Джозеф Файндер - Директор
Однажды один посетитель Ника Коновера прошелся по поводу его огромного кабинета. Этим посетителем был глава всемирного отдела закупок корпорации «IBM», острый на язык, постоянно куда-то спешащий человечек.
«Трудно сказать, сколько кабинок влезло бы в ваш кабинет, мистер Коновер», – пробормотал он, неодобрительно разглядывая огромный письменный стол из красного дерева.
На следующий же день Ник приказал полностью переделать под кабинки свой кабинет и кабинеты всех своих заместителей. Те, конечно, начали ныть о том, что много лет горбатились на работе именно ради больших кабинетов с личными балконами, а не ради кабинок, как в общественных туалетах, но Ник настоял на своем.
Конечно, на оснащение кабинок пятого этажа пошло все самое лучшее: серебристые звукопоглощающие панели в блестящих стальных рамках, элегантная кожаная мебель и в том числе пользующиеся популярностью во всем мире невероятно дорогие кресла «Стрэттон-Симбиоз», одно из которых уже удостоилось чести стать экспонатом Музея современного искусства.
В конце концов люди привыкли к новой обстановке и перестали жаловаться, а когда журнал «Форчун»[24] опубликовал на целый разворот статью о том, как руководство «Стрэттона» не просиживает штаны в роскошных кабинетах, а трудится в поте лица своего наравне с остальными сотрудниками корпорации, они стали даже гордиться своими кабинками и возгордились ими еще больше с тех пор, как на «Стрэттон» стали приезжать группы студентов-дизайнеров, которые с разинутыми ртами осматривали пятый этаж административного корпуса и с восторженными лицами перешептывались между собой о том, что ничего круче они в жизни не видели.
И они были правы. Руководство «Стрэттона» сидело в самых продвинутых кабинках на земном шаре. И сидя в кабинках, оно прикидывало, как бы засадить весь остальной земной шар в такие кабинки. Ник иногда думал об этом и усмехался.
Конечно, никакой личной жизни на работе не стало вообще. Все тебя видели, все знали, когда ты пришел, когда ты ушел, кто к тебе зашел и так далее. Громкие разговоры по телефону теперь разносились по всему этажу.
Однако и это имело свою положительную сторону, представители покупателей теперь видели, что руководители «Стрэттона» не гнушаются продукцией своего производства, а прекрасно чувствуют себя, используя ее по прямому назначению.
Вот так и случилось, что у Ника Коновера больше не было кабинета. Теперь у него было только рабочее место. При этом он не скучал по огромному письменному столу и личному балкону, которые всегда казались ему никому не нужной роскошью. Обычно Ник прекрасно чувствовал себя на своем рабочем месте. Но не сегодня…
– Ник, вам плохо?
В кабинку Ника Коновера зашла Марджори с программой совещания руководства корпорации, назначенного на восемь тридцать. Секретарша Ника была, как всегда, безукоризненно элегантна. На ней был сиреневый костюм, нитка жемчуга – подарок, сделанный Ником несколько лет назад; от нее пахло дорогими духами.
– Нет-нет. Все в порядке.
Марджори не успокоилась и внимательно разглядывала Ника.
– У вас больной вид. Вы хорошо спали?
Нику очень хотелось признаться, что почти не спал две ночи, но он прикусил язык, представив, как Марджори рассказывает его заместителям: «Он сказал, что почти не спал две ночи, но не сказал почему!»
– От моего Лукаса сойдешь с ума, – пробормотал он и явно попал в точку.
– Вашему мальчику сейчас очень нелегко, – авторитетным тоном заявила Марджори, практически одна вырастившая двух сыновей и дочь.
– К тому же переходный возраст…
– Хотите дам дельный совет?
– Очень хочу, но чуть позже, – заявил Ник, мысленно прикидывая все возможные способы любой ценой уклониться от советов своей секретарши.
– Тогда у вас сейчас совещание. Вы готовы?
– Готов.
«Можно ли по виду человека сразу понять, что он убийца? – думал Ник. – Не видно ли это как-нибудь по его лицу?»
Ник был в таких расстроенных чувствах, что его сейчас не на шутку волновал этот вопрос. На совещании он почти не открывал рта, потому что не мог сосредоточиться. Внезапно он вспомнил, как они с Лаурой и с детьми отдыхали на природе. Они жили в домике в лесу, и однажды в домик заползла змея. Лаура с детьми завизжали и потребовали, чтобы Ник убил проклятую тварь лопатой, но он не стал убивать живое существо. Он объяснил жене и детям, что это неядовитый уж, но они все равно отсылали его за лопатой. Тогда он взял отчаянно извивавшегося ужа рукой и вышвырнул из дверей домика.
«Тогда я не смог убить змею…» – с горечью подумал Ник.
Как только закончилось совещание, он тут же покинул помещение, избегая лишних разговоров.
Вернувшись на свое рабочее место, Ник вышел во внутреннюю сеть «Стрэттона», чтобы узнать приемные часы начальника службы безопасности корпорации Эдди Ринальди. Ник с Эдди не разговаривали с того самого момента, когда тот уехал с трупом в багажнике. Всю субботу и все воскресенье Ник вздрагивал от телефонных звонков, опасаясь, что это может быть Эдди. Однако Эдди не позвонил Нику, а тот не звонил Эдди. Оставалось надеяться на то, что Эдди сумел выполнить задуманное, но теперь Нику было мало простой надежды. Он хотел быть в этом уверен.
Сначала Ник решил написать Эдди по электронной почте о том, что хочет с ним встретиться, но потом передумал. Электронная почта, голосовая почта, сообщения по телефону, – все это улики.
4
Одри ходила на вскрытия трупов в приказном порядке. Отдел медицинской экспертизы требовал, чтобы при вскрытии присутствовал хотя бы один из детективов, ведущих данное дело. Одри считала, что это глупость, потому что медики и так тщательно записывали все внешние и внутренние особенности трупа и готовы были сообщить детективам любые подробности.
С другой стороны, присутствие детектива на вскрытии могло помочь не упустить из виду то, что могло ускользнуть от внимания медиков. И все равно Одри никак не могла привыкнуть к вскрытиям. Она все время боялась, что ее вырвет, когда начнут резать труп. Впрочем, ее вырвало только в первый раз да и то потому, что резали страшно обгоревшее женское тело.
Однако на вскрытии Одри пугали не только чужие внутренности. Ей было очень неприятно смотреть на бездушные трупы, мало чем отличающиеся от развесного мяса. Именно поэтому Одри и решила пойти расследовать убийства. Кара, понесенная человеком, лишившим тела чужую душу, далеко не всегда примиряла с утратой родных и близких погибшего, но все же вносила хоть какое-то подобие порядка в погрязший в глубоком хаосе мир. К себе на рабочий компьютер Одри приклеила бумажку со словами мало известного непосвященным автора классического труда «Практическое расследование убийств» по имени Верной Геберт.[25] Слова Вернона Геберта звучали так: «Мы выполняем работу Бога на земле». Одри верила в это. Хотя чаще всего работать ей было нелегко, она твердо верила в то, что выполняет на земле Божью работу, к которой относилась очень серьезно и ответственно, отчего на вскрытии ей было не легче.
Одри боком вошла в отделанный белой керамической плиткой морг, пропахший хлоркой, формалином и дезинфицирующими средствами. Ее напарник отправился звонить по телефону и опрашивать свидетелей. Впрочем, Одри сильно сомневалась в том, что Рой Багби будет перетруждать себя расследованием по делу об убийстве «старого пердуна», как он успел окрестить жертву.
Морг и операционная для вскрытия находились в подвале больницы им. Босуэлла. Они скрывались за дверью с надписью «Помещение для патологоанатомов». Здесь все казалось Одри жутким – от слегка наклоненного для стока крови и прочих жидкостей стола из нержавеющей стали, на который клали труп, до пилы для костей на железной полке, зловещего вида банок в железной раковине и подноса для внутренних органов с потемневшей за долгие годы использования трубкой для отвода крови.
Сегодня вскрытие проводил молодой доктор по имени Джордан Мецлер, один из трех медицинских экспертов, выделенных в помощь полиции. Доктор Мецлер был очень хорош собой и знал это. У него были густые темные волнистые волосы, большие карие глаза, прямой нос, полные губы и ослепительная улыбка. Все знали, что долго он в этой должности не пробудет. Он был слишком хорош и для нее, и для Фенвика. Недавно ему предложили работу в одной из известных клиник Бостона. Через несколько месяцев доктору Мецлеру суждено сидеть в каком-нибудь дорогом бостонском ресторане с хорошенькой медсестрой из своей клиники и рассказывать ей о двух годах, проведенных им в забавном мичиганском захолустье.
– А вот и Одри! – воскликнул он и приказал трупу: – Встать! Смирно! Равнение на середину!
– Здравствуйте, доктор Мецлер, – с улыбкой проворковала ему Одри.
