Ю Несбё - Леопард
— Да, — сказал Хаген. — Я это знаю. И поэтому у меня условие: если ваше расследование и выплывет наружу, то к нашему отделу это не будет иметь никакого отношения.
Харри прикрыл глаза. А Хаген продолжал:
— Мы, конечно, выразим сожаление по поводу того, что в дело оказались втянуты отдельные наши сотрудники, но четко дадим понять, что это просто известный игрок-одиночка Харри Холе начал расследование совершенно самостоятельно, без ведома руководства отдела. И ты эту версию подтвердишь.
Харри вновь открыл глаза и уставился на Хагена.
Хаген встретил его взгляд:
— Вопросы есть?
— Да.
— Пожалуйста.
— Где происходит утечка информации?
— Не понял?
— Кто информирует Бельмана?
Хаген пожал плечами:
— Мне не кажется, что он следит за нашими делами постоянно. А о том, как до тебя добраться, он мог узнать из самых разных источников.
— Я знаю, что Магнус Скарре любит трепать языком к месту и не к месту.
— Не спрашивай меня больше ни о чем, Харри.
— О'кей. Где оборудуем штаб-квартиру?
— Да, вот именно, вот именно. — Гуннар Хаген несколько раз кивнул, как будто как раз об этом они уже говорили. — Что касается помещения…
— Ну?
— Я говорил, что тут все переполнено, так что надо найти что-то за пределами, но поблизости…
— Хорошо. Так где?
Хаген посмотрел в окно. На серые стены окружной тюрьмы.
— Шутишь, — сказал Харри.
Глава 14
Набор сотрудников
Бьёрн Холм вошел в переговорную криминалистического отдела в Брюне. Солнце за окном уже приготовилось скрыться за фасадами домов и отдать город во власть вечерних сумерек. На парковке перед зданием было полно машин, а перед входом в КРИПОС на другой стороне улицы стоял белый автобус со спутниковой тарелкой на крыше и логотипом Норвежской телерадиовещательной компании на борту.
Единственным человеком в переговорной, помимо него, была его начальница, Беата Лённ, исключительно бледная, хрупкая и тихая дама. Тому, кто не знал всего, могло показаться, что такой женщине непросто руководить целой оравой взрослых, очень профессиональных, самоуверенных экспертов-криминалистов, всегда имеющих свое особое мнение и не боящихся конфликтов. Но тому, кто знал все, было очевидно, что только она и могла с ними справляться. Не столько потому, что ее уважали за то, что она не сломалась, проводив на вечное дежурство двух полицейских: сначала собственного отца, а потом и отца своего ребенка. А просто она была лучшей из них и излучала такую безупречность, цельность и силу, что, когда Беата Лённ шепотом отдавала приказ, опустив глаза и покраснев, приказ этот исполнялся беспрекословно. Так что неудивительно, что Бьёрн Холм поспешил сюда, как только получил сообщение.
Она сидела в кресле, придвинутом почти вплотную к телевизору.
— Прямая трансляция с пресс-конференции, — произнесла Беата, не оборачиваясь. — Садись.
Холм тут же узнал людей на экране. И подумал, до чего же странно сидеть здесь и наблюдать телевизионный сигнал, проделавший тысячи километров в космос и обратно только для того, чтобы показать ему то, что как раз сейчас происходит на другой стороне улицы.
Беата Лённ прибавила громкость.
— Вы совершенно правильно поняли, — сказал Микаэль Бельман и наклонился к микрофону, стоящему перед ним на столе. — Пока у нас нет ни следа, ни подозреваемых. И хочу повторить это еще раз: мы не исключаем, что погибшая могла покончить жизнь самоубийством.
— Но вы сказали… — начала было одна из журналисток.
Бельман оборвал ее:
— Я сказал, что мы расследуем эту смерть как подозрительную. Вы конечно же знакомы с терминологией. А если нет, то вам следует… — Он не стал продолжать и показал на кого-то за камерой.
— «Ставангер афтенблад», — проблеял этот кто-то на диалекте Ругаланна. — Не связывает ли полиция эту смерть с двумя другими смертями на…
— Нет! Если вы слушали внимательно, то поняли, наверное, что мы всего лишь не исключаем взаимосвязи.
— Это я понял, — продолжал носитель ругаланнского диалекта так же невозмутимо и медленно. — Но всех собравшихся здесь гораздо больше интересует то, что вы считаете, а не то, чего вы не исключаете.
Бьёрн Холм видел, как пристально Бельман смотрит на журналиста, как нетерпеливо подергиваются углы его губ. Женщина в форме, сидевшая рядом с Бельманом, закрыла рукой микрофон, наклонилась к нему и что-то зашептала. Лицо старшего инспектора потемнело.
— Микаэль Бельман проходит экстренный курс общения с СМИ, — сказал Бьёрн Холм. — Урок первый: гладь их по шерстке, особенно региональные газеты.
— Да он только начал, — заметила Беата Лённ. — Еще научится.
— Думаешь?
— Да, Бельман из тех, кто учится.
— Насколько я слышал, смирению научиться нелегко.
— Настоящему — трудно. Но в современном искусстве коммуникации важно уметь в нужный момент стелиться перед СМИ. Именно это Нинни сейчас ему и говорит. И Бельман достаточно толковый, чтобы понять.
На экране Бельман откашлялся, изобразил приятную, почти мальчишескую улыбку и наклонился к микрофону:
— Прошу прощения, если это прозвучало несколько резко, но у всех нас был тяжелый день, и я надеюсь, вы понимаете, что нам не терпится вернуться к расследованию этого трагического события. Сейчас мы должны заканчивать, но, если у кого-то из вас еще остались вопросы, передайте их Нинни, и я обещаю, что постараюсь ответить всем вам лично в течение вечера. До подписания номеров. Ладно?
— Что я тебе говорила? — Беата засмеялась с видом победительницы.
— A star is born, [39]— заметил Бьёрн Холм.
Картинка на телеэкране поменялась, и Беата Лённ повернулась к Бьёрну:
— Звонил Харри. Хочет, чтобы я тебя к нему прикомандировала.
— Меня? — спросил Бьёрн. — Зачем это?
— Сам прекрасно знаешь зачем. Я слышала, что ты был с Гуннаром Хагеном в аэропорту, когда Харри прилетел.
— Упс. — Холм широко улыбнулся, демонстрируя и верхние, и нижние зубы.
— Полагаю, Хаген хотел использовать тебя в операции «уговоры», поскольку прекрасно знает, что ты один из тех, с кем Харри нравится работать.
— Нельзя сказать, чтобы мы особо преуспели. Харри заниматься этим делом отказался.
— Ну, значит, сейчас передумал.
— Да ну? Интересно, что же его заставило изменить мнение?
— Он не сказал. Сказал только, что считает, что будет правильнее действовать через меня.
— Само собой разумеется, ты ведь здесь начальник.
— Когда дело касается Харри, ничего само собой не разумеется. Ты ведь знаешь, мы с ним хорошо знакомы.
Холм кивнул. Он знал. Знал, что Джек Халворсен, возлюбленный Беаты и отец ее будущего ребенка, был убит, когда работал вместе с Харри. В холодный зимний день ему перерезали горло прямо на улице, в Грюнерлёкке. Холм оказался там сразу после того, как это произошло. Горячая кровь, плавящая серо-стальной лед. Смерть полицейского. Харри никто не винил. Кроме его самого, конечно.
Холм почесал щетинистую щеку.
— И что ты ему ответила?
Беата вздохнула и посмотрела на улицу, на журналистов и фотокорреспондентов, которые торопливо покидали штаб-квартиру КРИПОС.
— То же, что тебе сейчас говорю. Что министерство дало понять: полномочия теперь у КРИПОС, и, следовательно, у меня нет никакой возможности направлять экспертов-криминалистов, занятых в этом деле, к кому-то, кроме Бельмана.
— Но?
Беата Лённ постучала шариковой ручкой по столу.
— Но ведь есть и другие дела, не только это двойное убийство.
— Тройное убийство, — сказал Холм и добавил, когда Беата Лённ пристально посмотрела на него: — Поверь мне.
— Я точно не знаю, что там расследует старший инспектор Холе, но ни одним из этих убийств он точно не занимается, тут мы с ним договорились, — сказала Беата. — Однако для расследования тех, других дел — каких именно, мне неизвестно — я тебя отпускаю. На четырнадцать дней. Экземпляр первого рапорта по делу, по которому вы работаете, должен быть у меня на столе не позднее чем через пять дней считая с сегодняшнего. Ясно?
Кайя Сульнес внутренне просияла и почувствовала почти непреодолимое желание завертеться на своем офисном кресле.
— Если Хаген согласится, я конечно же возражать не буду, — сказала она, пытаясь казаться сдержанной, но и сама слышала ликование в собственном голосе.
