Деон Мейер - Тринадцать часов
— Сэр, никто не…
— Встретимся в больнице. И пусть Франсман Деккер тоже приезжает! Хамит свидетелям, засранец такой! А если я стану его защищать, все скажут: я покровительствую своим. Ведь он тоже цветной, как и я! Кстати, где ты там сейчас?
— Комиссар, мы с Вуси сейчас занимаемся убийством на церковном дворе…
— А еще, оказывается, убили американскую туристку! И все в один день! В общем, Бенни, увидимся в больнице. Жду тебя там через пять минут! — Африка отключился.
Бенни вспомнил, что налил Алексе Барнард выпить, а комиссар не сказал, в какую больницу нужно ехать. Но тут в ресторан вошел Оливер Сэндс с цифровым фотоаппаратом в руках. Олли плакал, не сводя глаз с маленького жидкокристаллического монитора. Подойдя к ним, парень повернул камеру, чтобы детективам тоже было видно. Когда Бенни Гриссел взглянул на снимок, ему опять показалось, будто чья-то рука схватила его за горло и сдавила. Рейчел Андерсон и Эрин Рассел, веселые, беззаботные, стояли на фоне Килиманджаро. Молодые, жизнерадостные, они были очень похожи на его дочь Карлу. Они еще верили, что жизнь, ждущая их впереди, — одно сплошное Большое Приключение.
Рейчел Андерсон лежала на животе за штабелем сосновых дров в прохладном гараже, стараясь не дышать.
Она решила, что они ее заметили, потому что услышала, что шаги и голоса приближаются.
— …больше людей, — сказал один из них.
— Может быть. Но если подключить босса, людей у нас будет больше чем достаточно.
Она узнала голоса.
Они остановились перед гаражом.
— От всей души надеюсь, что она до сих пор где-то там.
— Проклятая гора! Такая громадная. Но если она шевельнется, Барри ее сразу засечет. А наши полицейские прочесывают улицы. Мы ее возьмем, стерву такую! Я не сомневаюсь: рано или поздно мы ее возьмем, и тогда всем тревогам конец.
Она прислушивалась к голосам и шагам, которые затихали вдали. «А наши полицейские прочесывают улицы». Фраза снова и снова повторялась у нее в голове, убивая последнюю искру надежды.
Бенни Гриссел перешел на африкаанс:
— Вуси, он обязательно расколется. Только припугни его как следует. Пригрози, что арестуешь. Если понадобится, даже отведи его в камеру. Мне надо ехать.
— Ладно, Бенни.
Сев в машину, Гриссел позвонил Деккеру.
— Франсман, она еще жива?
— Да жива она, жива. Тинки все время присматривала за ней, но она попросилась в туалет, а сама закрыла дверь и перерезала себе вены разбитой бутылкой…
Той самой, из которой он ей наливал? Как же она пронесла бутылку в ванную?
— Жить будет?
— По-моему, да. Мы сработали оперативно. Она потеряла много крови, но, скорее всего, выживет.
— Где ты сейчас?
— В больнице «Сити-Парк». Тебе звонил комиссар?
— Комиссар рвет и мечет.
— Бенни, в том, что случилось, никто не виноват, кроме поганца Маутона, который устроил скандал. Когда он увидел кровь, он просто…
— Франсман, мы справимся. Я уже еду. — Гриссел включил зажигание, думая об одном: не упустил ли он чего-то важного в разговоре с Алексой Барнард?
Инспектор Вуси Ндабени начал разговор миролюбиво:
— Я ваш друг. Можете рассказывать мне все, без утайки.
Оливер Сэндс тут же стащил с себя очки.
— Знаю. — Сэндс подышал на линзы и вытер их подолом футболки. Теперь он сидел спиной к двери.
— Так что же на самом деле произошло вчера ночью? — Вуси пристально следил за поведением Сэндса, вспоминая, что говорил ему Бенни.
— Я ведь уже все рассказал, — сухо ответил Сэндс. Пожалуй, даже слишком сухо.
Вуси позволил себе потянуть время. Он посмотрел на Сэндса в упор. Тот отвернулся. Выждав, пока Сэндс снова наденет очки, Вуси наклонился вперед:
— По-моему, вы кое-что утаили.
— Я все рассказал, честное слово! — Рука снова метнулась к носу; Олли поправил очки.
Бенни посоветовал как следует припугнуть Сэндса. Вуси, мягкий по натуре, боялся, что не сумеет действовать убедительно. Он вынул из нагрудного кармана наручники и положил их на стол.
— В камере сидеть несладко.
Сэндс с ужасом посмотрел на наручники.
— Прошу вас, не надо! — воскликнул он.
— Я хочу вам помочь.
— Вы не можете.
— Почему?
— Господи…
— Мистер Сэндс, пожалуйста, встаньте и заведите руки за спину.
— О боже! — Оливер Сэндс медленно встал.
— Так вы расскажете, что случилось, или нет?
Сэндс посмотрел на Вуси и задрожал всем телом.
— Да. — Он неуклюже опустился на стул.
09.04–10.09
11
Гриссел полз по Луп-стрит в сторону порта. Он пожалел, что не поехал по другой улице. Здесь в это время всегда пробки. Машины движутся еле-еле; между ними шныряют пешеходы, которые переходят дорогу где попало. Местные бездельники. И туристы из Гаутенга, которых видно издалека. Сейчас Кейптаун накрыла вторая волна приезжих. Первая волна бывает в декабре, в дни школьных каникул. Самодовольные придурки, думают, что они для Кейптауна — Божий дар. Обычно туристы из провинции приезжают семьями. В их составе непременно хмурые подростки, беспрестанно играющие со своими мобильниками, взбудораженные мамаши, которые носятся из одного магазина в другой, усталые, растерянные папаши. Провинциалы из маленьких городков совершенно не умеют вести себя на улицах большого города. Они постоянно наталкиваются на других пешеходов. Со второй волной прибывает совершенно другая публика. В январе в Кейптаун приезжают самодовольные богачи, которые специально выжидали, пока закончатся праздники. Рождество они проводят на пляжах Сандтона, а потом едут в Кейптаун проматывать денежки.
Попадались и группки иностранных туристов. Европейцы, законопослушные донельзя, переходят улицу только на разрешающий сигнал светофора. Они идут уткнув носы в путеводители и стремятся сфотографировать все подряд. Впереди на нескольких светофорах загорелся красный свет. Гриссел затормозил. Чем только занимаются автоинспекторы-муниципалы? Лень им оторвать зад от стула и синхронизировать работу светофоров!
Выругав про себя муниципалов, Гриссел вспомнил об утреннем «фельдмаршале» Урсоне. Надо ему позвонить. Вдруг они что-нибудь нашли? Нет, лучше поручить это Вуси. В конце концов, официально он ведет дело. Гриссел нетерпеливо побарабанил пальцами по рулевому колесу, понял, что наигрывает песню «Пресная вода», и предался угрызениям совести из-за Алексы Барнард. Он должен был все предвидеть заранее!
Она ведь сама призналась, что у нее бывают суицидальные фантазии. «Вот он возвращается домой в половине седьмого, как всегда, поднимается на второй этаж и находит мой хладный труп. Падает передо мной на колени и умоляет о прощении. Он рыдает, он сломлен… Правда, у меня концы с концами не сходятся. Как я буду следить за его реакцией, если меня больше нет?»
Гриссел покачал головой. Как он мог пропустить такую важную вещь? Вот что бывает, когда встаешь слишком рано, на час раньше обычного. Значит, он так и не проснулся по-настоящему. А кроме того, он налил ей выпить! Бенни, великий наставник! Как там говорил Джон Африка? «Вам придется учиться у него всему — даже тому, что он уже успел подзабыть». Гриссел пытался оправдаться в собственных глазах. Алекса Барнард говорила спокойно, и у него создалось ложное впечатление, будто ей удается держать себя в руках. А на самом деле она его просто-напросто использовала. Как только он прошептал: «Пресная вода», она протянула ему стакан за добавкой — как бы требуя уплаты за свою исповедь. Гриссел понимал ее состояние и разделял ее чувства, вот в чем дело! Он налил ей еще, она откинула волосы со лба и сказала:
— Я чувствовала себя такой маленькой и беззащитной!
А потом Алекса стала рассказывать о себе, и Гриссел совершенно забыл о ее суицидальных фантазиях. Ее голос завораживал. Он слышал горькую иронию, насмешку над самой собой. Она говорила так, словно речь шла вовсе не о ней, а о какой-то другой женщине. Алекса была единственным ребенком в семье. Отец работал в банке, мать была домохозяйкой. Каждые четыре-пять лет отца повышали в должности и переводили на новое место, и семья переезжала вместе с ним. Они жили в Парейсе, Потхефстоме, Порт-Элизабет — как нарочно, все города на букву «П». Наконец они переехали в город, начинавшийся на другую букву. Бельвиль. В каждом городе она оставляла друзей, к которым не успевала привязаться по-настоящему, а на новом месте приходилось начинать все сначала. Ей часто приходилось быть новенькой в школе. Алекса привыкла к тому, что в ее жизни нет ничего постоянного. Она все больше и больше уходила в собственный мир, главным образом за закрытой дверью своей комнаты. Она вела дневник, читала, фантазировала… В старших классах она мечтала, как станет знаменитой певицей, будет собирать полные залы, слушать овации, как ее фото украсит обложки журналов. Она будет тусоваться с другими знаменитостями и выйдет замуж за принца.
