Алексей Егоренков - Земля точка небо
Ее остановила высокая немолодая женщина в пиджаке и прямой юбке.
– Ты Воробьева? Члеянц, это она?
– Она, – устало подтвердила Лиза, которой начали приедаться новые лица.
– Да, Тамара Владимировна, – и у локтя незнакомой бизнес-леди соткался из полумрака Члеянц, нелепый помощник с хвостиком черных волос.
– Я исполнительный директор, – сказала женщина, протянув руку. У нее было холодное, но правильное лицо пожилой балерины, узкий рот, прямой нос и чуть косящие глаза.
«Ого, сама мадам Бергалиева», – подумала Лиза, уже слышавшая это имя от режиссера.
– Очень приятно, – сказала она, пожав сухую, меловую руку директорши. – Меня зовут Лиза.
Фу, ладонь как у школьной училки.
– Лиза Воробьева…. нет, – директорша уставилась на Члеянца. – Нет, это ни в какие ворота.
– Д-да, – замялся помощник. – Э-э, Лиза, вы у нас…
– Ты у нас будешь Элиза… – перебила его Бергалиева. – Элиза… э… Аркаша!
– Фрейд! – выдохнул Члеянц.
– М… Ну да, психолог Элиза Фрейд, – объявила Бергалиева. – Время.
И они ушли, оставив Лизу торчать на подиуме столбом.
– Какой еще ФРЕЙД? – хотела она крикнуть им вслед, но директорша и ее помощник уже исчезли. На часах было десять, и беготня в студии достигла своего пика. На сцене клубились люди, которые что-то настраивали, строили, приносили и уносили.
– Ну что, Фрейд, готова? – рядом появилась раскрасневшаяся Анжелика.
– Какой еще ФРЕЙД??
– Ты ведущая, привыкай, – девочка-аниме тряхнула челкой, взяла у кого-то зеркальце и наскоро припудрила щеки.
– Я… я уже ВООБЩЕ не соображаю! – выдохнула Лиза, едва не разрыдавшись.
– Так, – Анжелика профессиональным движением поймала ее за плечи. – Ну-ка, гляди на меня.
– Что? – уныло сказала Лиза. – Что еще?
– Выпить хочешь?
– Нет…
– Серьезно, если нужно пятьдесят, я сразу говорю: видишь тетку возле оператора? У нее стаканчики и коньяк.
– Нет, – Лиза покачала головой. – Нет, я лучше после.
– Хорошо, идем курить.
– Идем.
И Анжелика снова потащила ее за кулисы.
После сигареты Лизе стало куда лучше. Она даже удивилась, какого черта было затевать истерику. Ну, псевдоним, Элиза, нормально… ну, Фрейд.
– Ты понимаешь, дело в чем, строго говоря, Фрейд вообще даже не психотерапевт.
– И шел бы он к… – отозвалась Анжелика, лениво пуская дым.
«Нет, она ничего», – подумала Лиза. Просто смахивает на японскую школьницу, вот ты ее и невзлюбила. Познакомиться бы до съемок получше.
– Знаешь, Анжела…
– Не называй меня так, – Анжелика сверкнула темными глазами. Она затянулась и сказала чуть тише. – Ладно, я прошу прощения за «Элизу», годится?
– Конечно… М-м. Анжелика…
– Слушай, хватит издеваться, ладно?
– Но как тебя звать тогда?
Анжелика вынула изо рта белый окурок и пнула ногой урну.
– Катька, – сказала она, резко стряхнув пепел. – Катька Муромская.
...22 апреля 2003 года
В маленьком кабинете было пусто, не считая офисного стула без спинки, черного кресла в форме надувной лодки, и рабочего стола. Его матовую поверхность нарушал только факс, на панели которого тлела одинокая лампочка. Максим сидел и считал ее вспышки, сначала механически, потом с живым отвращением.
Где-то в районе тысячной отметки телефон булькнул и затрещал. Макс подобрал трубку.
– С кем я говорю? – потребовал мягкий голос по ту сторону линии.
– А я с кем говорю? – отозвался Максим. – Это новый сотрудник.
– Мобильный номер.
– Что?
– Дай мне свой мобильный номер.
– Я сам второй час торчу в кабинете, мне интересно, где эта сволочь шля…
– Эта сволочь я, – остановил его голос. – Давай мобильный номер.
Максим продиктовал ему цифры, и факс немедленно умолк. Сразу зазвонил сотовый.
– Отлично, – в мобильном исполнении голос звучал чуть бодрей. – Теперь: главное, не стой на месте. Выходи из кабинета и к лифту, поскорее. Идешь?
– Да.
«Что за кретинизм », – подумал Макс, терзая кнопку лифта. Детский сад.
– Потом налево, за желтой дверью – костюмерная. Там говоришь: «дресс-код четыре». Запомнил? Я перезвоню.
Секунду поколебавшись, Максим открыл желтую дверь и оказался в тесном лабиринте из этажерок и шкафов, между которыми во мраке ходили костюмеры. «Только бонусов по углам не хватает», – подумал Макс.
– Дресс-код четыре, что бы это ни значило, – сказал он, торжественно подняв руки.
– Вам срочно или долго? – спросил ближайший к нему костюмер, самый высокий, лысый и, по-видимому, главный.
– Я так понимаю, срочно, – ответил Максим, пытаясь высмотреть где-нибудь стул.
Присесть он так и не успел. Макса обступили все трое: главный давал указания, остальные два, помоложе и не такие длинные, возились с пыльными тряпками и прикладывали к ноге Максима спортивную обувь.
– Во-от, переоденьтесь, – главный вручил Максу уродский тренировочный костюм, шапку и пару убитых серых кроссовок.
– А нельзя ли помедленней, без… – его прервал звонок сотового.
– Переоделся?
– Я не стану…
– Это только временно.
– В любом случае, не могу же я оставить здесь вещи. Мой костюм стоит…
– Возьми у них сумку.
– Не знаю, это… Всё это обязательно?
– Быстрей, у нас кончается время.
«Иди ты», – подумал Максим. Увольняюсь, пошли все к такой-то матери.
– Решай быстрее, – сказала трубка.
Они ждали. Главный держал в руках пыльные кроссовки.
– Короче, такая девочка новая к Анжеле пришла, – тихо сказал один младший костюмер. – Из провинции откуда-то.
«Это моя девочка, козлы», подумал Макс. Это моя девочка, есть вопросы?
– Хорошо, – он сжал трубку в кулаке. – Что дальше?
– Переодевайся и выходи налево через длинный холл, там возьмешь сетку для тенниса, и сразу ко мне, выход из «Кропоткинской».
...22 апреля 2003 года
– Ну что, всё понятно? – Ксюша взяла у него бумаги. – Оставь себе вот эту, это памятка.
– Да. Только один вопрос, – признался Дима.
– Угу?
Он поскреб коротко стриженый затылок и потер щеку.
– Вот в журнале напечатали «Сказок» – это же поп-музыка?
– Ну да, а что?
– Но ведь это… не блюз.
– Э? – Ксюша подняла брови.
– Журнал ведь «Ритм-н-блюз» называется?
– Блин, – Ксюша наклонила голову. – Ты не знаешь, что такое ар-эн-би?
– Нет.
– Ритм-н-блюз. Такой модный стиль, – сказала Ксюша, потерев нос ладонью. – Не имеет отношения к блюзу. Попсовый, глупый, насквозь коммерческий.
– А зачем называть так журнал?
– Потому что журнал такой. А журнал, потому что читатель такой же. Оки? Еще вопросы?
– Да, – сказал Дима. – Что мне нужно делать?
– Всё очень просто. Пока я не найду тебе следующее интервью, примени свои знания на деле и напиши заметку. Мы ее разберем, и ты поймешь, куда двигаться.
– А на какую тему?
– Ха! – Ксюша хлопнула в ладоши. – Знаешь, дай мне тему, я сама напишу. Наша работа и есть, по сути, вечные поиски темы.
– Ну подскажи хотя бы, с чего начать.
Ксюша задумчиво потерла запястье.
– Я так поняла, ты не разбираешься в современной музыке?
Дима покачал головой.
– Тогда не знаю… Придумай что угодно. У нас рубрик много, пристроим, если что.
Дима отвернулся к экрану и дважды аккуратно щелкнул «пробелом». «Про что бы написала ты, Синица», – подумал он.
– Можно, – он прикусил и пожевал губу. – Можно я напишу про двух подруг-лесбиянок? Они порнозведзы…
– Господи помилуй, нет, – сказала Ксюша. – Ты с ума сошел? Это неформат.
– А? То есть, запрещено?
– Да нет же, у нас что, по-твоему, цензура? Всё разрешено. Просто неформат. Мы не тот журнал, понимаешь?
– М-м, – сказал Дима, мусоля ноготь большого пальца. – А если про армию?
Ксюша тряхнула челкой.
– Не годится.
– Тоже неформат?
– Вообще-то, смотря что… нет, – она поправила волосы. – Нет, все равно, не годится.
Дима потер щеку и задумался. Ксюша стояла рядом. Не удержавшись, она тихо запела и закружилась между столов, подобрав невидимое бальное платье.
– А что, если, – Дима оглянулся и повторил. – Что, если написать про это… про фобию?
– Давай, – согласилась Ксюша, продолжая вертеться. – У нас есть психология, там как раз девочка – моя подруга. Конкретно, что за фобия?
– Ну… страх закрытых мест.
– Уже было, в декабре.
– Страх высоты?
– Было еще раньше.
– А чего не было?
– Скажу так, – Ксюша сморщила нос. – В последнем номере писали про лалиофобию.
– Это что?
– Боязнь речи. Хочешь взять фобии – найди что-то оригинальное. Хотя бы настолько.
– А где?
– Не знаю.
– Может, в интернете?
– Там уже всё до тебя найдено. Проще завести знакомого психолога.
...22 апреля 2003 года
Несчастный парень сидел на табурете, ссутулив широкие плечи, свесив голову и глядя в синий ворсистый пол. Лиза отчаянно завидовала гостю программы: ей приходилось торчать возле тумбы на затекших ногах и смотреть широко распахнутыми глазами в телесуфлера.
