пляже. Фотография застряла в расщелине скалы, ребенок увидел ее и, заливаясь слезами, побежал к маме, которая и вызвала полицию.
Хоулт залпом опустошила бокал, чувствуя, как алкоголь одновременно холодит и согревает горло, посмотрела в окно и ощутила себя старой. Голова ныла от боли. Она давно не пила. Хоулт вспомнила, как ее отец, приходя поздно ночью с работы, опрокидывал стакан мартини с таким нетерпением, словно пытался затушить пожар, бушевавший в груди.
Три дня на солнце слегка подпортили снимок, но все равно не узнать на нем Киннесона было невозможно. Сначала Хоулт решила, что фотографировал кто-то из полицейских, и даже пыталась вычислить, кто посмел нарушить ее приказ. Однако затем заметила в изображении нечто странное: цвет зубов сильно контрастировал с цветом кожи, а черты лица казались плоскими. Это фото не было похоже на снимки, сделанные с места преступления. Большинство детективов отнесли бы эти нюансы — если бы вообще их заметили — на счет расположения объектива по отношению к солнцу. Большинство детективов, но не Джейн Хоулт. В юности, когда остальные девчонки шатались по танцам и развлекались с мальчиками, она проводила долгие часы под красной лампой, проявляя и печатая фотографии. Наметанным глазом Хоулт сразу определила, что скорее всего снимок делали со вспышкой.
Киннесона убили сразу после полуночи. Труп фотографировали утром, соответственно без вспышки. Напрашивался логичный вывод — если кто-то снимал это фото «Поляроидом» со вспышкой, значит, делал это ночью. Хоулт нашла снимок, сделанный убийцей. Это был своеобразный почерк маньяка. Он фотографировал своих жертв после совершения преступления. Хоулт предположила, что этот конкретный снимок случайно унес в ночь ветер. Марии Синоа, специалисту из лаборатории, понадобилось всего две минуты, чтобы подтвердить — фотографировали действительно ночью. ФБР почти три недели проводило свои исследования, полностью совпавшие с заключением Марии.
Лейтенант Дифенбахер, босс Хоулт, был настроен скептически. Он не отрицал, что снимать мог и убийца Киннесона, но это, по его мнению, не доказывало существования серийного маньяка.
— Работа полицейского заключается в том, чтобы, заслышав за спиной стук копыт, представить себе лошадей, — отчитывал он Джейн. — А если напридумывать каких-нибудь зебр, то это, простите, выпендреж. Нам не нужна репутация фантазеров. И вам тоже не нужна.
Хоулт прекрасно понимала, что босс хотел защитить ее, оградить от ошибки, но его тон все же раздосадовал.
Через месяц после обнаружения фотографии и позвонил Джимми. Он представился, сказал, что получил письмо от некоего субъекта, взявшего на себя ответственность за убийство Киннесона и признавшегося в других подобных преступлениях. Хоулт чуть не пролила чай, потянувшись за блокнотом, чтобы записать адрес редакции журнала.
Джейн допила мартини, пошла на кухню и наполнила бокал снова. Два бокала — ее норма.
Она всячески пыталась дать ход делу Яйца, но сопротивление ощущалось с самого начала. Вышестоящие инстанции настаивали на неопровержимых уликах, объединяющих преступления. Никакой очевидной связи не прослеживалось, и даже баллистическая экспертиза не дала вразумительных результатов. Когда дело закрыли за недостаточностью улик, Джейн была единственной, кто верил в истинность полученного Джимми письма. Все остальные отрицали существование убийцы с «Поляроидом», уничтожавшего жителей Лагуны.
Бывший моряк Дифенбахер больше всех поддерживал Хоулт, уважая ее за ум, твердость и смелость. Но в данном случае он придерживался иного мнения, считая глупыми и опасными попытки Джейн раздуть из обычных разборок гомосексуалистов дело с серийным убийцей. Не нравилось ему и то, что она связалась с журналистом с сомнительной репутацией. Дифенбахер потерял веру в Хоулт, и это было известно им обоим.
Да и саму Хоулт иногда мучили сомнения. Она была абсолютно уверена в своей правоте в начале расследования, но шли месяцы, и ее поверенный из ФБР перестал отвечать на электронные письма. Дифенбахер старался ее урезонить, сначала в устной форме, а затем и в письменной, приказывая не тратить больше сил и времени на дело Яйца. Однако Хоулт продолжала работать, даже платила бывшим криминалистам за помощь из собственного кармана.
